Декоратор. Книга вещности. - Тургрим Эгген

Программа позволяет мгновенно менять перспективу, так что виртуальную комнату можно рассмотреть под всеми мыслимыми углами зрения. Я долго балуюсь этим, а потом для наглядности добавляю фактуру пола. Хотя это ещё предстоит обговаривать с Йэвером, но мне единственно естественным представляется пол деревянный, и я вижу уже, что самое правильное — класть доску в направлении от входа к окну и террасе, как оно сейчас и сделано. Видно также, что даже самый тёмный тон пола не отнимает у комнаты свет. Нужных мне оттенков в компьютере, конечно, нет, но варьируя стандартные фабричные цвета мне удаётся приблизиться к тому, что я держу на примете, — к бразильскому ореху. Он, вы правы, недёшев, зато экологичен, у него тёплый, красивый тон, и он более-менее вечен. В мою собственную квартиру он не вписался, но в нашем с Арне Корсму дворце света и удачи придётся как нельзя более к месту, чувствую я. Потому что такой пол — роскошь, которая делает мебель излишеством.

Я помечаю себе, что нужно запастись образцом.

Потом приношу с кухни хлеб, половинку чиабатты с паштетом с луком и принимаюсь мусолить бутерброд, не отрывая глаз от трёхмерного изображения первого этажа виллы Корсму. Кое-что я с ходу подправляю: например, перекрашиваю белые оконные рамы в тёмно-серые. Так они смотрятся лучше. Потом убираю дверь на террасу и увеличиваю окна. Большая сдвижная дверь, можно даже с электроприводом, —хорошая в принципе вещь для такого случая, но по рисунку этого не поймёшь. Практически можно бы начинать расставлять вещи. Но я чувствую робкое внутреннее сопротивление, значит, час не пришёл. Квартира должна ещё улежаться у меня в голове, опуститься в подсознание и наполнить собой сны. С этой точки зрения отсутствие Катрине кстати, что ни говори. Можно вволю помедитировать над проектом, отдать ему каждый миг бодрствования, да и всякий миг сна. Никакой рутины, натужных обязательств, вот телефон молчит уже полдня. Роскошно.

Тут я некстати вспоминаю, что с одним рутинным делом придётся покончить немедля, быстро и эффективно. Необходимо разобрать почту.

К чести домовладельца надо сказать, что наши именные таблички уже давно красуются на почтовом ящике и в списке у входа. Они появились там через два дня после нашего переезда. Я не жду никаких вестей. Но нахожу в ящике толстый конверт с заполненными квитанциями на оплату коммунальных услуг за шесть месяцев (сегодня сумма тревожит меня меньше, чем напугала бы вчера), разноцветные агитки сети продуктовых магазинов — что-то насчёт шокового падения цен на фарш и сосиски, а также адресованный мне конверт. С написанным от руки адресом и приклеенной жёлтой бумажкой переадресовки. Письмо от матери.

Она пишет часто и в охотку. Что ей теперь понадобилось? Я предпочитаю телефонные переговоры, чтобы не обременять себя заботами с хранением частной корреспонденции. Но мать любит писать. Она видит в этом смысл. Письмо бередит мне совесть. Не то чтобы я имел привычку не отвечать родительнице — с таким бы она не смирилась, но в процессе переезда я выкинул, не распечатав, два письма от неё. Почему я не стал их читать? По прочтении матушкиных писем я, как бы это сказать, не всегда чувствую себя на верху блаженства, так что я решил отложить их чтение до лучших времён, когда и с нервами станет полегче. А потом взял да и выбросил. Что можно сказать о человеке, который письма родной матери отправляет в помойку, не читая? — укоряюсь я теперь и ёжусь в предчувствии ответа.

Так что это письмо нуждается в прочтении. Немедленном. Тем более скоро Рождество, так что внутри, можно надеяться, безобидные поздравления. Я вскрываю конверт особым ножичком от Георга Йенсена и обнаруживаю стопку плотно исписанных листков.

Мелёй, Нурдланд, 14 декабря 1998

Дорогой Сигбъёрн!

Вот уже много недель, как я не имею от тебя никаких вестей. Я полагаю, вернее, да не оставит нас Господь своими милостями, надеюсь, что всему виной твоя чрезмерная загруженность в этом Осло. Единственное моё объяснение — напряжённый темп столичной жизни, которую ты решил выбрать, и неподъёмные требования, предъявляемые к тебе со всех сторон. Береги себя! И не забывай, что где-то на Севере твоя мать неустанно думает о тебе, о Катрине и мечтает о том, что всё у вас будет хорошо.

Когда мы говорили в последний раз, ты будто упомянул переезд. Вышло из этого что-нибудь? Ума не приложу, как люди умудряются ещё что-то покупать по столичным ценам, хотя вы, видно, хорошо зарабатываете, вы же работаете оба. Надеюсь, ты не забываешь откладывать и на чёрный день. Всё-таки так рискованно не иметь постоянного места. Что будет, если ты заболеешь?

