Город Ангела - Майк Рипли

— Послушай, э-э… — Я так и не вспомнил, как его зовут. — Навар, возможно, будет, и дензнаки тоже. Больше пока не могу рассказать. Сначала мне надо найти Кримсона, ты его знаешь — парень у конкурентов, у которого…

— Черный ублюдок?

— Ну-у…

— Черный ублюдок с другом-пидором, который двух секунд не может простоять спокойно?

— Да, правильно. Мне…

— Не видел его уже несколько недель. Еще бы столько же не видеть…

— А-а. Ну, в таком случае…

— Конечно, ты можешь спросить у его друга-жопника. Он всегда ошивается у туалетов на Бейкер-стрит со своей голубой бандой, ищет, как срубить монету у сексуально озабоченных папашек.

— Это тот, что не может стоять спокойно?

— Да, он. Я с моими друганами за ним приглядываю. Придет день — мы с ним и его друзьями-гомиками разберемся. Все эти изнасилования в «трубе» — не иначе их дело.

В текущем году в подземке действительно были изнасилованы несколько мужчин. Такое и раньше случалось, просто на этот раз написали в газетах. После сообщений о смертях от СПИДа в мире шоу-бизнеса эта новость еще больше подогрела истерическую гомофобию у Зверя и его друзей. Конечно, Зверю и его друганам никакого особого повода не требовалось, тем не менее происшествия в подземке приобрели статус народного предания. У каждого была наготове своя страшилка про Северную линию. В прошлый раз все точно так же лично знали семью, которая отправилась в отпуск, привязав мертвую бабушку к багажнику на крыше машины.

Зверь посмотрел на меня и принял выражение на моем лице за глубокое почтение. Очевидно, ему не приходилось раньше видеть полное недоумение.

— Он каждый вечер торчит у мужского сортира рядом с пятой платформой. В самый час пик. Есть у него приятель по кличке Стальная Линейка. Этим все сказано.

— Разве? — промямлил я.

— Он — общеизвестный тип, — сказал Зверь. Оказалось, что он умеет произносить и длинные слова. — Еще одна кликуха — Смирновка.

— У кого?

— У Стальной Линейки. У него есть складная стальная линейка, как у строителей. Носит ее на поясе. Встанет рядом с тобой у писсуара и меряет.

— Приснилось тебе это.

Он зыркнул на меня. Я пошел на попятный, проклиная себя в душе за трусость:

— Ты меня, конечно, разводишь.

— Ни фига. Клянусь сердцем матери.

Опять хвастает. Если бы у его мамы было сердце, она бы задушила сыночка еще в колыбели.

— Значит, ты видел этого Линейку с Кримсоном?

Он на некоторое время задумался.

— Не совсем. Я много раз видел, как он смеялся и вертел задом с приятелем Кримсона, педиком этим.

— Выходит, и ты был с ними? Я имею в виду, ты сам был в это время в туалете?

— Я на разведку ходил. Я ж тебе сказал, я с пацанами зайду к ним как-нибудь в субботу вечером и разберусь. Извращенцы херовы. Хочешь бургер?

— Потом. До скорого.

Он пожал плечами, слез с мотоцикла и потопал в «Макдоналдс».

Я посмотрел на сверкающий «кавасаки» Зверя. Интересно, какой будет штраф, если залить в бак кое-что неэтилированное, но явно не бензин?

Да еще прилюдно.

Я остановился на Вигмор-стрит у знакомой бутербродной, оставив «Армстронга» за двойной желтой полосой.

Было только полпервого, а в бутербродной уже предлагали «возврат» за полцены. Большинство бутербродных Вест-Энда в наши дни работали по такой же схеме. Утром посылали мальчишку на велосипеде, скопированном с модели двадцатых годов, на объезд близлежащих офисов. Он брал с собой образцы сэндвичей и салатов, всего по экземпляру, и набирал заказы к одиннадцати часам. Образцы полагалось возвращать на кухню для утилизации, чтобы не злить санитарную инспекцию. Их не разрешали продавать после того, как они побывали среди выхлопных газов и в лапах всякого бухгалтерского быдла. Но для таксистов делали исключение, а деньги — пусть даже половина стоимости — шли мимо кассы.

Я взял лососину с яичницей на поджаренном хлебе и съел бутерброд по дороге в Баркинг к Данкану-Стакантану.

Риск посещения берлоги Данкана оправдывался двумя причинами. Будучи лучшим автомехаником в мире, он имел доступ к прорве машин, и никто лучше Данкана не смог бы подобрать колеса для занятий с Фенеллой. Кроме того, у него работал некто, способный помочь мне в розысках Тигры.

