Гаs - Andrew Лебедев

У начальника партии был спирт. Кстати, спирт выдавали и геофизикам – на протирку контактов, на протирку, ха-ха! – микросхем…

А руководитель группы геофизиков Дядя Митяй знал куда расходовать этиловый ректификат. На контакты в приборы – ни единой капли не попадало!

Зато Дядя Митяй умел делать удивительные, и как он утверждал – целительные настои. На "встань-корне", который он выменивал у местных охотников на патроны к карабину, на простой морошке с сахаром… Это называлось у него "ликером для девочек". Опытный острослов и балагур (а по мнению многих – просто пиздобол) техник-геодезист Саша Востряков, тот во время импровизированных пьянок всегда кричал Дяде Митяю, – не наливай Сухинину на "встань-корне"! Ему это совсем ни к чему, он и здесь в поле баб не трахает, и там на материке в Питере его Вероника ему не даёт!

Порою хотелось набить морду этому Вострякову. Но Сухинин просто надувался и надутый-обиженный уходил в свою палатку предаваться радости номер 2. Включал СПИДОЛУ и слушал музыку.

А кстати! Думаете, слушать музыку на кассете это одно и тоже, что по волнам Би-Би-Си ? Нет, совсем иное это удовольствие. По волне радио, оно, может и не так качественно, может и волна убегает и музыка то громче – то тише, и треск разрядов, и помехи мешают. Но есть в этом слушании по радио – что-то живое. Это как на картинку красивой девушки, повешенную шофером Колей в кабине вездехода смотреть, или как смотреть на живую геологиню-практикантку Валю Маланину, когда она на полуденной жаре, снимает свитер и футболку, оставаясь в шароварах и топике своего красного бикини…

И еще:

Для многих в поле была еще и радость номер 4.

Это картишки.

Причем, здесь в этой доступной всем радости просматривалось классовое расслоение, получившееся в следствии неравенства в полученном некогда образовании и вообще неравенство в умственных способностей обитателей полевого лагеря.

Так, если работяги-бурильщики и шоферня резались в своей палатке в примитивный набор игр вроде "буры" и "шмэна" и "трёх листиков", то интеллектуальная элита – геологи, геодезисты и ночевавшие иногда здесь начальники, предпочитали "кинга",

"тысячу" и "преферанс". Однажды, даже, кто-то из заночевавших в лагере вертолётчиков пытался научить всех игре в покер, но сложные и путаные объяснения фигур не достигли глубин понимания, и лётчика "раздели" в обычную "сочинку" по десять копеек за вист.

Вообще, до определенного момента своей биографии Сухинин считал, что он не азартен.

– Какой ты нахрен дворянин и гусар! – кричал на него балагур Саша Востряков, – если ты в карты не играешь и за девками не бегаешь! Тебе в монахи или в попы, а не в геологи и не в гусары!

Пытался Сухинин играть с товарищами и в преферанс по десять копеек за вист, пытался и в Кинга, и в тысячу. Не забирало. Не брало! Думал уже про себя, что прав Саша Востряков – нет в нем в Сухинине азарта, нет в нем куража.

Но приключился с ним однажды такой случай.

Было это в Ленинграде. Только-только тогда стали появляться в некоторых барах столы для игры в американский бильярд. И занесло как-то пьяного Сухинина в его вечных скитаниях по зимнему Питеру, когда он просто не знал, куда потратить деньги, где найти утешение своей измученной любовью к Веронике душе, занесло его в один бар на Пионерской. Играла музыка, лондонским туманом клубился сигаретный дым. Бандиты играли на русском бильярде. Студенты с девочками катали разноцветные шарики в американский пул. Девочки картинно и красиво отклячивали попочки, когда наступал их черед бить кием по шарику и бандиты часто сталкивались своими жесткими корпусами с округлыми выступами девичьих форм.

Живая музыка, представленная поющим "чекловеком-оркестром", наяривала на своей ямахе про "владимирский централ-ветер северный".

– Девочки, погодите, дайте послухать, – говорили бандиты, – потому как я сидел, а ты не сидел…

За стойкой Сухинин разговорился с какими то студентами и те взяли его четвертым в игру в пул двое на двое.

Его напарницей была разбитная хохотунья с четвертого курса первого меда. Против их пары играли нагловатый белёсый парень с тёмненькой, похожей на индианку девушкой в черных вельветовых джинсах и с блёстками в волосах.

– А сыграем на деньги? Чего нам! – предложил белёсый.

Сухинин не возражал.

За проигрыш их пары платил он. Девушка – медичка ограничивала свой взнос тем, что целовала Сухинина в щеку.

– Она тебе потом укол в попу бесплатно сделает, – хохотал белёсый в очередной раз пряча в свой бкмажник деньги, что перекачевывали туда из Сухининского кармана.

