Второй шанс. Снайпер - Виктор Мишин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сзади раздавалось тарахтение мотоциклетных моторов. Я еще раз бросил короткий взгляд назад, хотелось убедиться, что кроме этих байкеров, там больше никого нет.
Примерно через пять минут раздался голос казаха.
– Остановились, видать уже близко наши, боятся лезть на рожон, – тотчас по БТРу скользнули, рикошетя, пули.
– Вот суки! – ругнулся Мурат. – Не дали тихо уехать.
– Мурат, а ведь стреляют-то спереди, – прислушиваясь, уточнил я и инстинктивно наклонил голову. Казах высунул голову над кабиной БТРа и тут же нырнул обратно.
– Да, вот и вернись с задания, свои же завалят, – выругался он.
– Чего, правда, наши? – не веря, что почти доехали, спросил я.
– А то кто же? Немцы бы попали, – смеясь, подал голос Зимин.
– Сань, немцы близко, давай сворачивай куда-нибудь, надо еще отъехать.
– Сейчас, Вано тоже сообразил. Уже нашел дорожку, в лес заедем и встанем.
А стрельба становилась все серьезнее. В бортах появлялись новые дырки. Все лежали на полу, боясь поднять голову, один Зимин занят был управлением этого гроба. И как ему не страшно?
– Приехали! – вскоре выкрикнул он и дал по тормозам, от чего мы все кубарем полетели головой вперед.
– Зимин, ты охренел, что ли? – кряхтя и потирая ушибленную руку, полез в кабину казах. Но вдруг замолчал. Я тоже привстал на руках и поглядел вперед, между головами моих ухарей. Прямо перед нами стоял наш, советский, танк. Т-28, я даже разглядеть успел, до того, как люк сзади распахнулся и меня за ноги грубо вытащили наружу. Хлопнувшись лицом на дорогу, ноги-то мои кто-то держал, выругался и, стиснув зубы, попытался поднять голову. Получилось, вот только не видел я ни хрена, пыль застила глаза, я бешено стал их тереть. Удар по спине, чем-то тяжелым. Крики моих друзей, больше я ничего не слышал и не видел.
Ох и тяжкое это дело, просыпаться после потери сознания. В какой уж раз, а все не привыкну, хотя можно ли к такому привыкнуть?
Я лежал лицом вверх, надо мной нависал низкий темный потолок. В палатке, что ли? Точно, палатка. Голова раскалывалась от дикой боли в висках. Спину саднило, в боку пожар. Чего-то совсем не комильфо! Я живой или уже нет? Так, чего-то такое уже было, опять вроде дырку получил, – память неохотно возвращалась.
– Очнулись, ну вот и хорошо! Светлана? – рядом со мной кто-то был, но в поле моего зрения человек не попадал.
– Да, Андрей Ильич? – услышал я второй голос, женский, а приятный-то какой! Слушал бы и слушал. Молодой, чистый и нежный.
– Светочка, принеси, пожалуйста, чистые бинты.
– Сейчас, – коротко ответил красивый голос. Обладательница ангельского голоска прошмыгнула рядом с дохтуром.
– Как вы себя чувствуете, товарищ лейтенант? – склонился надо мной военврач.
– Да чего-то хреново как-то, – скорчил я рожу.
– Вообще-то это естественно, ранение, плюс приличное истощение организма.
– Да вроде не голодал, откуда истощение?
– Как я слышал, вы серьезно повоевали? Ребята ваши немного рассказали.
– А где они сами и где вообще я? – по-еврейски ответил я.
– Вы пересекли линию фронта, сейчас вы в полевом госпитале, вас должны скоро вывезти. Ваш лейтенант, Зимин, кажется, связывался с кем-то в Ленинграде, оттуда уже выслали машину и сопровождение. А ребята ваши все тут, в соседних палатках, отдыхают. Кого-то и подлатать пришлось, кто-то просто очень устал и спит уже сутки.
– Во как! А то я помню только, как нас кто-то отмутузил знатно, а больше ничего.
– Бойцы на передовой погорячились, им уже влетело от командира. Вы на немецкой технике приехали, ну они вас и не стали спрашивать.
– Ясно, как всегда, от своих получаем больше, чем от врага. Они бы с фрицами так воевали. – Мне, если честно, уже надоело постоянно получать от своих. Оклемаюсь – морды набью всем, кто участвовал.
– Ну, молодой человек, не преувеличивайте. Бывает и хуже, уж поверьте старому человеку.
Верилось легко. Истомин рассказывал, что бывало разведчиков, вышедших к своим, вообще расстреливали. Всяко бывает, народ нервный, вокруг вон чего творится.
– Что беспокоит больше всего, молодой человек? – продолжал свой мягкий допрос военврач.
– Бок болит, хотя нет, голова сильнее. Кажется, лопнет сейчас. – Правда, каждое слово и даже просто движение губами причиняло дикую боль, отзывавшуюся в голове ударами кувалды.