У меня всё прекрасно, хотя в одиночестве здесь иногда тоскливо, особенно полярной ночью. Я стала лучше спать, далее по совету врача уменьшила дозировку лекарств. Инвалидности моей мне хватает, тем более её повысили. Они что-то напутали в социальной помощи, так, представь, мне ещё и разницу выплатили! На эти деньги я перекрасила кухню и гостиную в те цвета, которые ты мне посоветовал, когда приезжал, и ты не поверишь, до чего вышло удачно. Фру Аанонсен навещала меня на днях и была в безумном восторге, да я ещё показала ей номер «Мезонина» с той квартирой, которую ты обставил. Могу же я иногда похвастаться сыном! Жаль, она не совсем такая шикарная, как у нас тут делают, но я вижу, что ты постарался и всё сделано тщательно и симпатично.

Твоё долгое молчание надо, видимо, расценивать так, что мне не стоит рассчитывать на твоё появление на праздники. Жаль, было бы изумительно, особенно если б вы приехали вместе с Катрине. Она ведь никогда не бывала в Северной Норвегии, да? Мне кажется, тебе следовало бы показать ей родные места, хотя лето подходит для этого, пожалуй, больше. В этом году у нас стояло такое жаркое, превосходное лето — лучше даже, чем в Восточной Норвегии, все говорят. Если и следующее окажется таким же, я прямо-таки настаиваю, чтобы вы добрались до меня. Летом здесь так романтично, Катрине обязательно понравится. (И не пойми это так, будто я скучаю без внуков. Я ещё молода и подожду. Поживите в своё удовольствие, сколько не надоест.)

Но двое других моих детей обещали навестить старуху мать, так что грех жаловаться. Труде приедет из Трумсе за четыре дня до Рождества. Она только что сдала магистерские экзамены, и мы предвкушаем рассказы, как всё прошло. Ходят слухи о каком-то молодом человеке, но приезжает она, похоже, одна. Хьеллю Турлайфу дали отпуск, и я наконец-то увижу его, через два с лишним года разлуки. Он частенько пишет мне, но ведь у него куда больше времени, чем у тебя, насколько я понимаю. Похоже, он хорошо зарекомендовал себя и в будущем году его выпустят совсем. Я общаюсь с его инспектором, и он считает, что XT полностью избавился от зависимости и всерьёз хочет найти себе стоящее дело в жизни, завязать с наркотиками и остепениться. Я стараюсь не думать о том, что нам приходилось уже обманываться на его счёт, всё-таки и он тоже постепенно взрослеет. Каждый день, утром и вечером, я молю Бога о том, чтобы он вразумил XT. Может, подействовало? А самая моя сокровенная мечта — что вы, братья, снова станете родными друг другу. Всё детство вы были не разлей вода и не ссорились почти. Если я с Божьей помощью сумела забыть столько грустного и страшного, вам тоже должно быть под силу не поминать старое.

Я отправила рождественские подарки тебе и Катрине. Надеюсь, они поспеют до праздника. Сразу скажу, не ждите чего-то дико оригинального. У нас тут снега больше метра да ещё столько уборки к Рождеству, так что писать кончаю. Может, к весне удастся подкопить на билет до Осло. Думаешь, в вашей новой квартире найдётся на пару дней местечко для пожилой опрятной женщины?

Храни и благослови тебя Господь, ненаглядный сыночек!

С сердечным приветом,

любящая тебя мама Астрид».

Ну что тут скажешь? Не хуже, чем я ожидал, но и не лучше. Особенно красноречив почерк автора: буквы пляшут вразнобой и сильно кренятся влево — плохой знак. Мать явно не в духе. И я был бы не лучше, проведи я самую тёмную неделю года на убогом острове в компании Хьелля Турлайфа. Последний его визит запомнился мне тем, что он украл мой видеомагнитофон. Когда мы с Катрине стали жить вместе, я отказал ему в посещениях. По правде сказать, я просто боялся, что он — помимо прочего — может переширяться дури прямо у нас в клозете. Меня не часто заносит в места сборищ наркоманов, но когда это случается, я гляжу в оба, чтоб только не столкнуться с ним. Особенно если я с Катрине. Она обходится смутными намёками на наличие у меня брата. Как-то я упомянул мельком, что он работает на нефтяной платформе в Норвежском море, так и то она сморщила нос довольно-таки неприятно.

Мать и Катрине общались дважды, светски коротко. В первый раз место встречи: итальянский ресторан на Стургатен, неудачно выбрала не разбирающаяся в таких вещах мать. Катрине чувствовала себя не в своей тарелке. Однако ворковали они, когда дело дошло до беседы, вполне терпимо. Во всяком случае, в следующем письме мать написала, что Катрине произвела на неё сильнейшее впечатление и что мы удачная пара. Но чего никак нельзя допустить, так это даже наикратчайшего проживания матушки под нашей крышей. Тогда вскроется всё, это выше моих сил и нервов.