Независимость мисс Мэри Беннет - Колин Маккалоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разумеется, докучность Мэри Беннет не могла долго занимать его мысли; вздернув шарф, чтобы, елико возможно, защитить нижнюю часть лица, он погрузился в более приятные грезы, которые всегда превращали в пустяк самую длинную, самую унылую поездку; его внутренний глаз заполнило видение плачущего ковыляющего малыша, внезапно подхваченного парой сильных молодых рук; прильнувшего к шее, от которой сладко пахло душистым мылом, и ощутившего, что горе миновало.
Снег отрезал Оксфорд от севера; Чарли не мог поехать на Рождество домой, даже если бы и хотел. А он не хотел. Как ни обожал он свою мать, с взрослением терпеть отца становилось все труднее. Разумеется, он прекрасно знал, что он, Чарли, был величайшим разочарованием для папаши, но ничего с этим поделать не мог. В Оксфорде он был в безопасности. Так как же, недоумевал он, глядя на сугробы, громоздящиеся у стен, смогу я смягчить папашу? Я не министр Короны, не рьяный политик, не рачительный землевладелец, не сила, с которой нельзя не считаться. Все, чего я хочу, это вести жизнь погруженного в науку профессора, авторитета по малоизвестным аспектам греческих эпических поэтов или ранних римских драматургов. Мама понимает, папаша никогда не поймет.
Эти тягостные мысли, такие знакомые и такие безысходные, мгновенно рассеялись, едва Оуэн Гриффитс распахнул дверь своего кабинета, и Чарли с радостно заблестевшими глазами отвернулся от окна.
— Такая докука! — вскричал он. — Я застрял в запутаннейшем Вергилии, какого только можно вообразить… скажите, Оуэн, что у вас есть для меня задание получше!
— Нет, юный сэр, вы должны распутать Вергилия, — сказал уэльсец, садясь. — Однако у меня есть письмо, задержавшееся на месяц из-за снега. — Он поднял руку повыше и помахал письмом так, что Чарли не мог дотянуться.
— Чума на вас! Я не виноват, что мне не хватает ваших дюймов. Сейчас же отдайте его мне!
Мистер Гриффитс отдал письмо. Он действительно был очень высок и хорошо сложен для человека, посвятившего себя академическим занятиям; результат, сказал бы он без малейшего стеснения, детских лет, проведенных за выкапыванием ям и рубкой дров, помогая отцу-фермеру. Волосы у него были густые, черные и довольно длинные, а черты лица достаточно правильные, чтобы его можно было назвать красивым. Некая уэльская мрачность придавала его лицу суровую строгость не по годам, равным двадцати пяти, хотя у него не осталось причин для мрачности, едва Чарли поступил в Оксфорд. Миссис Дарси искала тьютора, подходящего, чтобы делить жилище с ее сыном, а не только руководить его университетскими занятиями. Все расходы, разумеется, оплачивались, и вдобавок стипендия, достаточно щедрая, чтобы счастливчик мог посылать часть родителям, буде они в этом нуждаются. Чудо правильного выбора из такого числа полных надежд кандидатов! Воспоминание, при котором и теперь у Оуэна обрывалось дыхание, И эти обязанности никак не повредили его академической карьере: богатство и влияние Дарси достигали высших эшелонов власти оксфордских колледжей.
— Странно, — сказал Чарли, взламывая печать. — Почерк тети Мэри, а воск не зеленый. — Он пожал плечами. — Но при таком количестве народа в Шелби зеленый сургуч мог быть весь израсходован. — Он наклонил голову, углубившись теперь в излияния тетушки, и возрастающее выражение смешанного ужаса и отчаяния на его лице породило в Оуэне дурное предчувствие.
— О Господи! — вскричал Чарли, откладывая письмо.
— Что случилось?
— Истерический припадок, приступ какого-нибудь женского недомогания… не знаю, как описать это, Оуэн. Но только Мэри — в будущем я должен называть ее просто «Мэри» — по-настоящему закусила удила. Вот прочтите.
— Хмммм! — таков был отзыв Оуэна. Он поднял брови.
— Она не представляет последствий. Это ее убьет!
— Сомневаюсь, Чарли, но я вижу, почему вы так озабочены. Это письмо женщины, укрытой от превратностей жизни.
— Но как она могла бы не быть укрытой?
— У нее есть деньги для таких розысков?
Это заставило Чарли задуматься. Его лицо сморщилось в усилии вспомнить что-то, не связанное с латынью или греческим.
— Я точно не уверен, Оуэн. Мама сказала, что она обеспечена, хотя мне показалось, что обеспечение это скудно в сравнении с самопожертвованием Мэри. Понимаете? Она пишет, что теперь живет в Хартфорде, потому что мэнор Шелби, я полагаю, продан. О, это невыносимо! Папаша мог бы потратиться на десяток таких мэноров, чтобы Мэри обрела приют до конца своих дней. — Он страдальчески заломил руки. — Я не знаю ее положения! А почему я не спрашивал? Да потому что боялся сцены с моим отцом! Я трус. Слизняк! Как и говорит папаша. Что со мной такое, что у меня нет духу противостоять ему?
— Послушайте, Чарли, не будьте так строги к себе. Я думаю, что вы не пытаетесь противостоять ему, так как знаете, что это ничего не даст, а может быть, и ухудшит положение. Как только почта вновь заработает, напишите вашей матери. Спросите ее, каково положение Мэри. До мая она никуда не поедет, так что у вас есть немного времени.
Лицо Чарли прояснилось, он кивнул.
— Да, вы правы. Ах, бедная Мэри! Откуда она черпает эти дурацкие идеи? Написать книгу!
— Если верить ее письму, свои идеи она почерпнула у Аргуса, — сказал Оуэн. — Я чрезвычайно им восхищаюсь, но он не друг тори или вашему отцу. Я не стал бы посвящать его в это, если возможно. Мне и в голову не приходило, что леди читают «Вестминстер кроникл», а уж тем более ваша тетушка! — В его глазах вспыхнули смешливые искорки. — Которую, замечаю, вы без запинки называете просто Мэри.
— Ну, понимаете, мысленно она всегда была для меня просто Мэри. Ах, как я мечтал о каникулах в Шелби! Раз в году мама увозила бабушку в Бат, а я оставался с Мэри. Как нам было весело! Гуляли, катались в двуколке. Она могла говорить о чем угодно и разделять любые затеи — от лазания на деревья до стрельбы по голубям из рогатки. Когда папаша дышал мне в затылок, а мои школьные учителя наоборот, недели с Мэри оставались самой чудесной частью моего детства. Больше всего она любила географию, хотя была широко осведомлена и в истории. Меня поражало, что она знает и обычные и ботанические названия всех мхов, папоротников, деревьев и цветов в лесу. — Безупречные зубы Чарли блеснули в улыбке. — Добавлю, что — никому ни гу-гу, Оуэн! — она подвязывала юбки и шлепала по воде, ловя головастиков.
— Та ее сторона, которую разрешалось видеть только вам.
— Да. Стоило кому-либо оказаться рядом, и она превращалась в тетушку. Тетушку старую деву, чопорную блюстительницу приличий. Навидавшись, как они шлепали по многим ручьям, я могу поручиться за ее ноги — очень стройные.