Молодой маг Хедин - Ник Перумов

«Ты, великий Дух, что владеет всем знанием Сущего, – помоги!»

Крик отчаяния, но в ответ – ничего.

Молчание.

Всадник на драконе кругами вился около жалобно воющего Фенрира, кого всё тащила и тащила наверх незримая рука. И, наверное, именно поэтому Ястир не сумел себя защитить, когда их с Отцом Дружин настиг наконец давно подготавливаемый удар.

Однако небо успело закрыться за исчезнувшим в междумирье волком. Старый долг был оплачен.

Золотой Меч едва не вырвало у Старого Хрофта из рук. Крылья дракона подломились, вспыхнули, словно соломенные, кувыркаясь, он полетел вниз. Фигура в сияющих доспехах успела соскочить с его спины, несколько мгновений казалось, что Ястиру удастся скрыться в распахнутых – но уже начавших схлопываться обратно – небесах; но туго натянутая нить словно лопнула, незримый конец ожёг щёку Отца Дружин, и Ястир молча полетел вниз, вслед за своим драконом.

Это было последнее, что помнил Старый Хрофт до того, как вся сила Ямерта и его присных навалилась на него.

(Комментарий Хедина: написанное О́дином вновь кончается. В рукописи – разномастные листы, пергамент, береста, грубо выделанная кожа, чёрное железо гномов, глиняная табличка из Южного Хьёрварда, деревянные дощечки, тщательно пригнанные, скреплённые кожаной вязью. Выцветшие руны, буквы, причудливые знаки, чтобы прочесть иные, даже мне пришлось постараться. Надо понимать, они отразили историю странствий Старого Хрофта, когда ему пришлось прятать даже мысли, долгое время притворяясь полубезумным.

«Диковинный странник». «Преудивительный старец, что видит прошлое, настоящее и будущее». «Явился во град одноглазый пророк, говоривший речи безумные и страшные, так что люд разбежался в ужасе». «Приступили к нему тогда жрецы пресветлого Ямерта – жизнь, здоровье, сила! – и тщились заковать его в цепи, дабы унять беснование, но лишь зря старались, ибо одной рукою раскидал их одноглазый старик и ушёл прочь из града своей дорогой».

Потом коллекция диковинных записей уступает место рунам Старого Хрофта. Писано явно в недавние времена – потому что от первого лица, когда рукопись собиралась воедино.)

Я и в самом деле мало что помню об этих своих странствиях. Мешанина картин и лиц, но безо всякого порядка, без смысла и значения. Не ведаю, куда несли меня ноги, не знаю, где пребывал Слейпнир. Похоже, Ямерт удовольствовался моим безумием, частично истинным, частично мнимым. Так ли, иначе, но при мне оставили оружие – Золотой меч.

Ястир, как я понял уже много позже, вновь обретя полноту власти над собой, поплатился куда сильнее. Лишился имени, памяти и себя самого, сделавшись мрачным Яргохором, водителем мёртвых, тем, кто собирает их и гонит, не давая уклониться ни на шаг в сторону, Чёрным трактом, прямо к разверстой пасти Нифльхеля.

Я вернулся обратно к себе самому, стоя на неведомом берегу Южного Хьёрварда. Там палило солнце, и я помню первое чувство – свет обжигает. Древним Богам ныне более пристала Тень.

Поневоле медленно, я вернулся обратно к покинутому дому. Он оставался невредим, а на пороге…

На пороге меня ждала юная Ярмина, завернувшись в розовато-алые крылья, словно в дивный плащ.

– Мы с милосердной Ялини просили за тебя, – сказала она, не тратя время на приветствие.

Дочь Ямерта не изменилась. Да ей, впрочем, и не положено меняться. Вечно быть ей «юной», вечно «следить за утренними и вечерними зорями».

Быть вечным дитём, любимицей богов.

– Что ж, благодарю, пресветлая, – сказал я; других слов в тот миг у меня просто не нашлось. – И благодарю, что присмотрели за домом.

Ярмина пожала плечами, и в тот миг я подумал, что она-таки хоть и самую малость, но повзрослела. Или просто позволила себе казаться старше.

– Это нетрудно. – Помолчала и добавила: – Я не хотела, чтобы с тобой случилось бы что-то плохое, О́дин.

– Спасибо, пресветлая, – снова сказал я.

– Живи… тихо, – она развернула дивные крылья. Нижние слои перьев засверкали червонным золотом. – Тогда тебя оставят в покое.

Оттолкнулась и взмыла вверх.

Я провожал её взглядом, пока последний отблеск не скрылся в облачной хмари.

Живи тихо.

Что ж, если не выйдет с Истинными магами, ничего другого мне не останется.