– Ты чего? Подпольный миллионер? – стреляя глазками, спрашивала похожая на индианку девушка с блёсками в волосах.

– Нет, он геолог, газ на Ямале ищет, – отвечала за Сухинина его медичка-напарница.

Хоть и много денег, выходя из дому, брал с собою Сухинин, но и на много приходит свой конец.

– Что? Может в долг сыграем? – спросил белесый, убирая в свой бумажник пять последних тысячных купюр, проигранных Сухининым.

– Повезет в любви, – хмыкнула индианка с блёстками в волосах.

– Ему уже везёт, – заметил белесый, кивая на то, как студентка-медичка все лезла к Сухинину лизаться и обниматься, все так и льнула к нему, потому как и он и она были уже пьяны.

– А если много проиграю, то много в любви повезет? – спросил Сухинин.

– Это прямая пропорция, – ответил белесый, – хош, проверим!

Спрашивая, Сухинин, разумеется, думал о Веронике.

Вот если он проиграет все, что имеет, тогда, быть может, там на небесах.

Ответственный за его Сухинина счастье Ангел получит инструкцию от своего начальства, и откроет кран перелива эмоций и любви, чтобы изменить баланс ощущений на земле в пользу бедного Владимира Павловича? И перекроет Ангел одни краны и откроет другие. И почувствует вдруг Вероника, что любит Сухинина…

Почувствует, проснувшись среди ночи, откроет глаза, увидит лежащего подле себя Пузачева и крикнет в ужасе, – поди от меня прочь, постылый!

И тут же засобирается, бросившись метаться по квартире в поисках одежды, чтобы немедленно в ночь на такси ехать к нему – к Сухинину…

– Ну, тогда сыграем по-крупному, – почти без сомнения, сказал Сухинин белесому.

Сели в какое-то наспех пойманное такси.

Ехали-ехали. В машине было душно от жаркой "волговской" печки и выкуренных сигарет. И вместе с тем, сырым от питерской погоды ногам было холодно-прехолодно.

Это потом он понял, что просто горьковская "волга" машина такая с русскими парадоксами.

Белёсый ехал на переднем сиденье рядом с "мастером", а Сухинин, которому было бесконечно плохо, трясся зажатый между жестко колючей шубой индианки с блёстками в волосах и негнущейся дублёнкой студентки-медички.

Наконец, приехали хрен знает куда.

Машина стояла в заснеженном неуютном дворе какого-то обшарпанного дома. Справа голодные собаки растаскивали что-то из раскрытого помоечного контейнера. Слева какие-то бомжового вида мужичонки не то меняли на Жигулях колесо, не то попросту в наглую воровали с Жигулей резину.

Белёсый о чем-то долго договаривался с парнем, вышедшим их встречать, потом махнул всей компании рукой, и они стали подниматься по обшарпанной лестнице с некогда крашеными зеленой масляной краской стенами, по которым теперь богато было расписано русским и заграничным матом.

Вошли в квартирку.

Девицам было предложено пройти в одну комнату, а господам… белёсому и Сухинину – в другую.

В комнате, под классическим розовым абажуром пятидесятых годов с висюльками и бахромой, стоял покрытый зеленой скатертью стол, за которым сидели трое мужчин.

Армянин, узбек и еврей. Как в анекдоте на этническую тему.

– Вы играете? – спросил Сухинина еврей.

– У меня с собой нет денег, – ответил Сухинин.

– Это ничего, – ответил еврей, – нам ваш друг сказал, что вы вернулись из экспедиции и теперь располагаете средствами, он ручается за вас, – еврей кивнул в сторону улыбавшегося белёсого, – мы готовы дать вам необходимое для игры количество наличных под расписку. У вас паспорт есть с собой?

Паспорт у Сухинина был.

Еврей еще объяснил, что наличные выдаются под десять процентов… Только не годовых, в ежедневных. Десять процентов в день. Взял тысячу, завтра отдашь тысячу сто. А послезавтра отдавать надо будет уже тысячу двести.

– Мы же не Внешторгбанк какой! – осклабился армянин, отсчитывая Сухинину тридцать тысяч рублей, – мы люди небогатые, нам на старость, да на бедность, свести бы концы с концами.

Расписка, написанная Сухининым, быстренько исчезла в недрах катрана.

Зато на столе появилось пять нераспечатанных колод игральных карт, водка и закуски.

Когда Сухинин проиграл уже всю свою зарплату этого и прошлого летне-полевого сезона, а потом проиграл и все накопления, отложенные на будущую кооперативную квартиру, и когда уже написал вексель на квартиру, в которой жили его отец и мать, Сухинин вдруг понял, что его карточный азарт – это погоня за своим счастьем.