Фантастика - Борис Акунин

Значит, медаль нужно было добыть, кровь из носу. Проблема заключалась в том, что по разнарядке золотой кругляшок выдавался один на школу, а в параллельном классе «Б» училась Милка Зайчицкая, дочка члена политбюро. Между прочим, тоже отличница, так что медаль Робу никак не светила, даже если историк Борис Сергеевич проявит принципиальность.

Прежний Дарновский посопел бы и утерся, но теперь, когда фамилия Роба открыла свой сокровенный смысл (происходила она от слова «Дар», тут без вариантов), сдаваться без борьбы не подобало.

Милка была очкастенькая, тихая, похожая на мышь. Никто к ней не клеился – и не потому что страхолюдная, а потому что папани боязно. Не говоря уж про то, что Зайчицкую в школу привозили на большой черной тачке, и потом до конца уроков в раздевалке сидел охранник, решал кроссворды.

Роб подошел к Милке на перемене и сразу взял быка за рога.

– Слушай, она тебе нужна, эта медаль? – укоризненно спросил он, глядя августейшей мышке в глаза.

«О чем он? Какая медаль?», – с искренним удивлением спросил нежный, запинающийся голос.

– Какая медаль? – сказала Милка вслух. Внешний ее голос, увы, звучал хуже внутреннего.

– На которую тебя директор с завучем тянут. Потому что перед твоим отцом прогнуться хотят. Ты же и без медали куда хочешь поступишь, тебе только пальцем ткнуть.

Она часто-часто замигала.

«Как стыдно, господи, как стыдно, неужели правда?»

– Ты это точно знаешь? Про директора с завучем?

– Точно.

«Зачем он мне это?»

– А… а зачем ты мне это говоришь?

– Затем, что тебе эта позолоченная медяшка на фиг не сдалась. А для меня она единственный шанс поступить туда, куда я хочу. Но портреты моего папы на демонстрациях по Красной площади не носят, поэтому медаль дадут тебе.

«Он честный. Не врет. Не такой, как другие. И глаза».

Услышав про глаза, Роб сглотнул. Ёкэлэмэнэ, а ведь захочу – моя будет. Дочка самого Зайчицкого! Главное, девка вроде хорошая. Что думает, то и говорит, первый раз такую вижу.

Но шикнул на себя: стоп, задний ход. Для трали-вали она не годится. Во-первых, крокодилина. Во-вторых, как бы башку не отвинтили. А про законный брак думать еще рано. Ничего, с Даром я любую царевну отхвачу, успеется.

– Что… что мне делать? – тихо спросила Милка. – Ты скажи, я сделаю.

«Вот если бы такой. Да, именно такой…»

– Пойди к директору и скажи: очень прошу вас медали мне не давать, папе это не понравится. Я тебе этого никогда не забуду.

И посмотрел на нее выразительно так, даже проникновенно.

– Хорошо… – Бледные щеки дурнушки зарозовели.

В общем, получил Роб свою медаль. Никакая она оказалась не золотая – легонький металлический кружок, покрытый микронным слоем позолоты. Неважно, зато это был ключ к воротам заколдованного замка. Верней, только первый из ключей.

Медалистам полагалось сдать два экзамена – сочинение и английский, набрав в сумме минимум 9 баллов. Но главное рубилово в МГИМО происходило на так называемом Собеседовании, еще до всяких экзаменов. Там тебя могли спросить о чем угодно, а то и просто завернуть без объяснения причин. Оставляли только своих, «списочных», да для разбавки некоторое количество терпил, которые потом не пройдут по баллам.

И вот настал тот день кровавый. В аудитории, куда вошел бледный и решительный Дарновский, за столом сидела комиссия из трех человек: посередине щекастый председатель с огромной, будто раздутой башкой и зачесом на малиновой лысине; по бокам еще двое, парень и баба, но на них Роб едва взглянул. Ясно было, что основняк тут Щекан Зачесович. Бой Руслана с Головой, бодрясь сказал себе Роб, разглядывая бугристую проплешину председателя.

Услышав фамилию абитуриента, тот вдруг заулыбался, приветливо сощурил припухшие глазки.

«Дарновский, Дарновский… кажется, был такой, точно был…»

Чего-чего? Где это я был?

Роб насторожился.

Но председатель полистал блокнотик, насупился.

«Нет, тут Тарновский. А это Дарновский. Ну и шнобель, еврей что ли, вот наглая нация, МГИМО ему подавай. Что бы ему такое вчекалдычить?»

И вчекалдычил:

– Ну, молодой человек, расскажите нам про всемирно-историческое значение Великой Октябрьской Социалистической Революции, по пунктам.

Вопрос бы подлый, каверзный. Все эти чертовы пункты нормальный человек ни за что не упомнит, какой-нибудь обязательно пропустит.

Начал Роб резво:

– Великая Октябрьская Социалистическая Революция открыла пути решения коренных проблем, выдвинутых всем ходом мировой истории: о будущем обществе, о социальном прогрессе, о войне и мире. Подтвердила ленинскую теорию социалистической революции…

Потом, пункта примерно с десятого, сбавил темп, давая Щекану возможность включиться – мысленно подсказывать.

И всё пошло путем, закончил, как под диктовку:

– И последний, шестнадцатый пункт: Великая Октябрьская Социалистическая Революция послужила вдохновляющим импульсом для развития новых, революционных форм гуманистического искусства.

«Вот зараза. Ничего, я тебе про нацосвдвижение».

– Ну как же, – расстроенно развел руками председатель. – Как можно было не упомянуть о таком факторе глобального значения…

– Да-да, – перебил его Роб. – Великая Октябрьская Социалистическая Революция явилась переломным рубежом в развитии национально-освободительного движения и положила начало кризису колониальной системы.

«Вот … – неожиданно проскочило в мыслях Зачесовича матерное слово, – с языка снял, засранец».

Он с неудовольствием покачал головой:

– Поживей надо, поуверенней. Ведь это Великая Октябрьская Социалистическая Революция. Ладно, дадим вам еще шанс.

Попробовал срезать по датам, но это был пустой номер, после Бориса-то Сергеевича.

Тогда гнусный Щекан зашел с другого фланга – стал спрашивать имена руководителей братских партий.

Но для Роба и это была ерунда, просто повторяй за внутренним голосом «Густав Гусак, Николае Чаушеску, товарищ Хонекер», и все дела.

Однако когда в ход пошли лидеры афро-азиатских стран, выбравших некапиталистический путь развития, экзаменуемый занервничал. Это уже было чистой воды хамство. Уделает его щекастый барбос, возьмет не мытьем так катаньем.

– … Саморамашел… Менгистухайлемариам, – повторял он вслух за внутренним председателевым голосом (кстати сказать, преотвратным) белиберду, сам же лихорадочно шевелил мозгами.

Нужно было переходить от обороны к наступлению, иначе вылетишь в аут.

Он впервые переключил внимание на остальных членов приемной комиссии, которые за все время не произнесли ни слова.