Двойная ставка на смерть - Джон Кризи

— Так всего много, а по существу — ничего конкретного! — в сердцах воскликнула Фелисити, ошарашенная услышанным.

Доулиш поднялся с кресла и налил ей в бокал немного джина, добавив потом вермута.

— Не забудь, что я мотался по Европе с темноглазой сеньоритой, а ты об этом ни сном ни духом не ведала!

— Это уже давно не смешно. Скажи лучше, что ты намерен предпринять?

— Две вещи, — ответил Доулиш. — Сейчас почти семь, и я намереваюсь подождать дома до восьми. Если Эллисон к этому времени не объявится, я сообщу Триветту, что он бесследно исчез. А в девять я хочу собственными глазами посмотреть, как выглядит Белокурая Куколка…

— Говорю тебе максимум того, что мне известно, — по телефону заверил Триветта Доулиш. — Эллисон отправился вслед за парнем и до сих пор не объявился. В редакцию не звонил, и я безумно волнуюсь.

— Он не ребенок, чтобы давать себя в обиду, — рыкнул на противоположном конце провода Триветт. — У нас и без того дел невпроворот, а ты мне предлагаешь опекать газетчиков, отлынивающих от своих прямых обязанностей и сующих нос куда не следует. Но ладно, так уж и быть: постараюсь выяснить, что с ним стряслось. Что-нибудь еще?

— Я просто прихожу в ужас, когда подумаю, сколько я успел наворотить за последнее время в Ист-Энде, — с горечью произнес Доулиш. — Выяснилось, что я крупнейший барыга в Лондоне. А у тебя никаких новостей? О Фернандесе? Или о девушке-испанке?

— Нет.

— А как с раненым парнем, с Коресом?

— Если повезет, то выкарабкается.

Когда Триветт положил трубку, Доулиш с огорчением отметил про себя, что Триветт, вопреки обыкновению, не посоветовал ему проявлять осторожность и предусмотрительность. Это могло означать только одно: Триветт убежден, что Доулиш будет действовать в одиночку и, следовательно, наверняка распорядился, чтобы за ним установили слежку.

— А пожалуй, у меня еще есть время загримироваться, — воскликнул Доулиш. — Это будет как нельзя кстати!

Фелисити смиренным голосом переспросила:

— Загримироваться, говоришь?

— Милая моя, не могу же я идти к Белокурой Куколке в «Красный Буйвол» в таком виде! — протестующе воскликнул Доулиш. — Ты что, хочешь, чтобы она сразу узнала во мне настоящего Доулиша? К тому же, если Триветт следит за квартирой, нужно будет незаметно проскользнуть мимо его наблюдателя… Между прочим, я проголодался. Думаю, Элис бродит где-нибудь неподалеку и готова угостить меня чем-нибудь вкусным.

Элис была готова…

Сразу после ужина Доулиш достал футляр с принадлежностями для грима.

Фелисити с изумлением наблюдала, как муж преображался на ее глазах. Кожа, цвет лица, глаза, форма носа, рта, щек и лба — все менялось, и даже форма головы словно изменилась под влиянием грима, нанесения теней, ретуширования.

На нее смотрел постаревший, пополневший, погрубевший, загорелый мужчина.

Закончив гримироваться, он надел старый истрепанный пиджак. Опустил во внутренний карман какие-то странные инструменты. В боковой карман положил автоматический пистолет и запасную обойму к нему. Все это он проделал очень быстро.

Фелисити, заранее зная, что говорить об этом бесполезно, все же поинтересовалась:

— Без него не обойтись?

— Буду удивлен, если придется пустить его в ход, — весело ответил Доулиш. — Не волнуйся, дорогая. Уж лучше я им головы снесу, чем они мне! — Он надел плащ. — А теперь пора отрываться от этого парня снаружи. Если, конечно, это полицейский филер. А ты, пожалуйста, подгони «остин» к «Красному Буйволу» и оставь его там, ладно? Потом возвращайся домой. Ключи от «остина» у меня есть, — добавил он.

Невидимый с улицы, он отошел от окна. Да, внизу кто-то маячит. Триветт, наверное, просто-напросто велел наблюдать за его квартирой, а это значит, он еще не совсем уверен в его, Доулиша, полной непричастности к этому делу. Можно ли обижаться на него, учитывая дурную славу, которая теперь закрепилась за Доулишем в Лондоне?

Доулиш… крупнейший барыга в Лондоне.

Доулиш, компаньон Гейла, известного рода символ в среде воров, скупщиков краденого, рецидивистов, налетчиков.

