Поколение убийц (Generation Kill) - Эван Райт

Четверо убитых — это первые бойцы, которых морпехи из первого разведбатальона видят так близко. На мертвых — складчатые брюки, мокасины и кожаные куртки. Офицер наклоняется и берет одного из них за руку. Между большим и указательным пальцем у него вытатуированы по-английски слова: я тебя люблю. Офицер читает их вслух для других морпехов, которые стоят поблизости, и говорит: «Эти ребята выглядят как иностранные студенты какого-нибудь университета в Нью-Йорке».

Самый большой сюрприз — это обнаружение у мертвых бойцов сирийских паспортов. Ни один из них не является иракцем. Двадцатитрехлетний сержант Эрик Кочер — руководитель группы во взводе Капитана Америки — одним из первых замечает пятого вражеского бойца, который ранен, но все еще жив, и, приподняв голову, наблюдает за американцами.

Кочер опускается рядом с ним на колени и прощупывает его на предмет наличия оружия. Мужчина воет от боли. У него пулевое ранение в правую руку, а из правой ноги вырван кусок мяса размером в два дюйма. Он имеет сирийский паспорт на имя Ахмеда Шахады. Ему двадцать шесть, а в графе «адрес в Ираке» у него указана гостиница «Палестина» в Багдаде — по местным меркам, один из лучших отелей, где останавливаются иностранные журналисты и европейские сотрудники гуманитарных миссий. В кармане рубашки у него 500 сирийских фунтов, пачка обезболивающих по рецепту и въездная виза в Ирак с датой въезда — 23 марта. Он приехал всего неделю назад. В разделе иммиграционной анкеты, где указывается цель поездки в Ирак, у него от руки написано «Джихад».

Новости об иностранной принадлежности вражеских бойцов будоражат морпехов. «Мы только что сражались с настоящими террористами», — говорит Брайан. После почти двух недель в полном неведении относительно того, кто в них стреляет, морпехи наконец-то могут взглянуть врагу в лицо. Офицеры разведки из первой дивизии морской пехоты позже прикидывают, что около пятидесяти-семидесяти пяти процентов всех вражеских боевиков в центральном Ираке были иностранцами. В основном, это — молодые палестинские мужчины с сирийскими или египетскими паспортами. «Саддам предложил этим мужчинам землю, деньги и жен в обмен на то, что они приедут сюда и будут за него сражаться», — говорит офицер разведки.

Оказывается, война за будущее этой страны преимущественно ведется между двумя армиями вторженцев.

2 апреля, незадолго до полуночи, батальон достигает окраин Эль-Кута. Эль-Кут — самый крупный город в северо-центральном Ираке, и расположен в 110 милях севернее Насирии. Что еще важнее, это — штаб-квартира дивизии Республиканской гвардии. Но предполагаемая решающая схватка в Эль-Куте так и не происходит. Вскоре после достижения городских окраин, батальон получает приказ направиться в Багдад. Захват Эль-Кута никогда и не был истинной целью.

Вся эта кампания была уловкой — обходным маневром, задуманным для того, чтобы убедить иракское правительство, что основное вторжение США осуществляется через центральный Ирак. Стратегия была успешной. Иракцы оставили ключевую дивизию и другие силы в Эль-Куте и окрестностях, для того чтобы препятствовать вторжению морской пехоты, которого так и не произошло. Учитывая, сколько иракских сил было здесь сконцентрировано, Багдад оказался относительно не готовым к отражению предстоящего нападения объединенных сил Армии и морской пехоты. Генерал Джеймс Мэттис, командующий первой дивизией морской пехоты — ключевой архитектор этого обманного маневра, позже хвастается мне: «Иракцы думали, что мы пойдем напрямую через Эль-Кут — что «тупые морпехи» будут пробиваться в Багдад напролом через самую опасную территорию». И хотя план блестяще сработал, Мэттис добавляет с присущей ему скромностью: «Не такой уж я талантливый генерал. Я просто сумел дать отпор другим генералам, которые ни черта в этом не понимают».

Два дня уходит на то, чтобы достичь предместий Багдада. Наспех сооруженные нефтяные трубопроводы тянутся зигзагом вдоль ведущего в город шоссе. Они были построены Саддамом, чтобы залить в прилегающие траншеи нефть и поджечь ее. Теперь повсюду висит дым. Саддам задумывал эти пылающие нефтяные траншеи как некое подобие оборонительных сооружений, но они всего лишь вносят дополнительный вклад в общее загрязнение окружающей среды и отчаяние. У некоторых канав валяются разбухшие в двойном объеме мертвые коровы. Над взорванными зданиями клубится дым. Вдалеке грохочет артиллерия. Каждые несколько километров можно видеть разбросанные небольшими кучками человеческие тела. Это обычное жуткое зрелище страны, где идет война. На подъезде к последнему лагерю морской пехоты у самого Багдада, машина Эсперы резко виляет в сторону, чтобы не наехать на человеческую голову, которая валяется на дороге. Когда машина поворачивает, он выглядывает из окна и видит, как собака грызет тело человека. «Что может быть отвратнее этого?» — спрашивает он.

