Сука-любовь - Дэвид Бэддиэл

— А как быть с Джексоном? — спросила она, накидывая свой голубой анорак «Дизель»; как и большинство предметов ее верхней одежды, он был немного ей великоват, и то, какой маленькой она казалась в нем, заставило сердце Джо дрогнуть. — Уже поздно вызывать няню.

— Давай возьмем его с собой!

— Ох, Джо… Я устала, — сказала она и приложила руку к своей шее. — Вот и гланды снова увеличились.

Джо сочувственно вздохнул.

— И ты ведь знаешь, как мне тяжело общаться с мамой, когда она такая… — Эмма запнулась, — … плохая.

— Послушай, все будет отлично. Джексона я возьму на себя. Позабочусь, чтобы он не путался у тебя под ногами.

Она скривила уголки рта, но лицо ее выражало благодарность.

— Что ж, бери, коли не шутишь, — сказала она, ее акцент стал более явным, как всегда, когда она говорила что-нибудь из просторечья.

В машине Джо пристегнул Джексона ремнями к детскому мягкому креслу на заднем сиденье; как обычно, тот попытался развязаться немедленно, но не смог, — его крохотные ручки тратили больше силы на то, чтобы хватать, чем тянуть.

Эмма уже завела двигатель, и Джо, обежав вокруг машины, сел с другой стороны.

— Этого мало — пристегнуть только его, — раздельно сказала Эмма, показывая пальцем на болтавшийся рядом с Джо ремень безопасности. — Нехорошо будет, если он переживет аварию, а его папа вылетит через лобовое стекло…

— Правильно, — сказал Джо, щелкая замком.

«У нее раньше никогда не было привычки отчитывать меня», — мелькнуло у него в голове, но он отогнал эту мысль, напомнив себе, что Эмма давно уже пытается исправить его привычку не пристегиваться ремнем безопасности. Джо считал, что экономил этим время. Чувствуя себя уверенно в рамках разговора на старую тему, он показал на ее ноги:

— Не уверен, что вождение без обуви находится среди первых пунктов в списке правил безопасного вождения, а?

Она посмотрела вниз: ее кроссовки валялись на полу подошвами вверх, ноги в серых шерстяных носках покоились на педалях. Сердце Джо екнуло: шнурки на кроссовках были слишком длинными, как и в первый день их знакомства.

— О… мы сегодня сама строгость, — сказала она, дружелюбно улыбаясь.

Джо был признателен ей за хорошее настроение. Эмма повозилась с радио, рассеянно нажимая кнопки в поисках какой-нибудь приятной песни.

— Зачем ты всегда делаешь так?

— Ты прекрасно знаешь, что я не всегда делаю так. Я делаю так только тогда, когда я в этих кроссовках. Подошвы у них слишком толстые, я плохо в них чувствую педали.

Джо смотрел на нее выжидающе; он понял по ее тону, что есть и другая причина.

— И… — сказала она наконец, искоса взглянув на Джо, — мне нравится ощущать… как же их называют? Мозаичные узоры?

— Чего?

— Штучки на педалях. Волнистые такие. Мне нравится ощущать их ногами. — Она повернулась к нему и улыбнулась. — Доволен?

Он улыбнулся в ответ, но немного скованно; они зашли, как говорится, в неприятельские воды. Эмма любила, когда ее ступни поглаживали; то, что кому-то могло бы показаться мучительно щекотным, сводило ее с ума; она часто говорила Джо, что ей больше всего нравится, когда он ее гладит там. Некоторые мужчины испытали бы разочарование от такой информации, но только не Джо, знавший, что одно из главных удовольствий в любви — это лишенные сексуального значения прикосновения: лежать рядом, чувствовать, как играют твоими волосами, как ласкают предплечья, как массируют плечи, держат за руки. Слова Эммы напомнили ему сейчас о том, что в последнее время таких ласк в их общении не было; дали понять, что его руки были заменены причудливыми кельтскими узорами на педали тормоза их машины.

Они сидели у Сильвии уже около часа, и Джо был явно обрадован, когда Джексон обмарал свои пеленки. Джо был терпеливым человеком, но после того, как он в седьмой раз объяснил, кто он такой, для него стало облегчением унюхать родную, обнадеживающую вонь и иметь законный повод удалиться с ребенком в ванную минут на десять. Он взял на руки малыша со словами: «Упс, мне кажется, пора кого-то перепеленать», чего человек со здоровым цинизмом не стал бы произносить вслух до тех пор, пока не был бы уверен в том, что вонь идет именно от Джексона.

