Тень Бешеного - Виктор Доценко

Она смотрела на огонь, и ее постепенно охватывало тоскливое чувство своей ненужности.

Савушка подрастал, — в нем уже начала проявляться та мужская самостоятельность, которую матери поначалу принимают за непослушание и очень обижаются. Однако с этим придется смириться: сын рос в отца. Это должно было бы радовать Джулию, но вместо этого причиняло ей большую боль. Она с горечью осознавала, что однажды наступит день, когда Савушка станет совсем взрослым и выпорхнет из гнезда и она останется совсем одна. Эти мысли мучили Джулию, заставляли грезить о совсем уж нереальных вещах. Лишь сильная боль заставила ее ойкнуть и отдернуть руки от огня.

Она смотрела на покрасневшие ладони и решала, что необходимо предпринять, чтобы не сойти с ума. Требовалось что‑то радикальное, что‑то решительное.

Вот было бы здорово, если бы она оказалась в Москве и нашла там Костика Рокотова! Он дал бы ей задание, и она занялась бы вместе с ним расследованием таинственных убийств ученых. Но Константин так далеко…

Далеко ли? Десять часов — и она в Москве. А там… Мысль заработала четко, когда мозг выбрал правильное направление.

Заказ билета на Москву, завершение текущих дел в Нью–Йорке и оформление документов заняли не более двух суток. Дом она могла смело доверить своему «маленькому интернационалу», как она называла небольшой, но дружный коллектив, обитавший под крышей ее дома.

Савушкина няня Холидей Полли, горничная–немка Амалия и неф Билли — шофер и телохранитель Джулии, — на них она вполне могла положиться во время своего отсутствия.

Холидей Полли, или Полечка, поражала своей добротой и заботливостью, которой хватило бы на десяток Савушек.

В горничной Амалии сочетались бережливость, граничащая с мелочностью, и умение тратить хозяйкины деньги с такой расчетливостью, что это вызывало зависть всех знакомых Джулии, неоднократно пытавшихся переманить к себе Амалию. Немка отказывалась, ругаясь по–немецки длинно и замысловато. Дородная и внушительная, редко улыбающаяся, бесконечно преданная, белокурая Амалия сменила не один дом, но лишь здесь, у Джулии, обрела, как она выражалась со швабским акцентом, «настоящий семья».

Что касается здоровенного Билли, так тот вообще был готов свернуть шею любому, кто сунется к Джулии или ее сыночку, которого водитель–негр просто обожал.

Приняв окончательное решение отправиться в Москву, Джулия не совсем четко представляла себе, зачем она это делает. Пожалуй, решила она, надо бы сначала предложить свою помощь Костику в его расследовании, а дальше жизнь сама укажет правильное направление.

«Главное в любом сражении — ввязаться в драку», — говаривал Наполеон.

Недавно Джулия перечитала переписку Наполеона с Жозефиной и сейчас находилась под большим впечатлением от книги.

Итак, Джулия подчинилась первому душевному порыву: отправиться в Москву. Постепенно порыв отходил на второй план и уступал голосу рассудка. Рассудок подсказал, что надо бы что‑то выяснить здесь, в Америке, прежде чем сломя голову кидаться в Москву. Следовательно, надо найти человека, который мог бы рассказать о той среде, в которой жили убитые.

Такой человек был: Владимир Васильевич Пегасов, главный редактор русскоязычной газеты «Русская душа», издающейся на Брайтон–Бич. Господин Пегасов знал всех, все знали господина Пегасова. Он водил дружбу с мафией, бродягами, полицией, ростовщиками, профессиональными боксерами и наемниками. Его газета пользовалась настолько большой популярностью, что среди ее подписчиков были даже государственные организации Америки, черпавшие с ее страниц ценные сведения о настроениях в русскоязычной общине США.

Джулия вспомнила, как генерал Джеймс со смехом рассказывал ей, что Государственный департамент США составляет свои сводки о состоянии дел в России, в частности, на основании материалов, собранных В. В. Пегасовым и его бандой шустрых журналистов, которые, как тараканы, проникали куда угодно.

Количество русских в Америке росло, росли тиражи «Русской души», Пегасов открывал представительства газеты по всем Соединенным Штатам, и даже на его исторической родине, в России, их было целых два — в Москве и Владивостоке.

Пегасов был не прочь иногда облить грязью своего противника. При этом он не стеснялся ни в средствах, ни в способах очернения противника. Случалось так, что после публикации его материалов то тут, то там люди кончали с собой, понимая, что на их карьере в Штатах поставлен жирный крест.

