Вот тако-о-ой! - Эдна Фербер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время обратного путешествия на ферму в тележке Пулей Марта, смакуя, как истинная дочь Евы, все подробности, рассказала ей всю историю, давно ей известную.
Первус де Ионг овдовел два года тому назад. Через месяц после смерти его жены умер и Линдерт Парленберг, оставив вдове самую богатую и наиболее доходную ферму во всей округе. У Первуса же имелось только двадцать пять акров очень плохой низины, доставшейся ему от отца. Земля была совершенно бесплодной. Весной, когда надо было сеять и делать ранние посадки овощей, шестнадцать акров из двадцати пяти оказывались под водой. Первус терпеливо сажал, сеял, косил, возил на рынок ту зелень, что ему удавалось собрать. В этой преуспевающей голландской общине он один, казалось, не был преуспевающим и даже как будто не стремился к этому.
Казалось, сама судьба и природа были против него. Посевы его не давали урожая, скот болел, капусту съедали черви. Если он сажал много шпината, рассчитывая на обильные дожди весной, весна оказывалась засушливой. Если по всем приметам следовало ждать засушливую весну и лето и Первус вместо шпината сажал бермудский картофель, лето оказывалось самым сырым за последние десять лет. Вредители, казалось, какой-то незримой силой направлялись преимущественно на его поля. Может быть, будь он мал, жалок и ничтожен, злая судьба в конце концов из презрительного сожаления к нему сменила бы гнев на милость. Но тут перед вами была притягивающая красота великана.
В довершение всего хозяйство в его домике велось через пень-колоду и было предметом осуждения всех соседок: им заведовала старая родственница с ревматизмом, и ее пироги и хлеб бывали всегда скандально неудачны.
И вот этот-то Первус де Ионг оказался объектом страстных чувств вдовы Парленберг с ее богатым и огромным участком, удобным и красивым домом, золотой цепью на шее, шелковыми платьями, с ее мягкими белыми руками и прославленными кулинарными талантами. Она обожала его открыто и с пылкостью, которая другого мужчину давно привела бы к ее ногам. Все знали, что она посылала ему каждую неделю кекс, пироги, хлеб, собственноручно испеченные. Она предлагала ему отборные семена с ее прибыльных полей, рассаду из ее парников, и от всего этого он упорно и постоянно отказывался. Она льстила ему, завлекала, упрашивала заглянуть к ней и отведать ее стряпню. Она даже просила у него советов – тончайшая форма лести! Она спрашивала Первуса относительно выбора удобрения, свойств почвы, обработки ее, она, чья богатейшая земля при ее умелом хозяйничании давала с каждого акра больше дохода, чем десять акров Первуса.
Ее фермой превосходно управлял Ян Брасс под ее наблюдением, разумеется.
Де Ионг был простодушен и вначале попадался на эту удочку. Она, бывало, скажет своим глубоким ласкающим голосом.
– Мистер де Ионг, могу я спросить у вас совета по поводу кое-чего? Я ведь одинокая женщина с тех пор, как похоронила Линдерта, а чужие не очень-то станут беспокоиться о моем добре и моей земле. Хочу с вами потолковать насчет редиса, латука, шпината и турнепса. В прошлом году они вышли такие волокнистые и песочные из-за этого Яна Брасса. Он за медленное выращивание, а вы так быстро сняли свои. Брасс уверяет, что виновато мое удобрение, но я думаю иначе. Что скажете вы?
Ян Брасс, узнав об этом совещании, рассказывал всем о нем с мрачным юмором. Фермеры, встречаясь с Первусом де Ионгом, приветствовали его словами:
– Здорово, де Ионг! Что? Даете вдове Парленберг добрые советы?
А тот год как раз был исключительно неудачным для Первуса де Ионга: на его собственных полях ни одна культура не дала хорошего урожая. И когда все Ай-Прери начало исподтишка показывать на него пальцем и посмеиваться; он наконец сообразил, что хитрая, вдовушка водит его за нос. Медленно созревающий, но упорный гнев истинного голландца поднялся в нем – возмущение мужчины, которого провела женщина.
Когда она подошла как-то к нему, обычным сладким голосом спрашивая совета относительно дренажа участка с кормовыми травами и еще чего-то, он сказал резко:
– Вы бы лучше обратились за советом к Гарму Тьену.
Гарм Тьен был известный во всей округе идиот, несчастный дурачок тридцати лет, с мозгом пятилетнего ребенка.
Отлично понимая, что весь поселок относится Одобрительно к его предполагаемой выгодной женитьбе на толстой, богатой, красногубой вдовушке и старается толкнуть его на это, Первус заупрямился, как бык, и ничего не хотел больше слышать о ней. Ему было так неуютно в неопрятном домике; он был одинок и несчастен. Но о вдове он знать ничего не хотел. Тут проявились тщеславие, гордость, возмущение мужчины – все вместе.
При первой же встрече Селины и Первуса де Ионга случаю угодно было, чтобы он выступил ее защитником. При этаком начале конец был заранее предрешен; Произошло это следующим образом.
Уступая уговорам Марты и отчасти собственной фантазии, Селина отправилась как-то на большое собрание и танцы в зале Адама Оома – большом сарае вблизи станции железной дороги. Здесь собрались фермеры всего района с семьями. Некоторые приехали за много миль. Была назначена небольшая плата за вход; вырученные деньги предназначались для покупки нового органа для церкви. Три музыканта играли без перерыва. Женщины привезли с собой в ящиках и корзинах ужин. Корзинки разыгрывались с аукциона, и тот, кто давал самую высокую цену, получал право ужинать с красоткой, чью корзинку он купил. Приготовили горячий кофе. Все собранные с аукциона деньги тоже предназначались для покупки органа.
Разумеется, весь аукцион проводился самым благонамеренным и добропорядочным образом, так, чтобы не разъединять супружеские пары. Каждая фермерша знала свою корзинку не хуже, чем своих ребятишек, и каждый фермер, когда корзинка его жены продавалась с аукциона, называл умеренную сумму и становился автоматически обладателем корзинки и компаньоном по ужину своей собственной жены. Зато корзинки незамужних женщин раскупались с бою. Марта упаковала свою корзину около полудня и уехала с Клаасом и детьми в четыре часа. Ей предстояло помогать при сервировке кофе и при мытье посуды. Клаас и Ральф тоже были вовлечены в работу. Обладательницы косичек скользили взад и вперед по навощенному полу вместе с другими шумливыми и визгливыми девушками поселка, пока не начали съезжаться целые толпы на аукцион и ужин. Якоб Гугендунк вызвался попозже проводить Селину на этот бал. Корзинка Селины должна была предлагаться с аукциона вместе с корзинками Катрин, Лин, Софии из Ай-Прери. Она сама укладывала ее. Марта, уезжая, оставила самые точные инструкции.
«Ветчина… пирожки… вот этот кувшин… маринованные овощи… смотрите, как бы не разлить… консервы…»