100 великих творцов моды - Марьяна Скуратовская

С Дусе он, однако, вскоре расстался — причиной тому было слишком сумасбродное поведение молодого человека, который открыл для себя увлекательный мир женской красоты и пикантных приключений; к тому же его возлюбленная заказала у портнихи несколько нарядов по его эскизам, жалуясь на то, что одеваться у известных кутюрье очень дорого. Это дошло до Дусе и, как писал Пуаре, стало ещё одним поводом, чтобы избавиться от него.

А затем он почти год провёл на военной службе. Его отправили в Руан, и время, проведённое в казарме со всеми её «прелестями», казалось Пуаре, привыкшему к обеспеченной и даже изысканной жизни, просто бесконечным. Ни о каком служебном рвении речи не шло, и бедняга только и ждал того момента, чтобы вырваться на волю.

Когда это, наконец, произошло, он решил вновь попытать счастья в мире моды. От Гастона Ворта, сына знаменитого Чарльза Фредерика Ворта, он получил следующее предложение: «В наше время принцессы иногда ездят на автобусе, а то и ходят пешком. Когда я предлагаю брату Жану создать небольшую коллекцию простых и практичных платьев, он неизменно отказывается, говоря, что это не его дело. А между тем клиентки спрашивают такие платья. Наша фирма как знаменитый ресторан, где не желают подавать ничего, кроме трюфелей. Поэтому нам необходимо открыть отдел “жареного картофеля”». У Ворта Пуаре проработал несколько лет — в то время как Жан-Филипп создавал роскошные изысканные наряды, Пуаре делал повседневные костюмы, которые хотя и не вызывали симпатий у Жана и большинства его сотрудников, зато пользовались большой популярностью у покупателей. Трюфели — это прекрасно, но без жареной картошки тоже не обойтись!

А когда Пуаре почувствовал, что готов работать самостоятельно, он, по его словам, пришёл к Гастону Ворту и сказал: «Я доволен своей работой, вы, я надеюсь, тоже. Но запах “жареного”, похоже, многим здесь мешает. Поэтому я решил обосноваться в другом квартале и жарить картофель самостоятельно. Хотите оплатить мне “сковородку”?» Финансовой помощи от Ворта он не получил, только пожелание удачи. Что ж, удача ему тоже была нужна.

И в 1903 году, воспользовавшись финансовой помощью от матери (отец к тому времени скончался), Пуаре открыл небольшой дом моды, чьи ярко разукрашенные витрины привлекали внимание парижан. С этого времени он стал сам себе хозяином, а вскоре станет хозяином определённых направлений в моде…

«Тогда ещё носили корсет. ‹…› И вот я, опять-таки во имя свободы, упразднил корсет и ввёл в обиход бюстгальтер, с тех пор утвердившийся окончательно». Следующим его нововведением стали узкие юбки: «Да, я освободил бюст, зато ногам стало тесно».

Заметим сразу, что все уверения Пуаре в том, что он изменил то или это, хотя и имеют под собой основания, но не являются истиной в последней инстанции. Потому что, как верно заметит полвека спустя другой великий кутюрье, Кристиан Диор, один человек не в состоянии изменить моду. Он может одним из первых откликнуться на назревшие в обществе нужды, проложить более широкую дорогу новым веяниям, однако по своей прихоти повернуть моду в ту или иную сторону не может. Пуаре сам это отлично сознавал — позднее в одной из своих лекций, в Чикаго, сказал: «Мы не монархи и не диктаторы. Мы лишь слепо повинуемся воле Женщины, всегда стремящейся к переменам и жаждущей новизны. Наша задача — уловить момент, когда ей надоест привычная одежда, и предложить взамен нечто новое, отвечающее её желаниям и потребностям. Поэтому в моей профессии требуется не деспотизм, а, напротив, собственное чутьё, и я сейчас говорю с вами не как властелин, а как раб, желающий проникнуть в ваши потаённые мысли». Да, талант модельера и состоит в том, чтобы вовремя откликнуться на даже ещё не озвученный призыв. Пуаре действительно был новатором… но мода постепенно обновлялась бы и без него. К тому же он лучше, чем другие, умел подчеркнуть свои заслуги. Скажем, такие кутюрье, как Люсиль Дафф-Гордон и Мадлен Вионне, тоже боролись с корсетом, но их заслуга в этом деле почти позабыта, и мы помним только о Пуаре, который громко заявлял о себе.

Важным событием в его жизни стала женитьба — эту девушку он знал с детства, и многие сочли её неподходящей парой для молодого, но уже достаточно преуспевающего кутюрье. Она не была парижанкой, у неё не было приданого, не было изысканных манер. Но Пуаре пошёл по пути Пигмалиона, который создал свою Галатею: «Я смотрел на неё намётанным глазом кутюрье и видел её скрытые достоинства. ‹…› В ней открылись новые качества, она удивлялась самой себе. Ей предстояло сделаться одной из королев Парижа. Теперь, когда жена появлялась в модных местах, на неё обращали внимание, несколько раз она даже произвела сенсацию». Жене Дениз, урождённой Буле, суждено было стать одновременно и музой Пуаре, и моделью для самых смелых его экспериментов.