Джулию познакомили с Пегасовым на одном из приемов, организованных Лигой свободной прессы. Джулия не любила шумных сборищ, но, чтобы развеяться, посещала те вечеринки, где не ожидала встретить много знакомых лиц. Так уж случилось, что в тот день она и Пегасов оказались единственными русскими на приеме, чем не замедлил воспользоваться «голубой» Эмми, который и познакомил их, справедливо решив, что двум русским найдется, о чем поболтать.

Джулия и Пегасов действительно говорили тогда много и ни о чем — так, как умеют это делать только русские на любом празднике, тем более за границей.

Сегодня настал день возобновить знакомство. Джулия откопала среди бумаг на журнальном столике экземпляр «Русской души», нашла телефон редакции и позвонила.

Господин Пегасов был очень рад ее звонку. О чем прямо и сказал. Вероятно, он был немного нетрезв, но журналисту, тем более русскому и тем более находящемуся вдали от родины, это простительно. Джулия попросила о встрече, и ее просьба была немедленно удовлетворена. Договорились повидаться в «Кафе–Сентрал», знаменитом местечке, где еще Брюс Уиллис, ныне суперзвезда Голливуда, когда‑то вкалывал простым барменом–вышибалой, пока его не пригласили сниматься в массовке.

Шофер Билли подвез Джулию прямо к «Кафе–Сентрал». Она без труда нашла Пегасова. Он был во всех отношениях огромным человеком. Внушительная копна спутанных седых волос, баскетбольный рост, необъятный живот и просто громоподобный голос, про который говорят: от него люстры звенят и хрусталь лопается. И действительно, когда господин Пегасов смеялся, в окнах дрожали стекла, в люстрах звенели подвески, а с полок за спинами бармена падали бутылки.

— Садись‑ка, милая, рядом да выпей со мной. — Судя по красным глазам Пегасова, пил он давно и много.

Но Джулия знала, что пьянство никак не отражалось на работоспособности этого могучего человека.

От приглашения выпить Джулия вежливо отказалась, ограничившись чашечкой капуччино и малиновым пирожком «цветок Манхэттена».

Пегасов хмыкнул, обозрев эту, как он сказал, «девчачью еду», тут же заказал двести пятьдесят «Столичной» и тарелку жареных куриных крылышек «буффало». Щедро плеснув в стакан водки, он шумно влил жидкость в себя; казалось, что водка просто проскользнула прямо в желудок безо всяких глотков. Пегасов издал смачный звук губами и тут же захрустел жареными крылышками, которые поглощал вместе с костями, перемалывая их могучими челюстями.

— Если вы не возражаете, — осторожно начала Джулия, — то я хотела бы получить кое–какую информацию самого общего характера о положении русских ученых.

— О тех русских, которые здесь живут, или о тех, кто на нашей с вами родине прозябает? — тут же уточнил Пегасов.

— Желательно про тех и других.

Пегасов вытер губы, вытащил пачку папирос «Беломор» и прикурил от спички.

Сидевшая за соседним столиком парочка американцев недовольно поморщилась, быстро расплатилась и тут же исчезла из зала.

Пегасов с наслаждением выпустил им вслед струю тяжелого табачного дыма.

— Надо пользоваться шансом. Поговаривают, скоро нью–йоркская мэрия запретит курить везде, кроме своего собственного домашнего сортира. Вот паразиты! — ругнулся он, потом, спохватившись, повернулся к Джулии. — Извини, милая, отвлекся. Так вот, тебя я плохо знаю, но даже то, что я о тебе слышал, заставляет меня думать, что тебе все это надо для хорошего дела. Поэтому навостри уши и слушай внимательно, что тебе расскажет журналист дядя Пегасов.

И он поведал действительно интересные вещи.

Джулия и не предполагала, что так называемая проблема утечки мозгов стоит настолько остро для России.

— Еще год–другой — и русской научной мысли наступит каюк, — без всякого злорадства, даже с грустью сообщил Пегасов.

— Почему?

— А просто некому будет эти мысли думать! Только за прошлый год из России выехали сто тысяч специалистов в самых разных областях знаний. Остальные выехать не могут лишь потому, что или никому их устаревшие знания не нужны, или сами ученые такие старые, что никаких перспектив за рубежом у них нет. — Он покачал головой.

— А как же те двое русских физиков, которые получили Нобелевскую премию? — с недоумением поинтересовалась Джулия.

Пегасов с сожалением посмотрел на собеседницу.