Витки времени - Шуйлер-Миллер Питер

— Нет, господин. Компас остался в кабине аэромобиля.

— Значит, нам нужно выйти из леса, тогда мы сможем увидеть горы. Потом придется пересечь болота, если, конечно, нас не ищут с воздуха. Пойдем, здесь лучше не задерживаться, да и существо может вернуться.

Много дней мы пробирались через мерзкие дебри древнего леса грибов, в то время как бледные облака несли и рвали мощные ветра с почти неограниченной силой, которые бушевали в разреженном воздухе, а высокие грибы опрокидывались и падали вокруг, и из них при ударе о землю вытекала мерзкая жидкость, орошая и без того противную гниль, лежавшую под ногами. Реки холода продолжали уничтожение грибных джунглей, убивали огромные бесформенные растения, окутывая их ледяным воздухом. Но буря продолжалась недолго, — полузатопленные останки быстро впитывали тепло из окружающей гнили, хотя и медленнее, чем разрушенная крепость, чья площадь была гораздо больше. Наконец, спустя много дней блужданий по кошмарным джунглям этого мира, страдая от разреженного воздуха, пока, наконец, наши изможденные легкие не научились справляться со своей задачей, грибы начали делаться ниже, тоньше, и вскоре вовсе исчезли, оставив нас на краю огромной, километров восемь в диаметре, гладкой чаши из блестящего черного базальта, крутые склоны которой уходила вниз почти на восемьсот метров.

Там и лежал Алый Город газовых существ. Целиком построенный из ярко-красного, с легким оттенком бордового мрамора, он был как тлеющий уголек в центре черного кубка. Его архитектура повторяла то, что создали вокруг миллионы грибов. Приземистые, вспученные формы облепляли высокие стволы: сферический купол на изящной колонне, спиралевидный язык пламени, зонт на толстой ножке — все множество форм грибов, приспособленные для того, чтобы жить в них, и вырезанные целиком из алого мрамора. На окраинах здания были низкие и приплюснутые, а ближе к середине превращались в высокие красные лабиринты замысловатых форм, вздымающиеся среди окружающих нас кошмаров, отличаясь от чудовищных джунглей лишь цветом. И повсюду между гладкими алыми стенами плавали плотные черные шары тумана, как медленно дрейфуя, так и быстро двигаясь от одного до другого входа, что испятнали красные стволы. Тишину нарушало лишь едва уловимый, на самой грани человеческого слуха, звук, идущий откуда-то из центра, словно выл на ветру туго натянутый провод. Звук был таким напряженным и неприятным, что заставил меня невольно задрожать. По спине пробежали мурашки, и я увидел, как от этого звука Гектор яростно стиснул зубы. Тем не менее, было в нем какое-то проклятое очарование, так же, как и в самом городе, и мы продолжали любоваться зрелищем, невзирая на уязвимость нашего положения.

Мы ничего не подозревали до тех пор, пока отражение города в полированном камне у наших ног не исчезло, а вытянувшийся рукав черного пара не заслонил нам обзор, обрушиваясь неподалеку на камни. Мы сразу же поняли, что невидимые существа состояли вовсе не из обычного пара, поскольку, будь он таким, мы бы с легкостью прорвались сквозь него в спасительный лес грибов. Но черная субстанция оказалась такой же плотной, как мы и предполагали, и даже гораздо крепче, поскольку мы ударились об нее, как об скалу. Тем не менее, на ощупь вещество было совсем иным — податливым, почти что живым, и наэлектризованным, из-за чего все тело стало покалывать. Удивительное существо, определенно покрытое какой-то физической оболочкой, но, несмотря на всю его прочность, продолжавший дуть ветер отрывал от черного облака рваные клочья. Откровенно говоря, это уже находилось за гранью моего понимания свойств материи. Ясно было лишь одно, — такая материя находится под управлением разума, подобно сокращению наших мускулов, что, правда, вроде бы невозможно проделать с паром. Мой разум отказался принимать реальность такого процесса.

Теперь эта субстанция кружилась над и под нами, и большие куски почвы исчезали из-под ног. Возникло тошнотворное чувство падения в пустоту, затем длинное, ровное скольжение, на протяжении которого мы постепенно разгонялись, и ряд сложных пируэтов, которые невозможно описать. Кое-что дало подсказку нам, застрявшим в середине существа из пара. Пронзительный вой, разносящийся из центра алого города, стал совсем уж невыносимым, но все усиливался по мере того, как мы набирали скорость, однако, затем он, казалось, стих и стал раздаваться откуда-то издалека, словно говоря нам, что мы уже в самом городе и несемся между гулкими красными стенами.