«Некоторые утверждали, будто я оказал огромное влияние на свою эпоху, будто моими идеями вдохновлялось целое поколение. Скромность не позволяет мне согласиться с этим утверждением, но всё же, оглядываясь назад, я не могу не признать, что в период, когда я начинал свою деятельность в мире моды, на палитре художников совсем не осталось красок. Пристрастие к изысканным тонам XVIII века испортило женщинам вкус, под видом утончённости в моде воцарились блеклость и безжизненность. Все нюансы “бедра испуганной нимфы”, оттенки сиреневого, бледно-фиолетового, нежно-голубого, тускло-зелёного, сливочно-жёлтого, палевого — короче, всё слащавое, пресное и невнятное — такая цветовая гамма была тогда в чести. А я пустил в эту “овчарню стаю волков” — насыщенные оттенки красного, зелёного, ярко-синего, и всё сразу заиграло».

Справедливости ради нужно отметить, что особенно яркими красками работы Пуаре заиграли после огромного успеха «Русских сезонов» в Париже, которые своими потрясающими костюмами и декорациями буквально взорвали мир парижской моды. Сам Пуаре будет всячески отрицать, что работы русского театрального художника Льва Бакста как-то повлияли на его творчество, что он был модельером с устоявшейся репутацией и до «Русских сезонов»… Но и Бакст, и Пуаре как минимум шли параллельными путями, используя в своих работах богатейшую палитру ярких, чистых оттенков. И авторство «хромой юбки» — очень узкой, настолько, что дамам приходилось передвигаться в ней мелкой, семенящей походкой — приписывают то одному, то другому. Где же истина? А она в том, что всё взаимосвязано!

Между 1906 и 1911 годами он работал над возрождением завышенной талии — силуэта, популярного ровно за сто лет до того. Женщины, свободные в таких нарядах от корсета и нижних юбок, казались стройными, как античные колонны, а сочные тона Пуаре делали эти наряды особо экзотическими.

Он писал: «Да, я оживил краски и предложил новые фасоны, но всё же, думаю, моя главная заслуга не в этом. Гораздо важнее, что я вдохновлял художников, создавал театральные костюмы, умел понять потребности новой эпохи и сумел удовлетворить их». Он, в частности, познакомился с художниками Жоржем Лепапом и Полем Ирибом, и результатом их сотрудничества стало появление в 1908 году альбома акварелей «Платья Поля Пуаре для Поля Ириба» и в 1911-м — альбом Лепапа «Вещи Поля Пуаре». Как писал Пуаре, «я всегда любил художников, они очень близки мне; ведь мы, в сущности, занимаемся одним и тем же ремеслом, и я воспринимаю их, как собратьев». А журналы, посвящённые искусству, публиковали статьи, посвящённые Пуаре, что способствовало восприятию моды как одного из вида искусств.

В 1912 году он открыл художественную школу для девочек, названную в честь одной из своих дочерей, «Мартин», где они изучали природу, учились рисовать, занимались декоративно-прикладными искусствами. Как говорил Пуаре, его роль состояла в том, чтобы развивать их вкус, но ни в коем случае не влиять на них, и они оказывали на него «куда большее воздействие, чем я сам на них».

В 1911 году он основал парфюмерную и косметическую линии, названные им в честь другой дочки — «Розин». Он был одним из первых, кто пополнил ассортимент товаров своего модного дома подобным образом, и, как верно было подмечено исследователями истории моды, выпуск парфюмерии не раз впоследствии помогал многим домам моды держаться на плаву в трудные времена.

Но тогда дела Пуаре шли настолько хорошо, что он переехал в старинный особняк на Фобюр Сент-Оноре — одновременно и в центре Парижа, и сохраняющий определённое уединение. Как он вспоминал, его убеждали, что, перенеся свой дом моды туда, он потеряет всех клиентов — кто будет сворачивать с оживлённого пути главных «модных» улиц Парижа? «Через месяц после открытия стало ясно — я победил. У меня успел побывать весь Париж». Покорив столицу моды, Пуаре решил вместе со своими манекенщицами отправиться в турне по Европе — он честно признавался, что теперь жаждал всемирной славы. Они посетили Франкфурт, Берлин, Варшаву, Москву, Санкт-Петербург (с русским мастером Надеждой Ламановой Пуаре подружился и вспоминал о ней всегда очень тепло), Бухарест, Будапешт, Вену, Мюнхен… Везде показы проходили с большим успехом.