Руденко. Генеральный прокурор СССР - Александр Звягинцев

Начинать свою работу в Прокуратуре РСФСР Волину пришлось в очень непростой обстановке. «Меня не коснулась роковая круговерть тех лет, – вспоминал он, – но я насмотрелся, как судьба играет человеком, когда исчезает то один, то другой партийный, советский или иной деятель. Иногда приходила в голову мысль: а надолго ли я прописан в Москве? Но прошло немного времени, и я уже вполне мог ощутить, что Москва живет двойной политической жизнью – одной, официальной, на виду, другой – скрытой, в кругу семьи или друзей. Неистовствовал глубоко ложный накал бдительности, порой переходящий в явный психоз, повсюду выискивались враги народа и их пособники, повсюду шла острая борьба с так называемым либерализмом и примиренчеством к врагам народа, вызывая обстановку, которой пользовались действительные враги народа, карьеристы, различного рода проходимцы да лица, сводившие личные счеты.

Подметные письма, клевета, ложные доносы стали распространенным оружием в избиении честных людей. Всякий доносчик, боровшийся с либерализмом и примиренчеством, считался надежным, бдительным человеком, а сомневающийся, а тем более защищающий считался подозрительным, если не прямым пособником врагов народа. Все это наводило на многих людей страх и неуверенность в завтрашнем дне, страх за жизнь мужей, отцов, братьев, сестер.

Заканчивался процесс Бухарина и других видных деятелей. Ошеломляли покаянные, униженные признания подсудимых, которые, как позже стало известно, были заранее согласованы в Кремле. Что творилось на Старой площади и на Лубянке, не знал никто, в том числе, как это ни удивит современников, прокурор республики и я, его заместитель.

Не обзаведясь еще новыми друзьями, я чувствовал себя в Москве одиноким, не с кем было поделиться сокровенным. В те дни многие старались показать себя истинными революционерами, но искренне отваживались говорить только вдвоем; третий мог оказаться доносчиком».

25 июля 1939 года Волин был назначен Прокурором РСФСР сроком на пять лет.

С первых же дней работы в должности прокурора республики А. А. Волин стал проявлять самостоятельность по наиболее принципиальным вопросам и при отстаивании своей точки зрения не боялся идти на конфликт даже с всесильным в то время заместителем Прокурора Союза ССР Г. К. Рогинским (он осуществлял надзор за органами НКВД).

Прокуратура республики в те годы непосредственно не вела расследования по так называемым контрреволюционным делам и не надзирала за этими делами (исключение составляла только статья 58–10 о контрреволюционной агитации). Что касается грубейших нарушений законности по таким делам, то, как отмечал Волин, прокуратура республики была вынуждена действовать в общей системе сложившегося тогда партийно-государственного режима. «Но в то же время не могу не отметить гражданского мужества многих прокуроров, пытавшихся противостоять творившемуся произволу, необоснованным репрессиям, стремившихся протестовать против незаконных и необоснованных обвинений, – писал он. – В некоторых, правда, надо признать крайне редких, случаях им удавалось отстоять свои позиции, не допустить незаконного и необоснованного привлечения к уголовной ответственности невиновных граждан. Немало таких прокуроров поплатились своей карьерой, а некоторые были необоснованно осуждены».

Вспоминая, А. А. Волин рассказывал, когда ему самому приходилось снимать нелепые обвинения в контрреволюционных преступлениях. Директор одного небольшого завода в Калуге, заканчивая доклад на торжественном собрании, посвященном годовщине Октябрьской революции, неожиданно для присутствующих произнес здравицу: «Да здравствует Троцкий!»

Его обвинили в антисоветской пропаганде и агитации и приговорили по статье 58–10 УК РСФСР к пяти годам лишения свободы. Проверив это дело в порядке надзора, Волин пришел к убеждению в невиновности директора, так как неосторожное выражение он произнес автоматически. Протест прокурора республики Верховный суд РСФСР удовлетворил.

А вот другие примеры. Командира Красной армии обвинили в покушении на террористический акт и осудили за то, что он, находясь на даче, занимался тренировочной стрельбой из пистолета по плакату на котором был изображен Сталин (донес об этом в органы его сосед). Волин и по этому делу направил протест, который Верховный суд РСФСР удовлетворил.

Некий бывший князь В., проживавший в коммунальной квартире, обратился в народный суд с иском о выселении соседки А. Суд в иске отказал. Тогда под диктовку князя его жена написала в Ленинградское областное управление милиции заявление о том, что А. является врагом народа и систематически ведет антисоветскую агитацию. Следствие было недолгим.

Соседку князя арестовали, и она была приговорена к пяти годам лишения свободы с поражением в правах на три года. Спецколлегия Верховного суда РСФСР, куда поступила жалоба осужденной, не нашла оснований к пересмотру приговора. Дело попало к А. А. Волину и впервые было тщательно изучено. Прокурор убедился в том, что следствие велось поверхностно и небрежно. По его протесту Верховный суд РСФСР отменил приговор и направил дело на дополнительное расследование. Впоследствии А. была освобождена из-под ареста, а бывший князь и его жена сами попали под суд за злостную клевету.

«Но такие протесты, – говорил Волин, – проходили с большим трудом. Очень давила на сознание судей сложившаяся судебная практика и общая обстановка в стране. Понятно, что этими примерами я отнюдь не хочу хоть как-то смягчить оценку той страшной трагедии, того произвола и беззакония, которые творились в стране в те годы. Они лишь свидетельствуют о том, что если была малейшая возможность спасти хоть одного человека от этого произвола, то добросовестные прокуроры и судьи использовали эту возможность».

После войны Волина прочили председателем Верховного суда СССР.

О том, как происходило это назначение, Волин рассказывал так:

«Через некоторое время я уже сидел за столом Политбюро… Сижу на краю длинного стола. Утвердили какого-то министра. Входит Сталин. Председательствовал, кажется, Маленков. Сталин подошел к столу, что-то на нем посмотрел, что-то спросил у председательствующего и стал прохаживаться. Кузнецов стал докладывать мое дело. Я, естественно, поднялся. Как только Кузнецов кончил докладывать, Сталин посмотрел на меня и говорит: „А не молод ли товарищ Волин?“ Мне было 45 лет. У меня был моложавый вид, от силы можно было дать 35 лет. Я сказал: „Мне недавно уже исполнилось 45 лет, товарищ Сталин". Он как-то недоверчиво посмотрел и спросил: „А не тяжело ли вам будет, товарищ Волин?" Это как бы вытекало из первого вопроса. Я вспомнил, что министр, которого назначали передо мною, пробубнил на такой же вопрос: „Если мне поможет ЦК, я постараюсь оправдать доверие ЦК и ваше, товарищ Сталин". И думаю: как же мне ответить, чтобы не быть попугаем.