Как бы там ни было, Персон реагирует совсем иначе. Чуть поодаль от шоссе, поблескивая словно какое-то религиозное сооружение, стоит современное стеклянное здание с яркими пластиковыми вывесками спереди. Это иракский вариант 7‑Eleven. Разоренное и разбитое, это здание вселяет в Персона надежду. «Черт! — говорит он. — Здесь видно даже какие-то признаки цивилизации».

Первый разведбатальон останавливается в поле с высокой травой рядом с взорванными промышленными зданиями. Багдад еще слишком далеко, чтобы разглядеть, что там происходит, но достаточно близко, чтобы слышать круглосуточное громыхание артиллерии и взрывов американских бомб. Бомбежка бухает словно монотонный ритм стереосистемы с усилителем басов в припаркованном под окнами автомобиле.

В первый же вечер под Багдадом я подсаживаюсь к Капитану Америке. В Кувейте, когда Капитан Америка еще носил усы, он был как две капли воды похож на героя Мэтта Диллона из комедии «Все без ума от Мэри»— туповатого жулика-обольстителя. Сейчас он производит впечатление одного из самых вдумчивых и красноречивых людей в батальоне, и я начинаю гадать, не обманываются ли на его счет рядовые бойцы. Он очень приятен в общении, но ему свойственна какая-то рассеянная напряженность, одновременно харизматическая и изматывающая. Он смотрит на вас в упор немигающим взглядом, и при этом кажется, что зрачки его слегка вибрируют. Он подкрепляет категоричное и неожиданное политическое наблюдение — «в этой части света было бы куда лучше без нас» — ницшеанским размышлением о смертоносной природе битвы. «Мы можем погибнуть прямо сейчас, в любой момент, — говорит он, наклоняясь вперед. — Из-за этого легко потерять рассудок. Рассудок отступает перед страхом смерти». И добавляет: «Но сохранять спокойствие и оставаться там, где тебя ожидает верная смерть — это еще и признак безумия. Чтобы выжить в бою, нужно сойти с ума».

Когда я заговариваю с ним о том, что люди жалуются на него — на его склонность время от времени втравливать их в ребяческую, но опасную «охоту за сокровищами» — иракскими военными сувенирами, он начинает подробно описывать относительные достоинства иракского и американского оружия, открыто признавая, что брал иракские АК. Он даже хвастается тем, что однажды убил из этого оружия одного вражеского бойца. «Это хорошее оружие ближнего поражения, подходящее для ведения стрельбы из машины», — говорит он, и с этим вряд ли поспоришь.

Сержант Кочер — один из подчиненных Капитана Америки — замечает нас вместе и позже подходит ко мне, чтобы рассказать кое о чем, что его беспокоит. Кочер — ветеран Афганистана, где служил в одной группе с Колбертом. Как и Колберт, Кочер считает себя чрезвычайно опытным профессионалом. Мальчишкой он «носился по лесам Пенсильвании», и имеет крепкое телосложение. После увольнения из корпуса морской пехоты он планирует стать профессиональным бодибилдером. В ситуациях, когда Капитан Америка демонстрирует лишь мерцательное присутствие, Кочер полностью сосредоточен. Теперь он возглавляет свою собственную разведгруппу, и утверждает, что три ночи тому назад во время патрулирования у Аль-Кута Капитан Америка пытался заколоть штыком вражеского военнопленного. По словам Кочера, его группа действовала в полной темноте — морпехи были в очках ночного видения, когда наткнулись на вражеского бойца, который стоял на коленях в окопе, пытаясь от них спрятаться. Он с двумя морпехами приблизился к иракцу, наставив на него оружие. «На самом деле, — говорит Кочер, — мы все были сами не свои, потому что ранили сержанта Патрика, и я хотел пристрелить этого парня. Но это бы выдало нашу позицию». Двое его людей разоружили иракца, а Кочер грубо

заломил ему руки за спину. В этот момент, по словам Кочера, Капитан Америка набросился на пленного из темноты с выставленным вперед штыком. (Задолго до этого инцидента я слышал, как рядовые бойцы допекают Капитану Америке за то, что он с напыщенным видом расхаживает со штыком — это что-то вовсе несвойственное другим морпехам в батальоне. «Он просто чрезмерно все драматизирует, чтобы почувствовать себя героем», — говорит один морпех.) Кочер говорит: «Он перепрыгивает через меня и всаживает штык ему в грудь. Он превратил ситуацию в сплошной хаос».