Все, что блестит - Линда Ховард

Губами сдвинув развязанные бретели лифа вниз, он в тот же момент неистовыми поцелуями покрыл ее плечо и ключицу, полизывая чувствительное местечко на впадинке плеча, так что она почти позабыла о растущем в ней страхе и задрожала от удовольствия, ухватившись за него слабыми руками. Он заторопился с бретелями, находящимися на пути его блуждающего рта, и грубо рванул их, стремясь обнажить ее тело до талии, и паника вспыхнула в Джессике с силой вулкана.

Сдавленно вскрикнув, она начала неистово вырываться из его объятий, удерживая лиф одной рукой, в то время как другой пыталась оттолкнуть его голову от себя. Он зарычал от отчаяния и дернул ее за руку и завел ее за голову, схватив за платье другой рукой. Ее сердце замерло, нечеловеческим усилием она вырвала руку и стала наносить удары по его спине.

— Нет! — закричала она, почти в истерике. — Нет, Николас, нет! Я прошу вас!

Он заглушил эти слова, закрыв ей рот поцелуем, и она с ужасом осознала, что не может контролировать его — он был одержим желанием взять ее. Рыдания вырвались из ее горла, и она выпустила лиф платья, чтобы отбиваться от него обеими руками, горько плача и умоляя приглушенным от рыданий голосом:

— Нет, нет …

Он оторвался от нее, и она простонала:

— Пожалуйста! Николас! Не надо!

Необузданные движения его рук прекратились, он замер, и только грудь неровно вздымалась от тяжелого дыхания. Она содрогалась от рыданий, ее маленькое лицо было залито слезами. Из его горла вырвался стон, и, соскользнув с дивана, он встал возле него на колени, положив темноволосую голову на подушку рядом с Джессикой. В комнате снова воцарилась тишина, и она попыталась подавить рыдания. Она нерешительно дотронулась до головы Николаса, пропуская его густые волосы сквозь пальцы, не понимая своего желания успокоить его, но не в силах противиться этому порыву. Он мелко задрожал от прикосновения ее рук, и она почувствовала терпкий аромат его влажной от пота кожи, ощутила ее мужскую шероховатость и поняла, как он был возбужден. Но он остановился; он не взял ее силой, и она чувствовала, как исчезает его враждебность по отношению к ней. При всей своей неопытности она достаточно знала о мужчинах, чтобы понимать, что для него это было настоящим мучением — остановиться, будучи настолько возбужденным, и она была очень благодарна ему за это.

Николас медленно поднял голову, и она затаила дыхание, увидев напряженное, мрачное выражение его лица.

— Поправьте платье, — хриплым голосом произнёс он, — или будет слишком поздно.

Джессика поспешно завязала бретели платья и одернула подол. Она хотела сесть, но Николас находился так близко, что это было бы

неловко, поэтому она осталась лежать на подушках, пока он не подвинулся. Он устало провел рукой по волосам.

— Пожалуй, это даже к лучшему, — сказал он через минуту, вставая. — Мы не были подготовлены, и я знаю, что вряд ли смог бы… тебя испугало именно это, Джессика? Мысль о риске нежелательной беременности?

Ее голос был хриплым, когда она ответила:

— Нет, это… дело было не в этом. Ты просто…. пугаешь меня.

Она села и вытерла ладонями мокрые от слез щеки. Николас посмотрел на нее и с мрачным выражением лица извлек платок, который она использовала ранее, чтобы осушить слезы с глаз, когда он приехал в первый раз. Неужели это было всего лишь несколько часов назад? Она приняла льняной прямоугольник и вытерла лицо, потом вернула ему.

Он издал короткий, резкий смешок.

— Значит, я испугал тебя? Я хотел бы проделать с тобой разные вещи, но не пугать. Ты опасная женщина, моя дорогая, смертельная в своем очаровании. Ты оставляешь мужчину опустошенным, умирающим от желания, сначала притягивая, а затем отталкивая от себя.

Он глубоко вздохнул и начал застегивать рубашку, и только тогда она заметила, что его пиджак каким-то образом оказался отброшен в сторону, а рубашка расстегнута и вытащена из брюк. Она не помнила, как вышло, что рубашка получилась расстегнутой, но только она сама могла сделать это, поскольку его руки были слишком заняты ею.

Его лицо все еще оставалось напряженным, и, поддавшись порыву, Джессика произнесла:

— Мне очень жаль, Николас.

— Мне тоже, моя дорогая, — его темный, пристальный взгляд метнулся к ней, и напряженная улыбка коснулась губ. — Но зато теперь ты называешь меня Николасом. Хотя бы этого я смог добиться.

Он заправил рубашку в брюки и опустился на диван рядом с ней.

— Я хочу снова встретиться с тобой в ближайшее время, — сказал он, взяв ее за руку. — Ты поедешь со мной завтра поплавать под парусом? Я обещаю, что не буду набрасываться на тебя, я не буду пугать тебя так, как сделал сегодня вечером. Я дам тебе время, чтобы узнать меня, понять, что со мной ты в полной безопасности. Кто бы тебя ни напугал, эти мужчины заслуживают быть расстрелянными, но со мной все будет не так, как с ними. Я обещаю, — ободряюще добавил он.

В безопасности! Будет ли она когда-либо в безопасности с этим человеком? Она сильно сомневалась в этом, но он вел себя лучше, чем она ожидала. Джессика не хотела его сердить, поэтому постаралась произнести как можно мягче.

— Я так не думаю, Николас. Не завтра. Это слишком рано.

Его рот зловеще сжался в тонкую линию, затем он вздохнул и поднялся на ноги.

— Я позвоню тебе завтра, и не пытайся делать глупостей, например, прятаться от меня. Я все равно найду тебя, и тебе не понравятся последствия. Я не буду откладывать это снова. Понимаешь?

— Я понимаю, что ты угрожаешь мне! — решительно ответила она.

Он вдруг улыбнулся.

— Ты в безопасности, до тех пор, пока не вынудишь меня прибегнуть к крайним мерам, Джессика. Я хочу тебя, но могу подождать.

Джессика тряхнула головой.

— Ждать, возможно, придется долго, — предупредила она.

— А может, и не очень, — парировал он. — Как я и сказал, я позвоню тебе завтра. Подумай о прогулке на яхте. Тебе понравится.

— Я никогда не плавала на яхте и ничего не знаю об этом. Что, если я страдаю морской болезнью?

— Будет забавно научить тебя тому, чего ты не знаешь, — сказал Николас, подразумевая больше, чем прогулку на яхте. Он наклонился и запечатлел на ее губах теплый поцелуй, затем отстранился, прежде чем она смогла ответить или начать сопротивляться. — Не надо меня провожать. Спокойной ночи, Джессика.

— Спокойной ночи, Николас.

Она испытывала странное чувство, прощаясь с ним, как если бы этих моментов страсти и ужаса никогда не было. Она видела, как он поднял свой пиджак с пола и вышел, его высокое, поджарое тело двигалось с дикой, тигриной грацией. Когда он ушел, дом показался пустым и слишком тихим, и она поникла, чувствуя, что Николас Константинос собирается перевернуть ее жизнь вверх дном.