Факты свидетельствовали об опасности, угрожающей ему с двух сторон. Один источник — это полиция, жаждущая «улик», другой — не известный ему пока мужчина, нагло пользующийся его именем и подрывающий —собственно говоря, уже подорвавший, — его репутацию. Триветт, обнаружив факты столь невероятные, на первых порах, конечно, подвергнет их сомнению и лишь спустя некоторое время всерьез станет считаться с вероятностью того, что они истинны. Ведь Триветт привык полагаться на улики.

Факты — вещь упрямая. Некто в течение довольно длительного времени выдавал себя за него, Патрика Доулиша. Теперь это было уже очевидно. Фелисити — правда, он об этом не стал распространяться — скорее всего тоже поняла это, от нее вообще трудно что-то скрыть.

Все очень просто и очень опасно.

Как только Доулишу стало известно, что некто пользуется его именем, дни этого анонима были сочтены. Этот некто, возможно, предпримет попытку оприходовать последний барыш и потом исчезнуть с горизонта. Чтобы обезопасить себя и действовать наверняка, он постарается подкинуть полиции и общественности такие улики, которые безоговорочно будут свидетельствовать о том, что именно он, настоящий Патрик Доулиш, скупал у воров краденое.

Таким образом, наибольшая опасность таилась в том, что неизвестный попытается действовать с закрытым забралом.

Доулиш вышел на улицу и быстро зашагал по Уайт-стрит к перекрестку. Человеку Триветта, вероятно, было приказано просто наблюдать за квартирой; если так, то беспокоиться не о чем. Но нет: у этого топтуна явно были другие указания… К тому же вряд ли он был сотрудником Скотленд-Ярда.

Доулиш вышел к перекрестку.

Филер следовал за ним.

Глава 11

Белокурая куколка

Доулиш быстро шагал по Мэрилебоун-роуд… и филер все еще шел за ним. Преследователь, вероятно, человек Триветта или же, так сказать, друг О’Флинна.

Доулиш сел в автобус.

Преследователь, перейдя на бег, успел — уже на ходу — вскочить й автобус. Доулиш, находясь на верхней площадке, посмотрел вниз… и увидел человека в массивных очках с толстыми линзами.

Наконец-то ему впервые удалось увидеть его с достаточно близкого расстояния — бледное лицо, светлые, коротко остриженные волосы.

Доулиш оставался наверху, пока автобус не повернул на Эджвор-роуд. Потом спустился вниз по узенькой лестнице. Когда автобус остановился близ Марбл-арч, он на ходу спрыгнул. Мужчина в очках проделал то же самое.

Целая вид, что совершенно не подозревает о слежке, Доулиш сел в другой автобус, шедший в направлении «Виктории». Сойдя с него, он быстро, но так, чтобы преследователь без труда мог за ним поспеть, направился к радиальной станции.

На стоянке было несколько свободных такси. Нарочито не торопясь, Доулиш пропустил несколько такси, словно ожидая кого-то. Два человека сели в первое такси, вскоре уехали с подошедшими клиентами второе и третье. Осталось одно, последнее. Машина медленно подъехала к Доулишу, он открыл дверцу и сел в машину.

— Лестер-сквер! — громко произнес он и хлопнул дверцей.

На Лестер-сквер он вышел из такси и у Олдгейта сел в другое. Проехав немного по широкой и мрачной приметной Майл-энд-роуд на автобусе, он сошел близ перекрестка, откуда было рукой подать до «Красного Буйвола». Доулиш был уверен, что близ «Виктории» сумел оторваться от хвоста и напасть на его след теперь практически невозможно.

Он направился к «Красному Буйволу» и, когда до девяти оставалось ровно пять минут, взялся за зеленую крашеную ручку двери пивного бара. «Остин» стоял на улице ярдах в пятидесяти от бара.

Здесь ли Белокурая Куколка?

Переступив порог, он попал в атмосферу пивного чада. Бар был битком набит докерами. Поверх их голов и решетки крепких локтей Доулиш перехватил направленный на него взгляд Септимуса Ли. На сей раз волосы Ли были темными и покрыты лаком; щеки свисали сухими тряпицами — такого эффекта он достиг, вынув просто-напросто вставные челюсти. Еще более разительного изменения облика он добился, наложив на лицо грим цвета сильного загара, и теперь его глубоко посаженные темно-карие глаза уже не выделялись столь резко. Септимус взглянул на Доулиша, но, соблюдая конспирацию, виду не подал, что узнал его.

Часы, спешившие на пять минут, показывали девять часов четыре минуты. Поэтому в действительности до девяти часов, когда должен был раздаться звонок, возвещающий, что до закрытия остался ровно час, и когда О’Флинн, если верить его словам, должен был встретиться с Белокурой Куколкой, оставалась минута.

Эту минуту Доулиш потратил на то, чтобы заказать себе пинту пива. Он поставил кружку на столик и сел таким образом, чтобы можно было наблюдать за входной дверью.