Я без тебя не могу (СИ) - Рахманина Елена

Произношу это раньше, чем мозг начинает осмысливать сказанное. Пальцы сильнее сжимаются и наверняка оставят после себя на память синяки.

– Украла и продала, очевидно, – говорит он сухо, но на его губах на мгновение появляется улыбка, которая сбивает меня с толку. Мы переступаем порог большой залы, где мероприятие еще в самом разгаре.

Вижу, как несколько удивленных лиц поворачиваются в нашу сторону и фиксируют захват Клима на моей руке. Его пальцы медленно спустились к моей ладони, сжав её. Сердце пропускает удар от этого прикосновения. Моя ладонь в его руке – мечты наяву.

Плевать, мне абсолютно все здесь безразличны! Девушка, которую они весь вечер принимали за обслуживающий персонал, идет за руку с мечтой каждой женщины здесь, не страдающей деменцией. Удерживаюсь от того, чтобы не осмотреть комнату в поисках его невесты, просто иду вслед за ним, представляя, что он меня не ненавидит, понятия не имея, куда мы сейчас направимся. Но какое это имеет значение, когда мой взбудораженный алкоголем и его близостью мозг исполняет чечетку?

Самгин выводит меня на улицу, и, когда подъезжает его машина с водителем, он отпускает своего сотрудника, закидывает меня на пассажирское сиденье, а сам садится за руль. Цвет его злости красный, багряный, он дымкой струится из его пор, а мне не страшно. Мне весело, и я хочу продлить это свое состояние. Дергаю за ручку, думая о том, что пока машина не набрала скорость, я выберусь из неё, к чертям. Но дверь заблокирована, а тяжелая рука Самгина ложится на моё обнаженное бедро, впечатывая меня в кресло.

– Не дергайся, – произносит он раздраженным низким голосом, даже не смотря в мою сторону, выруливая с территории загородного комплекса. Мне остается только тупо смотреть на его пальцы на своей ноге, потому что мозговая активность, как ртуть в термометре на Северном полюсе, мгновенно упала в минус.

Глава 10

Он убирает руку, оставляя на коже ожог, но я, наконец, начинаю дышать, сознавая, что алкоголь, к моему сожалению, испаряется из организма.

Меня одолевает очень странное чувство, сидя вот так рядом с ним в машине, как и множество раз когда-то, много лет назад. Здесь всё пропитано им. И я не «дергаюсь», не возмущаюсь его грубым поведением, не интересуюсь, куда он планирует меня отвезти, чтобы, видимо, убить и закопать, просто откидываю голову на подголовник, прикрываю глаза и втягиваю в легкие запах его машины.

Он застегивает на мне ремень безопасности, но делает это так ловко и быстро, что я даже не успеваю этого заметить, находясь в легком забытьи. Клим выжимает педаль в пол до упора, и мы мчимся по загородной трассе, нарушая все скоростные режимы, на его безбожно дорогом спортивном автомобиле. Я помню, что быстрая езда – один из его любимых способов справиться с гневом. Наблюдаю за ним, вбирая в себя его облик с жадностью женщины, которая смотрит на чужого мужчину и знает, что он не будет принадлежать ей.

Всё в нем такое родное и такое моё, что мне, кажется, не было между нами этих лет. Словно он приехал в город N, забрал меня после тренировки и везет по знакомому маршруту домой, к бабушке. Хочу его с такой силой, что вся моя кожа покрывается мурашками от потребности прикоснуться к нему.

Самгин зол, и меня это радует, но не потому, что я стремлюсь его уколоть, а потому, что за этой злостью я вижу его. Сейчас я узнаю в нем того человека, которого любила до безумия. Но это так опасно для меня, я не смогу пережить всё еще раз, я просто сломаюсь.

После смерти бабушки сестра настояла на том, чтобы я поехала вместе с ней во Флориду. У меня не было сил за что-то бороться, кому-то противостоять, и уж точно не родной сестре. Она увидела меня в тот день, когда я встречала ее с «грузом двести» в аэропорту своего родного города, где была похоронена мама.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Сестренка! – Обхватив ладонями мое лицо, она вглядывается мне в глаза. – Тебя всю трясет!

Она обнимает меня, и я наконец-то могу расслабиться и расплакаться в её объятиях, вдыхая последний родной запах на этой земле. До ее замечания я даже не знала, в каком напряжении была все это время. Тело действительно мелко дрожит, будто меня лихорадит, но я не больна. Я просто дико устала от этой взрослой жизни, где мне одной приходится справляться с проблемами.

На похороны бабушки заявился отец. Я смотрела на него, но ничего не испытывала, даже злости. Он попросил у меня денег. Так смешно – наверное, думает, что после Олимпиады я богачка. К Ладе не подошел, она никогда не скрывала своей неприязни. А я была другой. Привыкла прятать эмоции, и, должно быть, он посчитал, что вправе у меня что-то просить.

– Ведь я твой отец, – кидает он мне с укором, пока я стою у свежей могилы бабушки.

Перевожу свой сухой взгляд с креста на его лицо – такое гладкое, как наливное яблочко, сытое, лицо человека, который всегда жил так, как ему хотелось. А я отлично знаю, что покажет мне зеркало, если решу в него заглянуть: худую, изможденную скелетину, которая давно не помнит, что такое нормальный сон и аппетит.

– Мой отец похоронен в этой могиле, – киваю на крест, – и мать тоже. Умерли мои родители.

Лада молча уводит меня от него, обнимая за плечи. Потом – поминки, которые я плохо помню, и разговор с сестрой о том, что я поеду с ней, потому что она не оставит меня в России одну в таком состоянии. Не знаю, что было бы со мной, если бы тогда она не забрала меня.

Она жила с молодым человеком в теплом штате, и хотя я не особо любила жару, но солнце здесь меня спасало. Я приходила вечером на пляж, к океану, и мне становилось легче. Терапия с психологом, успокоительные, сон, свежий воздух, беззаботная сестра, заражающая окружающих своим позитивом. Мы были противоположностями: она – положительная, а я – отрицательная, но вместе мы – рабочая батарейка.

Машина притормаживает у кованых ворот, которые автоматически раскрываются, пропуская внутрь и открывая вид на дорогой особняк. Клим останавливает автомобиль у входа, но он все еще на взводе, я понимаю это по тому, как он сжимает с силой кожу руля, словно хочет её снять. Костяшки пальцев напряглись и побелели, а я совсем не понимаю, чем вызвана эта злоба.

Ни за что не поверю, что все дело в слюнявом поцелуе Ивана, когда Клим сам демонстрировал всему обществу час назад, как он счастлив со своей идеальной женщиной.

– Выходи, – наконец, произносит он чуть хриплым голосом.

Слушаюсь его, вылезая из низкого автомобиля, и иду по направлению к воротам. Не знаю, что он задумал, но участвовать в этом я не собираюсь. Дорогу мне преграждает охранник, сложивший руки, как футболист во время пенальти, прикрывая самое ценное. Он думает, я сейчас собираюсь атаковать его пах?

Оглядываюсь назад. Клим стоит у машины и курит, должно быть, забавляясь этой сценой. Мне остается только догадываться об этом, потому что на его лице пустота. Ни одной эмоции.

Понимаю, что веду себя глупо. Куда мне отсюда деться, находясь на территории частного охраняемого комплекса? Возвращаюсь обратно к нему, ступая по гравию на высоких каблуках.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Зачем ты меня сюда привез?

– Пошли.

Самгин на редкость немногословен. Мы заходим в особняк, который изнутри выглядит слишком вычурно и помпезно, совсем не в стиле Клима. И я начинаю догадываться, что, возможно, этот дом когда-то принадлежал его отцу.

Следую за ним по светлому коридору и понимаю, что здесь никто не живет. Тут чисто, почти стерильно, и совсем лишено признаков жизни.

Глава 11