Надежда рода: убить императора - Тимофей Тайецкий

со скрипом открылась, и я тут же ощутил приятную прохладу после палящего солнца внутреннего дворика.

Окна моей комнаты выходили в сад и раньше я часто прямо через окно любил выбираться туда и часами бродил среди фруктовых деревьев, розовых и жасминовых кустов, вдыхая дурманящий аромат их цветения.

Несмотря на это теперь я даже не стал смотреть в окна, а сразу прошел к своей постели и лёг, пытаясь успокоиться. Мне было немного не по себе после разговора с няней, и страхи эти были совершенно не беспочвенными.

Получается, если верить странной реакции моей няни, а также моим собственным догадкам — у дяди действительно имелись весомые основания для того, чтобы сделать всё возможное до того, как Алекс Петров станет совершеннолетним и сможет на законных основаниях проявлять волю своего рода.

И как бы это прискорбно не звучало, Алекс Петров являлся последним представителем древнего дома владевшего землями здесь со времен первых поселенцев. Теперь же у него, то есть у меня нет ничего — ни титула, ни земель, ни подданных.

Всё что у меня осталось от фамильного наследия лежало в моем сундуке под кроватью. Я оставил свои вещи перед отбытием на фронт в надежде, что я все же вернусь сюда. Ведь возьми тогда я их с собой, то я гарантированно потерял бы их пока лежал без сознания в канаве после попадания снаряда.

А терять там было что: во-первых, отцовский кремниевый пистолет с резной рукоятью из белой кости и инкрустированной драгоценными камнями и кинжал, а во-вторых, фамильный перстень с гербом рода — драконом, сжимающим в лапе меч. Я не носил его потому, как был несовершеннолетним раньше и не обладал таким правом. Да собственно говоря у меня и рода то своего нет, только я один из всех остался.

Раньше эти вещи берегла для меня няня, и я помню, когда я уже был в сознательном возрасте, перед тем как отдать мне последний из принадлежавших роду артефактов, она плакала. Видимо слишком многие воспоминания из жизни в доме моей прежней семьи не давали ей покоя.

В мгновение ока я спустился на пол и заглянул под кровать — так и есть, всё на месте, только пыли многовато. Всё же няня уже пожилая, чтобы суметь достать туда.

Нашарив рукой гладкий полированный бочок сундучка, я нащупал ручку и схватив потянул на себя. Через полминуты я уже сидел перед раскрытым сундучком — ключ от него всегда висел у меня на шее прикрепленный на металлическую цепочку и перебирал всё свое наследство.

Отцовский пистолет сидел в руке как влитой — всё же одна генетика и руки у меня были как у него, приятная тяжесть внушала уверенность в своей силе.

Клинок был намного легче и прекрасно сбалансирован — он был из стали Адамасов — богоподобных предков всех людей, с золотой накладкой на гарде и изящным желобком на ручке, что заметно облегчало выхватывание из ножен.

Он передавался от отца к сыну с незапамятных времён и уже неизвестно каким образом он попал к самому первому основателю династии Петровых.

И сейчас я был последним кому он принадлежит, и я очень надеюсь, что я смогу передать его дальше по наследству, но для этого мне нужно банально выжить и остаться в живых.

Зарядив пистолет, я поставил его на предохранитель и засунул за пояс, прикрыв подолом камзола, немного подумав я сделал тоже самое с кинжалом.

По крайне мере, пока мои магические способности не восстановились полностью мне следовало защищать себя всеми возможными способами.

Хотя, конечно, аристократические рода практически не использовали физическое оружие в распрях между собой, полагаясь только на свои магические способности, тем не менее пистолет и кинжал являлись символом и атрибутом власти — ведь низкородным крестьянам не полагалось носить оружие по причине своего «грязного» происхождения.

Такой привилегией традиционно обладали лишь высокородные из высших сословий, ведь среди первоначальных поселенцев — людей, обладающих магическим даром, было немного. Это только после того, как они нашли в Крыму магические колодцы — откуда можно было черпать силы, у одного из таких аристократов появилась идея создавать школы, из недр которых потом со временем вышли почти все ныне существующие дома Европы. Вот почему территории Крыма считались сакральными, и все хотели обладать этими землями. Кто владеет Крымом, тот владеет миром, даже, если это происходит косвенно через третьи страны.

Говоря о кланах можно сказать, что многие ученики и выпускники этих магических школ позже стали основателями своих династий. Продолжателей таких линий называли «прославленными магнатами» — от слова «магия, магущество». Практически каждый аристократический род имел такого рода школу для продолжения своей традиции. Во всяком случае, официально. Из-за того, что до нас дошли всего две подобные записи — на древнем языке и на более позднем неизвестном, мы не сможем восстановить всех деталей этого.

А те дома, основатели которых изначально обладали магическим даром без обучения в школах, назывались просто «отцами-основателями». На самом деле всё было гораздо сложнее и священнее — они были настоящими учителями. Только времена меняются. Их время уже давно ушло, и всё, что они оставили после себя, было почти забыто, хотя их рода до сих пор несут своё бремя.

И мой род как раз являлся одним из таких первоосновных домов, которых, к сожалению, осталось весьма немного. И если изначально верховная власть принадлежала им, то со временем «прославленные магнаты» стали захватывать всё более и более ключевые посты просто потому, что их было гораздо больше, чем древних исконных династий — продолжателей непрерывной магической линии ещё со времен их затонувшей родины на севере.

Вдруг раздался стук в дверь, и я напряженно застыл в ожидании — кого это могла принести нелегкая. Стук повторился. Судя по силе это был не мужчина, а женщина, причем воспитанная в аристократических традициях — потому что только они могут стучать так мягко и изящно, словно каждая клеточка её тела настраивается на нежное деликатное поглаживание бархата.

Закрыв сундук, я ногой задвинул его под кровать и поправив свою одежду подошел к двери. Когда я отворил её, то увидел свою кузину — застывшую с кулачком, поднятым для очередного стука.

Хотя она была приёмной моему дядя и кровь наша разная, но я чувствовал к ней такую близость, что сердце готово было выскочить из груди. Как же мне нравилось смотреть на её милое личико, на её красивые глаза! Я был смущен каждый раз, когда находился рядом с ней, но сегодня что-то