Вам хорошо, прекрасная маркиза? - Алина Кускова

А ведь мог бы мне сказать! Я, когда волнуюсь, не только много ем. Я машинально могу и много пить все, что попадет под руку. Давыдов мог бы предупредить, мол, Катерина, хватит жрать и пить что попало! Салата-то он пожалел.

Его светлый образ несколько померк в моих глазах.

Порой мужчины бывают такими зашифрованно-меркантильными, что на первый взгляд и не скажешь. Коленка опять разнылась, зато успокоился копчик. Пока не было Артура, я прислушивалась к своему организму, тот вел себя довольно странно. Только успокоилась коленка, заныл копчик. После копчика – коленка… Синдром чего-то там? После этого откажет голова? Я умираю?!

Давыдов не дал мне умереть в одиночестве. Вернулся быстро с мазями и сам принялся натирать мне ушибы. Как-то неловко было давать ему себя частями. Наверное, и он предпочел бы меня сразу и целиком. Но уж что досталось, то и осталось.

Его руки были теплыми и бесконечно заботливыми.

Мама дорогая, я влюбилась в него! Безрассудно.

Мама дорогая сказала бы мне:

– Катерина, а ты уверена? А в нем уверена? Ты его знаешь всего ничего, а уже позволяешь ему дотрагиваться до твоего тела?!

Представила бабулю с ее укоризненным покачиванием головы:

– Катерина, а твой ли это человек?

Ну невозможно заниматься любовью при родственниках!

Мне пришлось подумать над тем, как охладить свой пыл. Ведь Давыдов был так близко, так предательски близко сидел на краешке моей постели, что я могла натворить тех еще дел, накинувшись на него с поцелуями.

– В чем смысл жизни, Артур?

– Ну знаешь ли, Катя. Такие глубокие вопросы на ночь глядя задаешь. Смысл жизни заключается в поиске истины, в стремлениях сделать мир лучше, помочь ближнему… Вот как в нашем с тобой случае.

– Мы с тобой разные люди, – глубокомысленно заключила я, отворачиваясь от него. – Смысл жизни – в любви.

– Что ты говоришь! – усмехнулся он.

Но я демонстративно засопела.

Не понимает меня мужчина, ну и ладно. Разные мы с ним люди. Из разных миров.

Ну совершенно не мой человек! Бабуля права.

Он встал и подошел к двери наших смежных комнат.

– Если что-то понадобится, Катя, позови. И да… Давай перейдем на «ты» постоянно. Иначе забудем и станем при Фаине выкать.

– Хорошо. А Фаина тебе враг?

– Как тебе сказать, – задумался Артур. – Давай поговорим об этом завтра.

– Давай, – согласилась я, мучительно думая над тем, отчего сейчас он такой добрый.

Неужели, чтобы мужчина обратил на тебя внимание и начал заботиться, нужно обязательно чем-нибудь хорошенько стукнуться и получить хотя бы легкие увечья?!

Когда он ушел, я затаила дыхание и стала прислушиваться к тому, что происходило за стенкой. Слышимость была так себе. Пришлось сползти с кровати и доковылять до двери. Я приложила к ней ухо и замерла. Давыдов в своей комнате шагал из угла в угол. Метался, бедный! Мучился, страдал из-за меня! Уснуть не мог, все обо мне думал!

– Катя!

Дверь внезапно распахнулась, и я свалилась ему в руки.

– Катя?!

– Нет, спелая груша!

Мне было обидно, что он меня застукал на месте преступления. Я попыталась выкрутиться.

– В душ хочу, – пробурчала я. – А он один. И не в моей комнате.

– Конечно-конечно, – нахмурился он, помогая мне добраться до ванной комнаты.

– Вы… ты что-то хотел сказать?

– Да. Катя, я не хочу посвящать тебя в наши семейные разборки. Постарайся сделать все, от тебя зависящее, о чем мы с тобой договорились, и больше не спрашивай меня о Фаине.

– Хорошо, как скажешь.

В ванной комнате я открутила краны и сначала просто хотела немного посидеть, но затем разделась и влезла в воду. Прохладные струи отрезвляли меня, приводили в порядок растрепанные чувства и мелкие ушибы. Я вспоминала о том, что же страшного сегодня произошло, и не могла припомнить. Так, досадные оплошности. Завтра я буду вести себя намного интеллигентнее и умнее. Действительно, пить не буду, есть не буду, зато буду молчать. Об этом мы и договаривались.

Честно говоря, мне так обидно было, что Давыдов думал не обо мне. Ну, не совсем обо мне. Хотелось, чтобы совсем! Видно, так только у меня от любви крышу сносит.

Я вышла из душа, замотанная полотенцем, Артур стоял возле окна и курил.

– Все хорошо? – поинтересовался он, глядя на меня с интересом.

«Ничего личного», – пробурчала я под нос. Его интерес связан с тем, сумею ли я отыграть второй акт. Первый чуть ли не с треском провалился. Хотя, как сказать, Заславский, опытный партнер, все взял на себя и вытянул.

– Все просто отлично!

Глава 4

А в остальном, прекрасная маркиза,

Все хорошо, все хорошо!

На следующее утро страшно болела голова. Буквально раскалывалась на две половинки, и хотелось обвязать ее полотенцем, чтоб не случилось непоправимого. Хотя Давыдов наверняка о моей скоропостижной кончине не пожалел бы. Сегодня он снова выглядел безупречно: гладковыбритый, напарфюменный, отутюженный… Хотела добавить – сверкающий белозубой улыбкой, но не могу. Нет, с зубами у него все было в порядке. Скорее всего, по темным переулкам Давыдов не ходил, за беспомощных девушек там не заступался. Только вот он не улыбался. Сидел за столиком, смотрел в свой планшетник и не обращал на меня никакого внимания.

А я ведь постаралась привести себя в порядок, перед тем как появиться перед людьми. С больной головой это был настоящий подвиг. И блузка на мне была легкомысленная…

– Здрасьте! – сказала я достаточно громко, но в мою сторону повернулся только Заславский.

– Ну что, красавица, поехали кататься?! – пропел мне Иван Сергеевич.

– Куда?! – испугалась я. – Представление разве окончено?

– Кончен бал, погасли свечи, – вздохнул тот и рассмеялся. – Катерина, ты божественно выглядишь!

Как же я ему была благодарна! Только после этого на меня посмотрел Артур.

– Дайте, я вас расцелую! – прокричала я и бросилась на шею изумленному Заславскому.

Подбежала к нему и чмокнула в щеку. В самом деле, дочь я ему или не дочь?! Должна же я как-то проявлять родственные чувства.

При этом скосила глаза на Артура. Он поморщился. У-у-у, это хороший знак!

– К чему скорбеть от глупого сюрприза, – пропел Заславский излюбленную песенку, глядя на недовольного Давыдова. – Ведь это, право, ерунда…

– И не ерунда я вовсе, – обиделась я. – А ваша дочь!

– Кстати, – сказал Давыдов, глядя на Заславского. – Действительно, пора прекратить заниматься ерундой и полностью войти в образ отца и дочери.

– Я это и делаю, между прочим, – сказала я и плюхнулась на стул рядом с ним.

Заславский принял позу задумавшегося гения и замолчал, закрыв глаза.