Война нервов - Альфред Ван Вогт

Гроувнор резко выпрямился — он вспомнил приказы, которые передавал. В результате все люди на корабле должны были спать.

Задержавшись лишь для того, чтобы разбудить Кориту, Гроувнор выскочил в коридор. На ходу он повсюду видел лежащих в бессознательном состоянии людей, но стены были чистые. Пока он бежал к контрольному пульту, ему не встретилось ни одного изображения.

Войдя в контрольный пункт, он не без усмешки переступил через тело спящего капитана Лича. Со вздохом облегчения он включил рубильник, питающий экран внешнего вида.

Не прошло и минуты, как Эллиот Гроувнор уже сидел в кресле пилота, меняя курс «Космической гончей».

Прежде чем покинуть контрольный пункт, он поставил ограничитель на руль управления сроком на десять часов. Это было предосторожностью на случай, если кто-нибудь из экипажа очнется не в лучшем настроении. Затем он поспешил в коридор и принялся оказывать помощь пострадавшим.

Все его пациенты были без сознания, так что об их состоянии он мог только догадываться. Действовал он уверенно.

При затрудненном дыхании, шоке вводил плазму крови. Впрыскивал болеутоляющие средства, если видел опасные ранения, и прикладывал быстродействующие целебные мази на ожоги и раны. Семь раз — теперь уже с помощью Кориты — он погружал на тележки тела убитых и бегом отправлял их в реанимационные кабины. Четверых удалось вернуть к жизни, но даже после этого остались тридцать два трупа, которых, как заключил Гроувнор, не стоило даже пытаться оживлять.

Они все еще занимались ранеными, когда один из техников-геологов проснулся, лениво зевнул, и внезапно его лицо исказил ужас. Гроувнор понял, что к нему вернулась память, и с тревогой следил за подходившим. Геолог озадаченно переводил взгляд с Гроувнора на Кориту и наконец предложил:

— Вам чем-нибудь помочь?

Вскоре помощников стало с десяток, если не больше. Сосредоточенно, молча включились они в работу, и лишь изредка брошенный взгляд или слово указывали на то, что они не забыли охватившего их безумия и теперь осознавали, как дорого оно обошлось.

Гроувнор не заметил, как подошли капитан Лич и Мортон. Он увидел их, когда они уже разговаривали с Коритой. Корита покинул помещение, а они пригласили Гроувнора на совещание в контрольный пункт. Мортон молча похлопал его по плечу. Гроувнор пытался понять, помнят ли они о случившемся: гипноз нередко сопровождался спонтанной амнезией. А если они ничего не помнят, объяснить происходившее на корабле будет совсем нелегко.

Однако он вздохнул с облегчением, когда капитан Лич проговорил:

— Мистер Гроувнор, вспоминая обрушившееся на нас бедствие, мы с мистером Мортоном поражаемся вашей попытке заставить нас понять, что мы стали жертвами атаки извне. Мистер Корита только что рассказал нам, как вы действовали. Я бы очень хотел, чтобы вы поделились со всеми руководителями отделов своими впечатлениями обо всем случившемся.

На подобное сообщение потребовалось больше часа. Когда Гроувнор закончил, один из слушателей сказал:

— Уж не хотите ли вы убедить нас в том, что это была попытка наладить с нами дружеские отношения?

Гроувнор согласно кивнул:

— Боюсь, что именно так оно и было.

— То есть вы считаете, что мы не смогли бы расправиться с ними, разбомбить их ко всем чертям?

— Ни к чему хорошему это не привело бы, — твердо заявил Гроувнор, — Вот навестить их и наладить с ними более тесный контакт мы могли бы.

— Это заняло бы слишком много времени, — поспешил возразить капитан Лич. — Потребовалось бы преодолеть огромное расстояние, — и он кисло добавил: — Да и цивилизация эта скорее всего серенькая.

Гроувнор заколебался, но не успел он сказать и слова, как вмешался Мортон:

— Что вы на это скажете?

— Полагаю, что командир имеет в виду отсутствие механических средств. Однако живые организмы могут испытывать удовлетворение и от того, что не имеет отношения к машинам: вкусная еда и питье, дружеские и любовные связи. Я склонен предположить, что этот птичий народ находит эмоциональную разрядку в общих мыслях и в способе размножения. Было время, когда у человека было немногим больше этого, и тем не менее он называл это цивилизацией; и в те времена, как и сейчас, были великие люди.

— И все же вы говорите, — сказал физик фон Гроссен вкрадчиво, — что не колеблясь нарушили их образ жизни.

Гроувнор сохранял хладнокровие.

— Глупо жить обособленным миром и им, и нам, людям. Я всего лишь разрушил их сопротивление новым идеям, чего мне, к великому сожалению, никак не удается добиться здесь, на борту корабля.

Несколько человек неловко рассмеялись, и совещание подошло к концу. Когда все стали расходиться, Гроувнор заметил, что Мортон беседует с Йеменсом, единственным сотрудником химического отдела, который присутствовал на совещании. Химик — теперь уже заместитель Кента — хмурился, несколько раз отрицательно качал головой. Потом что-то долго говорил, а затем они с Мортоном пожали друг другу руки.

Директор подошел к Гроувнору и тихо сообщил:

— Химики вынесут свое оборудование из вашего помещения в течение двадцати четырех часов при условии, что об этом инциденте будет забыто. Мистер Йеменс…

— Что думает об этом сам Кент? — перебил его Гроувнор.

Мортон немного помолчал.

— Он надышался газом, — произнес он наконец, — и несколько месяцев проведет в постели.

— Но, — сказал Гроувнор, — это значит, что выборы пройдут без него.

Снова Мортон ответил не сразу.

— Да, без него. Это значит, что победа на выборах будет за мной, так как не будет никакой оппозиции — претендентов, кроме Кента, нет.

Гроувнор молчал, думая о последствиях. Приятно было сознавать, что Мортон останется во главе администрации. Но что делать с теми, кто поддерживал Кента, а теперь будут разочарованы?

Он хотел поделиться своими сомнениями, но Мортон опять опередил его.

— Хочу просить вас об одной услуге, мистер Гроувнор. Я убедил мистера Йеменса, что неразумно поддерживать Кента в его нападках на вас. Во имя сохранения мира прошу вас хранить молчание. Не предпринимайте попыток закрепить свою уже одержанную победу. Если вас будут спрашивать, говорите, что происшедшее просто несчастный случай, но сами разговоров на эту тему не заводите. Вы обещаете мне это?

Гроувнор согласно кивнул.

— Позвольте мне кое-что предложить вам? — сказал он не очень уверенно.

— Прошу вас.

— Почему бы не оставить имя Кента в бюллетенях для голосования?

Мортон, прищурившись, изучал его. Казалось, он был в некотором замешательстве. Наконец он произнес: