За гранью времени. Курская дуга (СИ) - Волков Александр Мелентьевич

— А…. А…. - девочка хватала ртом воздух, не в силах выговорить и слова.

— Пожалуйста…. - взмолилась темноволосая девушка, шагнула из строя и встала перед Вагнером на колени. — Не трогайте ее, умоляю! Ей только восемь! Она еще не знает….

— М-м-мал-ч-а-а-ать! — рявкнул Вагнер, и повалил девушку звонкой пощечиной. — Говори только с разрешения! Пока я не позволю — никто не должен издавать звуки! Как тебя зовут, девочка? — Вагнер снова положил трость ей на плечо.

— К-катя, — жалобно ответила девочка. — Пожалуйста, дядя, не обижайте маму….

— Так вот, — Вагнер склонился над Катей. — Теперь у тебя нет имени. Теперь у тебя есть порядковый номер, — он оглядел цифры, вышитые на рубашке Кати. — Пятьсот сорок восемь шестьсот семь. Теперь ты откликаешься только на них. У тебя больше нет имени. Ни у кого из вас! — он обвел строй тростью. — Ни у кого из вас нет имен! Вы всего лишь цифры, и всего лишь инструмент! Вы служите рейху! Служите фюреру! Те из вас, кто будет служить достойно, выживут! А это…. — Вагнер выхватил из рук Кати лошадку, Катя всхлипнула и беспомощно опустила руки. — Игрушкам здесь не место! У вас на уме должна быть только работа! Вы, русские, не бесполезный мусор. Третьему Рейху нужна прислуга, и фюрер окажет вам честь, позволив стать рабами Новой Германии!

— Не надо, пожалуйста, — попросила Катя сквозь слезы. — Ее для меня сделал папа. Он сказал, что если мы с ней расстанемся, она будет грустить.

— Меня раздражают дети и их нелепые фантазии, — скривился Вагнер, а затем пояснил: — Это кусок дерева, как моя трость. Дерево не способно грустить. А вот тебе, пятьсот сорок восьмая, будет грустно и больно, если я узнаю, что ты плохо работаешь! По машинам их! И помните…. - он снова обратился к строю. — Проклинайте ваших матерей за то, что они родили вас от грязных русских мужчин.

В воображаемом списке смерти Везденецкого появилось еще одно имя: "Вагнер".

Заключенных рассадили по грузовикам, водители запустили моторы, и колонна покинула территорию вокзала.

Везденецкого транспортировали отдельно от остальных, по выделенной железнодорожной линии, которая вела прямиком в лагерь "Тихий дон". Бойницы закрыли наглухо и на разум давила темнота, сквозь которую доносился скрип вагонной сцепки и стук колес. Изредка слышался приглушенный броней паровозный гудок, напомнивший автомобильный клаксон, услышанный Везденецким в детстве.

Тогда он был мал, беззащитен, а крепкий характер, к сожалению, не всегда составлял конкуренцию массам тел ребят постарше. Везденецкий не был паталогическим трусом, но когда хулиганы заперли его в холодном подвале, в который не могли просачиваться кванты света — впервые стало не по себе. Как оказалось, все чего-то боятся. Будучи мальчишкой Везденецкий не боялся драк, не питал страха перед людьми и дикими собаками, но побаивался темноты. В ней мог притаиться плод воображения или, быть может, настоящее чудовище, с которым предстояло встретиться с глазу на глаз.

Сколько Везденецкий не стучал в железную дверь, ему никто не открывал, и в тот момент стало ясно, что надеяться не на кого. Оставалось полагаться только на себя. Из ловушки он выбирался на ощупь, шагая вдоль стены, иногда поскальзываясь на грязи и падая на холодный пол. Спустя пару часов удалось найти другой выход, вырваться на улицу и глотнуть свежего воздуха под палящим солнцем.

Вот и теперь ему предстояло выбраться.

Но как?

Мысли роились в голове, но ни одна из них не оказалась спасительной. Внезапно вспомнилась лавочка за домом Сашки Драгальцева, на которой они, тайком от родителей, пили дешевое пиво и курили сигареты, купленные у продавщицы. Она никогда не спрашивала документы, спокойно отпуская подросткам алкоголь. "Да, — подумал Везденецкий с улыбкой. — Сейчас бы попить холодного пива и посмотреть телевизор у себя на даче. Но сначала дров нужно наколоть, пожарить шашлыка и пригласить Саню, Диму, Рому, и Настю…. Настя. Интересно, как она там? Хотя…. Ее же пока нет".