– Если голова болит, молодой человек, значит, она есть, – скаламбурил доктор. – Извините, шучу. Нам без юмора тяжко, такого наглядишься, с ума можно сойти.
– Да ладно, доктор, ничего, – вот Петросян, еще бы анекдот рассказал, про усатого. И я бы посмеялся.
– Сейчас Светочка обработает раны, перевяжет. Затем надо сделать укол, поспите, голова должна пройти. Это скорее от сильной усталости, ну и давление подскочило от ран. Вы ведь еще пешком протопали, наверное, прилично?
– Было дело, да еще кругами и по болотам, – поплакался я.
– Лежите, отдыхайте, нужно хорошо выспаться.
– Товарищ военврач… – я замялся.
– Военврач третьего ранга Колесов, – представился доктор.
– Товарищ военврач третьего ранга, разрешите вопрос? – я намеренно обратился, как положено.
– Обращайтесь, товарищ лейтенант. – Дядька удивленно смотрел на меня.
– Из моих ребят есть кто-нибудь на ногах?
– Я сейчас посмотрю, позвать?
– Да, если можно.
– Только недолго, вам всем нужно отдыхать!
– Слушаюсь, – улыбнулся я.
Военврач вышел, полог палатки опустился. Но тут же вновь слегка приподнялся, и в образовавшуюся щель проскочила маленькая фигурка.
– Товарищ лейтенант, попробуйте повернуться немного на левый бок, – услышал я знакомый, певучий голосок.
– Для вас, я и мертвый перевернусь, – вывез я и замер.
Надо мной склонилось лицо, личико. В тусклом свете коптилки удалось разглядеть глаза. Ах, что это были за глаза… Ясно сверкнули, как звезды. Четкие узкие брови казались черными стрелами и придавали глазам выразительности. Ямочки на щечках, губки… Во я попал! Ведь сколько здесь уже нахожусь, про женщин даже не думал. И не до того было, да и жена не забывалась. Я ее с дочкой действительно сильно любил. А тут, как кувалдой, которая в голове стучит, по макушке треснули. У меня и с женой так было. Увидел один раз и говорю другу: «Это мое». Друг посмеялся в ответ, сказал, что я дурак. А вот вышло-то все именно так, как я и сказал. Познакомились, долго встречались, стали жить вместе. Дочь появилась уже спустя несколько лет, зато была очень даже ожидаемой и любимой. Постоянно наблюдал в своем времени, как друзья находили себе подруг, женились, кто по залету, кто и по любви. Но очень немногие заводили детей по желанию. У доброй половины были нежданными, поэтому люди пугались ответственности и расходились, как правило. В основном, конечно, уходили мужики, боялись стать привязанными к дому, к детям. А ведь лучше-то и нет ничего, чем быть рядом с частичкой тебя самого. Видеть, как она растет, играть, а…
Кажется, у меня от воспоминаний даже слезу вышибло.
– Товарищ лейтенант, вам плохо? – испуганно проворковала девушка санинструктор.
– Все хорошо уже, – я вытер лицо рукой.
– У вас такое лицо было, сначала доброе, а потом как-то замерло резко, – девушка казалась напуганной.
– Просто задумался немного. Извините, если напугал, я не хотел. Правда, – я попытался улыбнуться, но выходило с трудом.
– Надо рану обработать, Андрей Ильич приказал как следует осмотреть. Освещения никакого, видит он уже неважно, вот и просил поглядеть, нет ли воспаления.
– Смотрите, чего уж там, – кивнул со вздохом я и повернулся спиной к Светланке.
Да, присохшие бинты – это что-то. Фурацелинчику, да хотя бы соляной раствор, что ли, придумали. Как же больно-то. Заорать не получилось, во рту было одеяло. Зубы, думал, сломаю, так сжал, что аж в глазах потемнело. Потом вспомнил наказ тренера: болит рука, ударься ногой. Выплюнул одеяло и закусил губу. По подбородку потекла теплая струйка, во рту появился вкус крови. Ну что у меня все с перебором-то выходит? Чуть губу не откусил, аж забыл, что мне бинты отрывают.
Внезапно раздавшийся знакомый голос заставил вынырнуть из мыслей о вечном.
– Командир, звал?
– Саня, ты? – хрипло выдохнул я.
– Ага, ты как? – голос Зимина был чуток настороженным.
– Да как видишь, гансам не пожелаешь. Как ребята? Как ты сам?
– Да ничего, раны нам почистили, замотали, кому надо было. Все отдыхают. Я связался с Ленинградом, нам повезло.
– Чего такое? – встрепенулся я.
– Наш генерал там, – загадочно произнес Саня.
– Да ладно! И чего?
– Сначала матерился, когда я про тебя рассказал, потом успокоился и велел ждать машину.
– Вот увидишь, сам прибежит. Любит он на меня поорать, особенно в медсанбате.
– Ну, не равнодушен он к тебе, что поделаешь?
– Это точно. А-а-а! – заорал я.
– Ты чего, охренел, что ли, командир? Я же чуть головой потолок не проткнул, – Зимин подпрыгнул от моего внезапного вскрика.