Найденыш с погибшей «Цинтии» - Верн Жюль Габриэль

— Времени у тебя хватит,— ответил Отто.— Посмотри-ка, мы почти закончили работу. Если же ты задержишься, то с остальным я справлюсь сам.

— Тогда я пойду. Сам не знаю почему, но меня очень тревожит такое давление воздуха. Как бы я хотел, чтобы отец был сейчас дома!

По дороге он встретил Маляриуса.

— Это ты, Эрик! — сказал учитель.— Рад видеть тебя и знать, что ты не в море. Я, собственно, и иду только затем, чтобы узнать, где ты. За последние полчаса барометр стремительно упал. Ни разу в жизни не видел ничего подобного. Он показывает сейчас семьсот восемнадцать миллиметров. Без сомнения, погода скоро переменится…

Маляриус не успел закончить фразу, как послышался отдаленный гул, сопровождаемый зловещим завыванием. Небо, которое еще совсем недавно лишь с запада закрывалось фиолетовой тучей, почти тотчас же с небывалой быстротой все потемнело. А затем, после мимолетного затишья, листья, солома, песок, камешки — все поднялось в воздух порывом шквального ветра. Началась буря чудовищной силы.

Трубы домов, оконные ставни и в некоторых местах даже крыши унесло, как былинки. Рушились дома, валились сараи. Во фьорде, даже во время самого сильного шторма спокойном, как вода в колодце, вздымались огромные волны и с оглушительным грохотом разбивались о берег. Ураган неистовствовал на протяжении целого часа. Потом, остановленный вершинами норвежских гор, он устремился к югу, в сторону Европейского материка, сметая все на своем пути. В метеорологических сводках он был отмечен как наиболее разрушительный и редкий по своей силе циклон, когда-либо пересекавший Атлантику.

В наши дни о таких катастрофических перемещениях воздушных слоев оповещают и предупреждают по телеграфу. Большинство европейских портов, своевременно уведомленных депешей, обычно успевают сообщить о предстоящем шторме судам, готовящимся к отплытию или слабо закрепленным на якоре. Гибельные последствия ураганов в какой-то мере удается ослабить. Но вдали от больших портов, в рыбацких поселках и в открытом море бедствия неисчислимы. Французское морское ведомство Веритас и английское — Ллойда зарегистрировали не менее семисот тридцати кораблекрушений, вызванных ураганом.

В этот страшный дети, все мысли детей и жены господина Герсебома, как и в тысячах других рыбацких семьях, были обращены к тому, кто находился в море. Герсебом чаще всего отправлялся к западному берегу довольно большого острова, расположенного приблизительно в двух милях от входа во фьорд. Именно в том месте он когда-то нашел Эрика. Судя по тому, что буря разразилась не сразу, можно было надеяться, что он успел найти укрытие, даже если лодку и выбросило на песчаную отмель. Но Эрик и Отто так за него беспокоились, что не могли дождаться вечера, чтобы убедиться в правильности своего предположения.

Как только волнение во фьорде, вызванное циклоном, улеглось, Эрик и Отто, выпросив у соседа лодку, отправились на поиски отца. Маляриус уговорил мальчиков взять его с собой. Наконец они отчалили, провожаемые тревожными взглядами Катрины и Ванды.

Ветер, утихший во фьорде, продолжал еще дуть с запада. Достигнуть узкого коридора, ведущего в открытое море, можно было только на веслах, что заняло больше часа. У самой горловины они столкнулись с неожиданным препятствием. В океане по-прежнему свирепствовала буря. Волны, разбиваясь об островок, прикрывающий вход во фьорд, образовывали два потока. Обогнув преграду, они сливались вместе и с сокрушительной силой устремлялись в проход, словно в огромную воронку. При таких условиях даже пароходу не без труда удалось бы выйти из залива, а тем более утлой лодчонке, идущей на веслах против ветра. Ничего не оставалось, как вернуться в Нороэ и ждать.

