Литературная Газета 6341 ( № 40 2011) - Литературка Литературная Газета

Впрочем, об этом я уже много раз писал на страницах «Литературной газеты». Наверное, был я в своих суждениях излишне резок и категоричен. Но по сути прав. Тем более что каждая публикация вызывала многочисленные одобрительные отклики коллег-литераторов. Беда в том, что, какими бы суперактивными и гиперхозяйственными ни были руководители СП, конечный результат – умирание союза – неизбежен. Его существование в том виде, в котором он когда-то создавался и только в котором он, собственно говоря, и нужен всем нам, возможно при одном условии: если писательский союз нужен государству. Увы, не нужен. Ни по-настоящему, ни понарошку. Поэтому героические усилия по его спасению могут только продлить агонию.

Резонный вопрос: а зачем тогда нам это безнадёжное занятие? Способны ли мы до конца честно ответить: а что, собственно, хотим сохранить? Писательские организации как механизм движения и развития творческой литературной жизни? Или себя в литературе, свою особую роль «пастырей», «духовных вождей», «оракулов» с привилегиями, которыми пользовались до «геополитической» революции 1991 года?

Вернее всего между этими вопросами поставить не «или», а «и». Потому что, как писал Достоевский: «Подвижники и правдолюбцы устали, справедливцы притомились и надоели. От них отмахиваются или только сочувственно улыбаются». То есть «чистыми» альтруистами, бессребрениками, беззаветными героями «литературного фронта» готовы стать сегодня единицы. Заветная мечта абсолютного большинства наших собратьев – и рыбку съесть, и… сохранить тот котёл, в котором эта рыбка должна вариться. Именно должна, да, увы, двадцать лет уже не варится.

А может, это объективно неизбежный процесс? Может, писательство как ремесло выродилось и умирает? Исчезли же, к примеру, всякие там щитники, копейщики, мечники, седельщики и прочие профессиональные сообщества людей, прежде нужные и важные, а нынче в лучшем случае декоративные! Кому какое дело до какого-нибудь Ивана, который лучше всех на свете может изузорить конскую упряжь! Имеют ли сегодня хоть какое-то общественное значение наши литературные споры и выяснение отношений? Да будь ты хоть самый-распресамый талант, признаваемый в профессиональной среде, узнает ли об этом общество? Какое ему дело до выродившегося писательского сословия? Фэнтезийно-детективно-порнографическое чтиво – для не разучившейся ещё читать части толпы, рифмованная и нерифмованная заумь – для горстки «эстетов», а всё остальное, то есть традиционная литература, обществу потребления и на дух не нужно. Потому что не нужно власти. Резонный вопрос: а нужна ли такая власть нам?

Статья опубликована :

№40 (6341) (2011-10-12)

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,9 Проголосовало: 7 чел. 12345

Комментарии: 17.10.2011 00:15:00 - Ефим Суббота пишет:

Конечно же, нам такая примитивная и хамоватая власть не нужна. Да кто нас спрашивает?

13.10.2011 01:03:53 - Ferapontych Starik пишет:

Очередной "плач Ярославны". По-моему, все это уже сотни раз говорилось... И кстати, - что такое "курюк"? "Курдюк" знаю, "курюк" - нет.

Тело под белым халатом

Литература

Тело под белым халатом

ЛИТПРОЗЕКТОР

Аглая ЗЛАТОВА

Алексей Варламов. Все люди умеют плавать : Сборник. – М.: АСТ, Астрель, 2011. – 377 [7] с. – 3000 экз.

Так случилось, что читала я рассказы из сборника Алексея Варламова месяца три назад, а за рецензию взялась только сейчас. Но это и хорошо – писать не по первовкусию, а после, когда всё уже улеглось, отстоялось, вызрели и спрессовались смыслы.

Но тут я с изумлением обнаружила, что почти ничего не помню. А ведь прошло-то всего три месяца – не три года. Почему же так вышло? И чем вообще запоминается то или иное произведение? Не образами и сюжетами – они по прошествии времени превращаются в нечто смутное, а только одним: художественно убедительной глубиной переживания. Я, например, никогда не забуду «Спать хочется» Чехова или «В Париже» Бунина. Хотя это совсем короткие рассказы. Проза же Варламова достаточно многословна, нетороплива, с таинственными, как кажется автору, сюжетами. «Я никогда не писал стихов – мне их заменяли рассказы. Приходили сами, так что я не понимал и до сих пор не понимаю, откуда рождались эти тёмные сюжеты и появлялись странные герои. Я писал рассказы между прочим, но в какой-то момент увидел, что они и есть моё главное».

