Три кило веселья - Валерий Гусев

Питались в основном рыбой, которую неустанно ловил Егорка, привязав конец удочки к корме. Блесна так и тянулась за ними постоянно, и время от времени какая-нибудь рыбина на нее соблазнялась. Если попадался островок, Егорка обшаривал его, собирал грибы и ягоды. Скудно, конечно, но продержались.

…И однажды на рассвете показался берег. Наш, родной. В шлюпке только Егорка держался на ногах – раненые совсем ослабели, недвижно лежали на сланях и безучастно смотрели в небо.

– Держи прямо, – хрипло командовал боцман Егорке. – Сбрось парус. Садись на весла – здесь камня под водой много.

Егорка греб из последних сил.

С берега их заметили. И… открыли огонь. Вокруг шлюпки заплясали фонтаны разрывов.

– Сигналь, Егорка, – прохрипел боцман. – Семафорь флажками. Зря я тебя учил? – И он протянул Егорке носовой платок.

Егорка выхватил из кармана свой платок и встал во весь рост на маленькой носовой палубе. Сосредоточился.

Шлюпку раскачивало, Егорка с трудом держал равновесие. И от качки, и от слабости.

– Сигналь: «Отставить огонь!» – хрипел боцман. – «Отставить огонь!»

Егорка замахал платками. И тут же прекратилась стрельба. От пирса отвалил катерок и помчался им навстречу. Подошел вплотную, легонько стукнулся носом в борт шлюпки.

Матрос с катера протянул Егорке руки. Тот упал на них и потерял сознание…

За этот подвиг Курочкин Егор Иванович был награжден Золотой Звездой Героя. И вручил ему этот самый почетный орден вместе с золотым кортиком сам командующий Северным флотом на палубе флагманского крейсера. Под орудийный салют и звуки гимна…»

Тут воспоминания адмирала прервал дверной звонок. И ворвалась небольшая стая гимназистов. Некоторых из них мы знали. И учились когда-то вместе, да и живем в одном микрорайоне.

Они все были одеты в свою форму, как в старое время, еще до революции, и были похожи на кадетов. Шустрые, бойкие, веселые.

Двое из них, без всяких вежливостей, рванули на кухню выгружать сумки с продуктами. Еще двое стали приставать к адмиралу, чтобы вымыть окна.

– А то они у вас паутиной заросли.

– Это не паутина, – отбивался адмирал, – это трещинки. Да и нельзя в такой холод окна мыть.

В общем, группа поддержки. Нам с Алешкой здесь делать нечего. Мы чужие на этом празднике жизни. Подозрительном празднике.

Мы незаметно вышли на лестницу, а в квартире все слышалось:

– Мы и вашу собачку будем выгуливать!

– Да нет у меня собачки!

– Мы вам и собачку достанем!

– И бегемота, – проворчал Лешка, когда мы спускались по лестнице.

Глава VIII

«А ГДЕ КОРТИК?»

После уроков Семен Михайлович объявил общий сбор старшеклассников в актовом зале. И сказал длинную речь, из которой мы ничего, кроме того, что мы оболтусы и ветрогоны, не поняли. Начал он с одного, а закончил речь совсем противоположным.

Вначале он говорил о том, что мы все очень неинтересно живем в свободное от учебы время.

– В мои школьные годы мы занимались в кружках, пели песни у костра, собирали металлолом и строили из него самолеты.

– И летали на них? – спросил кто-то из последнего ряда.

Семен Михайлович этот ядовитый вопрос пропустил мимо ушей.

– Мы помогали старшим. О старичках заботились. Кололи дрова, носили воду из колодцев, поливали огороды…

– А у нас дрова кончились, – пожаловался кто-то.

– А у нас колодец высох.

– А у нас огород отобрали.

– А у нас в доме ни одного старичка нет. Одни старушки.

Семен Михайлович шлепнул ладонью по столу:

– Отставить разговорчики! Слушать сюда! Никто вас не просит таскать дрова и колоть воду. Заговоришься тут с вами. Сами ищите применения своим юным силам. Вот в гимназии нашли! Взяли шефство над ветераном войны. Помогают ему в быту. Окружили заботой. А вы кого-нибудь окружили заботой?

– Я бабушку свою хотел окружить, – похвалился кто-то. – Только она в Одессе живет. Никак не окружается.

Семен Михайлович грозно сверкнул очами из-под густых бровей.

– Вот Оболенские… Нашли нам адмирала. Пригласили на наш вечер. И что? Отбили у них гимназисты адмирала. Окружили его заботой. Даже его собачку выгуливают.

– Нет у него собачки, – сказал кто-то. Кажется, я.

– Будет! – твердо и решительно, шлепнув в стол ладонью, выдал Семен Михайлович. – Мне директор гимназии говорил: наши дети – наше будущее. И я с ним согласен. И хочу, чтобы и наши дети стали нашим будущим. Светлым и радостным.

В общем, мы никак не могли понять – чего же хочет от нас наш боевой директор? По-моему, он и сам еще не очень-то определился. По-моему, он очень завидовал, что у соседних гимназистов есть все, а у нас – ничего. Даже наш стадион, когда строили гимназию, весь порушили и захламили.