Закоренелый йоркширский сепаратист, Данкан упорно отказывался называть обед ланчем и обедал после полудня. Если после обеда он не уходил в паб, махнув рукой на остаток дня, его можно было застать в мастерской, где он вытворял кошмарные вещи с гордостью и красой наивных лохов.

Я давным-давно зарекся заезжать к Данкану домой во время обеда. Его жена Дорин была старой выучки и всякого мужика, в котором было меньше тридцати фунтов лишнего веса, считала кандидатом на вручение дополнительного продпайка. «Люблю пухленьких, — призналась она мне однажды в пабе. — Есть за что подержаться, и убежать не могут».

Данкана я застал в его обычной рабочей позе: в кресле-вертушке, ноги закинуты на стол. Его так называемый офис на самом деле был закутком размером с два гроба, отгороженным от простенков и смотровых ям гаража перегородкой, которая могла бы считаться стеклянной, останься в ней хоть одно целое стекло. Данкан читал отчет служебного вида в голубой обложке. Постучав по перегородке и сунув голову в офис, я разглядел название: «Материалы постоянной комиссии по профилактике преступлений. Часть IV: Угоны машин и сдерживающие факторы экономического характера». Публикация МВД.

— Знаешь, сколько времени требуется, чтобы открыть «Сааб-9000»? — произнес он, не поднимая на меня взгляд.

— Не знаю и знать не хочу. Добрый день, Данкан.

— И пытаться не стоит. Замок рулевого управления нипочем не откроешь. «Ровер» в этом плане лучше, но придется выбирать с полным баком — у «ровера» крышка бензобака, что твой Форт-Нокс.[22]

— Невероятно, — произнес я голосом мистера Спока.[23]

— А ты слышал, что японцы отстают по части противоугонных систем, потому что в Японии машины практически не угоняют?

— Нет в мире совершенства. Ты принимаешь по делу сегодня? Или в этом году? Или до начала двадцать первого столетия?

— Ну ни хрена себе! Ты слышал, что за год угоняют почти шестьсот тысяч машин и треть угонов приходится на профессионалов, способных блокировать сигнальную систему меньше чем за три минуты? Ты понимаешь, что это значит?

— Конечно. Это значит, что четыреста тысяч машин угоняют любители, которые могут обскакать такого профессионала, как ты.

— Ха, твою мать, ха. Очень смешно. Тебе чой-то надо?

В речи Данкана зазвучал йоркширский акцент. Он отшвырнул отчет МВД и снял ноги со стола.

Я указал на отчет:

— Там что-нибудь сказано о небольших машинах, способных держать удар на скорости до двадцати миль в час, тратящих не больше галлона на сто миль и снабженных лучшим на свете ручным тормозом?

Он задумался, сунул руку под рубашку и, почесав грудь, ухмыльнулся:

— Тебя, никак, уломали давать уроки вождения? Бедный глупенький козлик. Надеюсь, она того стоит.

— Слушай, — взмолился я, — у меня и без твоих наездов проблем хватает. Есть что-нибудь?

Его улыбка поползла вбок, приобретая недобрый опенок. Он поднялся и обнял меня за плечи.

— Ангел, ты слышал, что дуракам всегда везет?

— Ты меня пугаешь, что ли?

— Глупости. Ты оказался в нужном месте в нужное время. У меня как раз есть то, что тебе подойдет.

— Если есть, то ты должен знать, что у меня нет денег.

— Не мели ерунды. Местная школа вождения вздумала менять автопарк. Как смотришь на двухлетний «метро»? С двойным комплектом управления, ты представляешь? Всего-то дел — снять двойное управление, открутить назад спидометр и — опля! — на аукцион подержанных машин. Чистенькая тачка, один хозяин — женщина.

— Откуда же возьмется один хозяин, да еще женщина, если машиной пользовалась школа вождения?

— Она теперь записана на имя Дорин. По-твоему, Дорин — не женщина? Мы уже закрасили все эмблемы школы вождения, но для тебя я могу налепить знак «У». Кстати, ты слышал анекдот про ирландца, который первым в деревне купил машину? У него тоже был знак «У», и после первого занятия кто-то его спросил, что это значит. Тот говорит: «Ученик». После второго занятия у него сзади был налеплен знак «КВ».[24] Они его спрашивают: «А это что означает?» Он отвечает: «Классный водитель». Что, уже слышал где-нибудь?

— Не исключено. Но хорошие анекдоты всегда забываешь, верно? — ответил я с улыбкой. Улыбаться пока приходилось — я еще не сблатовал его на машину. — Что ты хочешь взамен, если дашь мне напрокат «метро»?

— Доброе слово и деньги — как любил говорить мой папочка.

— Нет у меня денег, Данкан. А вот слов целых два — пистолет-отмычка.