Конечно, никакие рассказы не заменят стихов и наоборот. Но не в этом дело. Главное и в стихах и в прозе – интонация, образность, смысловая плотность. Рассказы же Алексея Варламова практически лишены и того, и другого, и третьего. Интонация неузнаваема, запоминающихся, ярких образов тоже мало, смысловая плотность отнюдь не пропорциональна количеству страниц. Порой кажется, что автору изменяет вкус. Особенно неуклюжи эротические сцены: «Они сели в машину, плечи её дрожали, и Марыч остро почувствовал и жалость, и безумное влечение к неизвестному телу под белым халатом. Трясущимися руками вцепившись в руль, он отъехал от посёлка и вышел из машины.

Она не противилась ему, не кричала и не царапалась, но и не отвечала на его ласки, и он овладел ею грубо, как насильник, крича от ярости и наслаждения, когда входил в гибкое, изящное и неподвижное тело, склонившись над повёрнутой в сторону головою с полуоткрытыми глазами, впиваясь губами и зубами в её нежные плечи, влажные губы и грудь, и что-то яростное, похабное бормотал ей в ухо, ощущая себя не человеком, но степным зверем». («Партизан Марыч и Великая Степь»).

«Неизвестное тело под белым халатом» особенно впечатляет. Очень эротично. Но самое ужасное то, если внимательно вчитаться, что соитие происходит не с женщиной, а с машиной... Хороши и свежи затёртые до дыр эпитеты: «безумное влечение», «трясущимися руками», «влажные губы». Дважды в этом небольшом отрывке повторяется слово «ярость». «Гибкое, изящное и неподвижное тело» – это как? Гибкость предполагает некое движение. Неподвижное тело с трудом можно представить себе гибким. «Степной зверь» вообще вне конкуренции. Кроме того, немало в этой книге и психологических несоответствий. В рассказе «Партизан Марыч и Великая Степь» молодая степнячка покорно идёт и безропотно отдаётся насильнику, хотя возможность вырваться у неё была. Но ещё удивительнее то, что потом она начинает ему мстить, заставляя «пасти овец мужа».

Анна из рассказа «Сплав», понимая, что вот сейчас её вместе со спутником затопит в пещере, а единственное спасение – плот – унесло быстрым течением реки, вспоминает о детях, которые «больше привыкли к бабушке, чем к матери» (ничего себе утешение), ложится и начинает спокойно, без паники, ждать надвигающейся смерти… Юноша, в детстве страшно боявшийся воды, наконец научившись плавать, начинает топить женщин, знакомых и незнакомых. Выглядит всё это, несомненно, зловеще, но неправдоподобно, и вовсе не потому, что такого не может быть в принципе, а потому, что написано психологически неубедительно. Скажем, психопаты Достоевского вполне достоверны, ясно, что Раскольников просто не мог не убить старуху и потом не раскаяться; героев же Варламова будто принуждают быть «странными», а сами они вполне адекватные люди, замученные бытом и житейскими проблемами, страстно мечтающие стать хоть немного счастливее.

Алексей Варламов – беспримесный реалист, и мистический налёт, как мне кажется, только всё портит. Может, именно поэтому и удались автору те рассказы, где есть точная реалистичная сердцевина без всяких потусторонних наслоений. Здесь ощущение тайны возникает не от необычного сюжета, а от правдивости жизненной истории. Таковы рассказы «Меч царя Соломона», лучший в книге, «Ленка», «Бременские музыканты».

Не исключено, что именно этой особенностью мировидения автора объясняется способность создавать точный нон-фикшен для серии «ЖЗЛ», где вышло несколько книг Варламова о писателях: Булгакове, Платонове, Пришвине, Грине, А.Н. Толстом. Здесь как раз не нужно пышной образностью и языковыми изысками украшать конкретную фактуру биографии. Нон-фикшен писать в некотором смысле легче: есть факты, есть умение интересно и живо изложить их. Главное – создать объёмный портрет того или иного героя книги. Для художественной прозы этого явно недостаточно. Весь мир, от начала до конца, даже если прототипом послужили какой-то конкретный человек и реальная история, выдуманный. Добиться правды вымысла сложнее, чем воссоздать правду действительно случившегося. И прежде всего здесь необходимо обладать эстетически верным языковым чутьём. Чутьём, которое просто не допустит штампов, повторений слов в одном абзаце или откровенного ляпа, подобного «телу под белым халатом». Такие неточности тем более обидны, потому что Алексей Варламов писатель маститый, весь в премиях, заседает во всех советах и жюри, с глубоким зрением и сочувственным отношением к своим героям.