VI

(Комментарий Хедина: судя по дальнейшим записям, Старый Хрофт и впрямь «жил тихо» какое-то время. Короткие разрозненные страницы – как Хьёрвард медленно, но верно избавлялся от последствий Дня Гнева. Как люди и не-люди упорно, упрямо восстанавливали разрушенное и сожжённое. Судя по всему, пролитая в Митгарде кровь если и привлекла внимание предшествующих моему Поколений, то с Отцом Дружин они благоразумно не связывались. Он ждал, и ждал, и ждал – вечно, постоянно, с поистине безграничным терпением, которое мне даже не вообразить; существовать одной лишь милостью победивших врагов, решивших, что ты более не опасен, – что может быть унизительнее для бога воинов, для предводителя эйнхериев и отца валькирий?

Видно, что эту часть рукописи Старый Хрофт почти не приводил в порядок. Страницы собраны вместе, но не более того. Крепкие стены его дома в Восточном Хьёрварде обрастали мхом, дремучие леса поднимались на месте вырубок, города основывались, достигали расцвета и вновь разрушались – а он всё ждал, ждал и наблюдал.

Живи тихо, сказала ему Ярмина. Куда делась дочка Ямерта после нашей победы, я не знал, как не знал, где сейчас скрывается Ялини, отказавшаяся признать нашу с Ракотом власть. Могут ли эти двое прятаться где-то вместе?

В книге Старого Хрофта не нашлось места падению предшествующего нашему Поколения, чего я, признаться, ждал с известным интересом. Повествование вновь ожило там, где я и ожидал, – когда в нём наконец-то появился «молодой маг Хедин».

Здесь вновь пергамент, причём старый, изрядно выцветшие чернила – Старый Хрофт записывал всё «по горячим следам».)

Они появились, когда Отец Дружин почти перестал ждать. Или, вернее, так привык к своему ожиданию, что почти забыл о его цели. Тихая жизнь затягивает. Даже если ты лишился семьи, владений, дома, если у тебя остался лишь твой волшебный конь и живёшь ты более не в Асгарде, а в сумрачном доме из неохватных брёвен – но ты жив, видишь, слышишь и осязаешь, то мало-помалу начинает притупляться и боль утраты. Наверное, просто потому, что никакая мука не в силах длиться вечно.

Он ждал Истинных Магов – и он их дождался. В Митгарде протекли века, и все эти бессчётные дни он, Отец Дружин, жадно вслушивался в колебания ветров и вод, вглядывался в отблеск ночных звёзд и пути дневного светила. Он знал, когда уходят Поколения, он слышал их последние стоны и замечал потом их, уже преображённых, лишившихся былой силы, вокруг себя.

Мелкие лесные духи, погонщики муравьев, пастыри ящериц и лягушек.

От величия – до неописуемого для них падения – в один краткий миг.

Нет ничего вечного, кроме Молодых Богов и…

И его, Отца Дружин?

Ведь он жил и жил, и время никак не могло обрести над ним власть.

Хотя нельзя сказать, что и старалось.

Ушедшее Поколение жило долго, очень долго даже по меркам Истинных магов. Оно было послушным – никто из них не появился и близко от жилища Старого Хрофта, а сам он, несмотря ни на что, не искал с ними встречи.

Рождалось что-то новое. Возникало само по себе, «заполняло великую пустоту», но на сей раз Старому Хрофту чудилось нечто новое в вечной песне, доносившейся из-за грани миров.

Что-то изменилось, что-то пошло не так. Наверное, подобно тому, как нет двух одинаковых деревьев, даже вырастающих из семян одной и той же шишки. Ветры магии, дующие в междумирье, – они сильны.

Так или иначе, новое Поколение вступало в мир, и Старый Хрофт мог сразу сказать – оно будет отличаться от других.

А уж по чистой случайности или же по чьей-то осознанной воле – ему знать было не дано.

(Комментарий Хедина: тут, наверное, мне следовало бы всплеснуть руками, вскричать «ну конечно! Как же это я сам не догадался!» – и немедля объявить причиной всего Великого Орлангура.

Слишком простое решение. Слишком напрашивающееся. Так легко, так соблазнительно легко взвалить всё на предвечного дракона, якобы всё продумавшего, предугадавшего, напророчившего и так далее.

Но я знал, что это не так. Дух Познания пришёл на подмогу нам с Ракотом в решительный миг уже нашего сражения в Обетованном; но пришёл не от большой любви к нам как таковым, а потому что этого требовали интересы Упорядоченного.

Или мне просто очень хочется так думать?..)

Трудно покидать дом, даже если он долгое время казался тебе самой настоящей тюрьмой. Старый Хрофт даже удивился, насколько трудно.

«Засиделся, мохом оброс, словно лешак», – бранил он себя. Нет, пора, пора в дорогу.