Тесная ванная была безукоризненно чистой. «Должно быть, она раз двадцать сегодня здесь убиралась», — подумал Джо; в старой, вызывающей воспоминания о годах аскетизма ванной эта чистота казалась нездоровой: в самой ванне был один из тех желтых следов от крана к сливному отверстию, какие образуются от многолетнего взаимодействия мягкой воды и жесткой эмали, с этим следом уже не справился бы никакой «Джиф». По непонятной причине белая скамейка для ног с голубой мягкой подушечкой стояла в противоположном от унитаза углу. Джо положил крохотное тельце Джексона на скамейку и начал расстегивать его штанишки. Джексон смотрел на него, его зеленые глаза были в точности, как у Эммы, за исключением частичной отрешенности во взгляде, которая напомнила Джо выражение глаз Бориса, старого боксера Сильвии, когда тот решительно приседал на тротуаре: абсолютная пустота, ни капли интереса к тому, что он делал. Джо недолюбливал Бориса; когда они подъезжали к дому, тот всегда выскакивал лая и рыча, что выводило Джо из себя: частично оттого, что это, думал он, могло испугать Джексона, но большей частью оттого, что он всегда чувствовал в этом элемент саморекламы пса.

Любовь… как любимое кресло, мягка…

Джо поднял голову. Голос Эммы, отраженный и приглушенный стенами, начал подниматься к последним нотам.

Любовь… как утренний воздух, свежа…

Эмме вторила Сильвия, в ее голосе угадывалось вибрато профессионала.

Одну-у-у… любовь делят на двоих…

Джо завернул грязный подгузник в пластиковый пакет и бросил в мусорную корзину с откидной крышкой, очень аккуратно, чтобы не испачкать ничего вокруг; Джо не хотел давать Эмме повод винить его в чем-либо.

С тобой обрела я этот миг…

Джо как раз поднял ножки Джексона, чтобы протереть салфеткой его попку, когда Эмма всунула голову в проем двери.

— Я собираюсь вытащить маму на небольшую прогулку. Хочешь пойти с нами?

— Нет, я еще повожусь с Джексоном. Где вы будете?

— Пройдемся вниз до магазина. Мы собирались взять с собой Бориса, но он куда-то спрятался. Похоже, он станет единственным псом в собачьей истории, который не любит прогулок. Вернемся минут через двадцать.

Эмма подошла и нагнулась, приблизив лицо к малышу, его ручки и ножки потянулись вверх в перевернутой позе «на четвереньках», единственные морщинки на его теле были там, где конечности соединялись с телом.

— Теперь мы чистенькие, молодой человек? Так? А? — Глаза Джексона ожили, его пухлое личико улыбнулось. В этот момент раздался крик Сильвии:

— И что я тут делаю, одетая в пальто?

Эмма вышла, и Джо услышал, как она помогает матери вновь надеть пальто и напоминает ей, что та только что собиралась пойти погулять.

Дверь хлопнула. Джо закончил вытирать Джексона и застегнул на нем белый и плотный, словно хрустящая калька, новый подгузник. Когда он поднял ребенка и направился с ним к двери, то услышал слабое ворчание откуда-то снизу из холла. Он остановился и положил ребенка обратно; еще одно, на этот раз угрожающее ррррррррррр… «Это Борис, — подумал Джо, — пес решил, что все ушли, а теперь услышал шум».

Джо не боялся Бориса и уже собирался пойти вниз, чтобы успокоить его, как ему в голову пришла мысль: «Интересно, насколько хорошо пес справляется со своими сторожевыми обязанностями?» Однажды Джо где-то прочитал, что собаки и кошки узнают своих хозяев и всех, кого хоть немного знают, только по их лицам; ради смеха он натянул на голову свою черную трикотажную рубашку и вышел в холл. Пес сразу же перестал рычать и через секунду разразился обычным собачьим лаем: ррррррррррввваааффф!! Джо отогнул воротник рубашки как раз вовремя, чтобы увидеть Бориса: ужас сидел в каждой крохотной клетке мутных собачьих глаз с фиолетовыми веками, пес промчался по холлу на запредельной скорости прямо в комнату Сильвии, разбрызгивая дерьмо из задницы, словно пожарный воду из брандспойта. Как только Джо справился с припадком неконтролируемого смеха, то заметил, что одна стена холла, все пространство между плинтусом и картинами, была забрызгана, фактически отштукатурена собачьим дерьмом. Портрет отца Эммы, статного и неулыбчивого, в вечернем костюме и с воротником-стойкой со скошенными концами, стал неузнаваем.

У Джо не было времени оценить размеры ущерба в спальной, откуда доносилось маниакальное пыхтение Бориса, где тот, как догадывался Джо, залез под здоровенный стеганый диван Сильвии, так как открылась входная дверь и появилась Эмма со своей матерью.