Настал час, когда Герсебом возвращался обычно домой. Но он не вернулся, так же как и другие рыбаки, отправившиеся в тот день на ловлю. Скорее можно было предположить, что какое-то непредвиденное препятствие помешало им всем войти во фьорд, чем думать о несчастье, постигшем одного Герсебома. В тот вечер в каждом доме, где не хватало близкого человека, поселилась тревога. И по мере того, как истекала ночь, а моряки все не возвращались, она возрастала, пока не охватила весь поселок. У Герсебомов никто не ложился. Молчаливые и удрученные, они сидели, понурив головы, у очага, коротая томительные часы ожидания.

В марте на этих широтах светает поздно. И все же день наступил — ясный и солнечный. Ветер переменил направление, и теперь можно было надеяться выйти в открытое море. Целая флотилия лодок, собранных со всего Нороэ, готовилась уже отправиться на поиски, когда у входа во фьорд показались рыбацкие баркасы, вскоре причалившие к берегу. Домой вернулись все рыбаки, вышедшие в море до начала циклона, за исключением одного только Герсебома.

Никто не мог о нем ничего сообщить. И то, что он не вернулся вместе со всеми, внушало еще большие опасения, так как всем рыбакам пришлось перенести немало испытаний. Иных буря отбросила к берегу, и лодки их затонули; другие успели укрыться в бухте, защищенной от урагана, и только немногим посчастливилось в самую опасную минуту оказаться на суше.

Выло решено, что все немедленно отправятся на розыски пропавшего. Маляриус не изменил своего намерения участвовать в спасательной экспедиции вместе с Эриком и Отто. Большая рыжая собака, прыгавшая с громким лаем возле лодок, тоже получила разрешение отправиться с ними. Клааса — так звали этого гренландского пса — господин Герсебом когда-то привез из своего плавания на мыс Фарвель. Попав в море, рыбачьи баркасы разошлись в разные стороны — одни налево, другие направо, чтобы обследовать берега многочисленных островков, разбросанных у фьорда Нороэ, как и вдоль всего норвежского побережья.

Когда в полдень согласно уговору лодки снова встретились в южной точке горловины, выяснилось, что никаких следов Герсебома никто не обнаружил. Так как, по общему признанию, поиски велись очень тщательно, все пришли к печальному выводу, что не остается ничего другого, как вернуться домой.

Только Эрик не захотел признать себя побежденным и так быстро отказаться от всякой надежды. Он заявил, что, после того как осмотрены южные острова, он хочет теперь обследовать северные. Так как Маляриус и Отто поддержали его просьбу, рыбаки разрешили воспользоваться самым легким и хорошо приспособленным для маневрирования челном, на котором предстояло сделать последнюю попытку найти Герсебома. Пожелав всем троим удачи, рыбаки направились в Нороэ.

Около двух часов пополудни, когда лодка проходила мимо островка, находившегося недалеко от берега, Клаас вдруг неистово залаял. Прежде чем его успели задержать, он бросился в воду и поплыл прямо к рифам. Эрик и Отто налегли на весла, погнав лодку в том же направлении. Вскоре они заметили, как собака, добравшись до острова, стала прыгать с протяжным воем вокруг какого-то темного предмета, показавшегося им человеческим телом, распростертым на серой скале.

Они быстро причалили к берегу.

Действительно, там лежал человек, и это был Герсебом! Герсебом, весь окровавленный, бледный, неподвижный, холодный, бездыханный, быть может, мертвый! Клаас, повизгивая, лизал ему руки.

Первым движением Эрика было опуститься на колени перед застывшим телом и приложить ухо к груди.

— Он жив! Я слышу, как бьется сердце! — воскликнул мальчик.

Маляриус взял руку Герсебома и, попытавшись нащупать пульс, с сомнением покачал головой. Тем не менее он решил употребить все средства для спасения рыбака. Сняв с себя широкий шерстяной пояс, Маляриус разорвал его на три части, отдал по куску Эрику и Отто, и они принялись втроем энергично растирать грудь, ноги и руки несчастного.

Вскоре стало ясно, что это простое средство понемножку восстанавливает кровообращение. Сердце забилось сильнее, грудь стала вздыматься, появилось слабое дыхание. В конце концов господин Герсебом очнулся и жалобно застонал.

Маляриус и оба мальчика, бережно подняв его с земли, поспешили перенести в лодку. Когда они опускали его на подстилку из парусов, Герсебом раскрыл глаза.