Пока ничего не было.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ни детства, ни Насти, в которую он влюбился в двадцатилетнем возрасте, ни Ленинграда, глубоко запавшего в душу. Был только Везденецкий. Взрослый, состоявшийся, брошенный за грань времени, вырванный из собственной реальности и чертовски злой. Ее, эту злобу, необходимо было пустить против немца. Против Веббера, вмешавшегося в прошлое по распоряжению рейха и пытавшегося стереть будущее каждого русского. Если убить его, если отрубить змее голову и освободить СССР, то можно будет попить пива.

Из каскада мыслей Везденецкого вырвал скрип локомотивного тормоза. Снаружи послышалась суета, звон цепей. Немцы, видимо, занимались перецепкой и крепили вагон к другому паровозу. Окошко бойницы открылось, темноту рассекло тонким лучом солнечного света.

— Почти приехали, — в бойнице показался чумазый фриц, щеки которого были грязными от угля. Машинист, судя по всему. — Полюбуйся на свою родину, Иван. Возможно, я со своей женой буду жить в твоем доме, — съязвил он и рассмеялся. — А ты со своей женой, если она не сдохла, будешь подтирать мне задницу.

"Злорадствуй, шакал. Злорадствуй, пока жив" — спокойно подумал Везденецкий.

— Куда мы едем? — спросил Везденецкий, проигнорировав колкость.

— В какую-то занюханную станицу. Тот еще клоповник, — презрительно ответил немец. — Ну, ничего. Мы там наведем порядок.

Везденецкий стиснул зубы от злости, сердце его заколотилось с удвоенным усилием. В этот момент дверь вагона распахнулась, внутрь вошел Менгель в сопровождении четырех вооруженных пулеметами штурмовиков.

— Как ты себя чувствуешь, Саша? — вежливо поинтересовался он. — Рвотные спазмы? Может, головокружение?

— Нет. Есть только желание перегрызть тебе глотку и напиться твоей крови, — безразлично ответил Везденецкий.

— Грубый, неотесанный русский, — усмехнулся Менгель, и осмелился подойти к Везденецкому в упор. — Тебе повезло, что у гера Веббера на тебя особые планы, — Менгель взял Везденецкого за челюсть, достал из кармана инъектор. — Иначе бы я такое с тобой сделал, что ты бы умолял меня о смерти.

После укола в плечо Везденецкий не "поплыл". Дозу рассчитали так, чтобы оставить в теле силу обычного человека и подавить возможности Вируса Баумана. Вирус невозможно было уничтожить. Лишь смерть носителя приводила к гибели патогена, но Веббер не желал Везденецкому смерти. Даже любопытно стало, что Веббер задумал. Возникла догадка, что в планы Веббера входила не только демонстрация краха СССР.

Менгель с телохранителями покинул вагон, дверь закрылась, и поезд отправился дальше.

Сначала проехали станицу Гундоровскую. Везденецкий помнил ее совсем другой. Во времена Российской Федерации, в 2012-м году, еще до возвращения СССР к власти, ее населяли алкоголики и маргиналы. Каждый визит сюда обязательно сопрягался с риском получить по морде от местных гопников и потерять карманные деньги, а потом встретить на улице случайного прохожего и напиться с ним в хлам.

Стоит ли говорить, что теперь поселок сожгли, а всех, кто жил в нем, скорее всего убили?

Грустно было наблюдать за почерневшими от пламени домиками, разорванными в клочья бомбами и артиллерийскими снарядами. Наверное, уже начиная с этого момента стрела времени изменила направление. Те самые гопники, алкоголики и маргиналы наверняка не появятся на свет. Их, может, не так жалко, но в станице Гундоровской жили работящие люди, самые обычные, потомки казаков и шахтеров.

Они не заслуживали смерти.

Сам Донецк удивил Везденецкого не меньше. Хотя, это был еще не Донецк. В будущем за поселком Гундоровка разрастется полноценный город с населением в семьдесят тысяч человек, а тут, в прошлом, за Гундоровкой раскинулся без преувеличения громадный концентрационный лагерь, разделенный на секции и обнесенный высокой стеной с колючей проволокой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Проехать через КПП удалось без проблем. Поезд пошел через лагерь, где военнопленные, измученные работами и источенные голодом до самых костей, возводили кирпичные здания, в одном из которых Везденецкий узнал четвертую школу. Пока узники внизу докрашивали стены, держа кисточки и валики ослабшими от труда руками, немцы на крыше заканчивали установку распылителей газа "Циклон Б".