Субстанция уплотнилась под ногами, и вытолкнула нас вверх и наружу, через расширяющийся проем, к свету, возле вершины огромного облака пара, но все еще крепко обвивая за поясницы газовыми кольцами. Нас тащило прямо к беспорядочному лабиринту алого безумия, являющемуся центром города. По извилистым коридорам и узким, похожим на щель, проемам стекались и присоединялись к нашему существу орды созданий из пара: больших и малых, облаков и клочьев, сливаясь в одно гигантское Существо, несущее нас Зевс знает куда, ради какой-то великой, неизвестной цели, требующей присутствия объединенной сущности, расы одного Создания, но состоящего бессчетного множества особей.

Кривые красные стены стали теснее, плотнее, сливаясь в один огромный розовый овал, с узкой черной щелью, находящейся очень высоко. С головокружительной скоростью нас несло на колонну черного тумана прямо к этому единственному видимому входу, а затем протолкнули через него, снова вниз к свету, в то время нас по-прежнему окружало гигантское облако.

Мы оказались в огромной чаше чистейшего белого цвета по краям приобретающего розовый оттенок. Прямо из самого центра рос дрожащий столб ярко голубого пламени, он и издавал пронзительный плач, режущий по ушам, наполнявший огромную чашу противным звоном.

Из державшего нас облака выстрелил черный рукав и погладил приземистый камень, лежавший возле огромной ямы, из которой поднимался столб света, и украшенный красными чашечками. Вой повысился до непереносимого крещендо, а потом исчез, и я ощутил, как кристалическая линза, спрятанная в складках одежды, рассыпается на множество осколков. Затем нас усадили рядом с черными перилами, ограждающими от голубого пламени, а вокруг, покрывая белоснежные стены чаши чернильными телами, был этот странный народ из тумана, который нас окружил, перегородив все пути к выходу. Словно отвечая на мои мысли, рукав пара, рванувшись от края черной массы, сорвал небольшой рюкзак со спины Гектора и бросил его в пламя. Он исчез в золотистой вспышке, лишь на секунду затемнившей участок пламени. Отсюда не было выхода!

То, что происходило дальше, я так до конца и не понял Как существа из пара могли физически высасывать информацию — мысли — прямо из мозга? Но факт остается фактом. Из этого мрачного облака, видимого лишь на фоне окружающего мира, вытянулись два тонких кольца тумана, которые туго обвились вокруг наших голов, облепив их черным паром, проникающим, казалось, внутрь. Он не был холодным и влажным, что свойственно обычному пару, но мы чувствовали нечто похожее на теплоту тела, наполненного чистой энергией. Странные ощущения испытывал я, стоя перед этими живыми существами из черного тумана.

Через плотно прилегающие шапки пара, я чувствовал пульсирующее беспокойство, со временем усиливающееся и приобретающее некоторые свойства волн, катящихся сквозь эту огромную массу, и осязал то, чего не мог увидеть. Затем раздался голос существ, — не знаю, что его порождало, но это было истинный голос, живой и выразительный, не имеющий ничего общего с единением мыслей этого народа. Он оказался низким, похожим на гортанное пение, разносился на огромное расстояние и чем-то напоминал плач. Вначале голос был как мерное жужжание насекомых в садах Тулы — колеблющимся, неясным, но затем, подхватываемый остальным ульем, он становился громче, приобретал глубину, которую невозможно ни с чем сравнить, и расходился длинными вздымающимися волнами звуков, усыпляющих, как мягкое покачивание спокойного моря. Нам было удобно, и мы задремали, уютно укутанные теплым покрывалом тумана, убаюканные ровным гулом музыки, окружавшей и усыпляющей нас... Сон оказался очень кстати после всех недавних событий, и я ощущал, как мои чувства медленно притупляются, заглушаются, и сознание погружается в дремоту. Но где-то в глубине, как яркое, чистое пламя в воображаемом море тьмы, разум еще не спал. Даже, когда мышцы обмякли в беспамятстве, мое сознание ярко горело, почти как второе внутреннее Я. И вместе с ним, я чувствовал, как ловко вытягивают у меня воспоминания, как огромные черные живые облака высасывают мои знания — каждая деталь, каждая мысль и каждое впечатление падало в бездонную пасть. И я понял, что спрятанная крепость обречена!