И, кажется, я не ошибся.

– Вы посмотрите, какой порядок у них на территории. Чисто, аккуратно. Как в казарме 176-го мотострелкового полка, когда я им командовал.

– Так у них – три дворника и мусорная машина, и поливалка.

– А вам, значит, тоже лакеи нужны? Вам самим, молодым, красивым и сильным, не по пупку стадион привести в порядок. Вам же это нужно!

Тут он попал в точку. У нас многие ребята любят спорт. И хотят заниматься. Но негде. На футбольном поле – обломки бетонных блоков, баскетбольная площадка завалена старыми трубами, в яме для прыжков – битый кирпич, турник и брусья безнадежно погнул какой-то самосвал во время строительства.

Словом, идея Михалыча многим пришлась по душе. Договорились устроить субботник.

– Я сам выйду с лопатой! – пообещал директор.

– А я с совочком, – сказал кто-то. – Сестренка даст на время. Она в субботу в детский сад не ходит.

Семен Михайлович посмеялся вместе со всеми, а потом строго напомнил:

– Однако главное для вас – учеба. Про нее не забывать ни во сне, ни наяву. Ни в будни, ни на субботниках.

Вот и пойми его.

Лешка опять ждал меня под березкой.

– Как дела? – спросил я.

– Очень хорошо, – бодро отрапортовал братишка. – Отметок не было, из класса не выгоняли. Только Мишка запись в дневнике сделал.

– Опять уснул на уроке?

– Нет, Дим, за правду.

Да, за правду люди часто страдают. И покруче, чем запись в дневнике.

– Он, Дим, на географии спросил: «Ну, кто знает путь из варяг в греки?» Я и сказал: «Никто!» Я и этих греческих варягов не знаю. Ну их! Давай делом заниматься.

– Каким?

– Забыл? Нужно ведь Степика обратно внедрить. Папа велел.

– Тебе велел? – съязвил я. – Через дырку в стене приказал?

Но вообще-то я и сам об этом думал. Оказывается, Лешка даже придумал, как это сделать. Оказывается, очень просто.

– Если они все там жулики, значит, и Степик должен быть жуликом. Пусть что-нибудь украдет в «Копейке»… Но не очень дорогое. А потом этому Льву похвалится. Тот хлопнет его по плечу и скажет: «Молодец! Наш человек! Какие тебе тайны нашего бизнеса открыть? Выбирай!»

– Идея хорошая. – Я не стал Лешку обижать. – Но надо по-другому. Папа говорил – потоньше. Смотри: из-за кого Степик вылетел?

– Из-за Шаштарыча.

– Вот пусть он из-за Шаштарыча и вернется.

– Украдет его и разыщет, да?

– Ты что! За такие штуки знаешь как по головке гладят! Это тебе не «Копейку» ограбить.

Мы пошли домой, и по дороге я рассказал Алешке свой план.

– Пусть на Шаштарыча грабители нападут. Под покровом ночи. А Степик их всех раскидает.

Он загорелся:

– Пусть, Дим, они еще маски наденут. Пострашнее будет… – Тут он на секунду призадумался. – Нет, не стоит. Вдруг Степик сам их испугается. А где мы грабителей возьмем? Им же платить надо!

Грамотный мальчик, дитя телевизора.

– Грабители у меня есть, – сказал я. – Они его даром ограбят.

И мы стали приглядывать за Шаштарычем. Он все так же ездил в школу на джипе, но уже с другим водителем, и так же по-хамски с ним обращался. Тот открывал и закрывал для него дверцу машины, носил его ранец и ракетку для тенниса, отталкивал мощной рукой всех пацанов, которые попадались по дороге. Выслуживался лакей.

Приглядывая за Шаштарычем, мы стали замечать в сторонке и Степика. Он, видимо, тоже ловил подходящий случай.

И он вдруг настал. С нашей помощью.

Утром, у ворот гимназии, сценка.

Шаштарыч важно шагает к зданию, водитель, с его сумкой и ракеткой в чехле, семенит рядом.

– Сергей Львович, – подобострастно лепечет, – сегодня вечером за вами не смогу заехать. Движок что-то забарахлил.

– Твои проблемы, – не поворачивая головы, роняет Шаштарыч.

Однако проблемы оказались у него самого. Джип за ним вечером не заехал – неисправность в движке оказалась серьезной. (Позже мы узнали, что неисправность эту устроил Степик.)

Я сразу же позвонил Егору Никишову:

– Собирай ребят. Проводим операцию.

– Жаль, что не всерьез, – вздохнул Никишов. – Я бы этому Шаштарычу от души навалял.

– Еще успеешь, – пообещал я, вполне с ним согласный.

Никишов у нас в школе самый здоровенный. Он даже на директора смотрит сверху вниз. И голос у него басистый. Но вообще-то он добряк. Наверное, потому и занимается в секции карате. Чтобы воспитать в себе злость и решительность. Ну и друзья у него такие же. В спортзале – «кия!», а в школе – «спасибо, извините!».