Расстрельщик - Владимир Гриньков

Играла музыка. Вита лежала на полу посреди комнаты, ее изуродованное выстрелом лицо было залито кровью.

Глава 18

– Три минуты, – сказал Корнеев. – Может быть, четыре. У меня кончился коньяк, и я пошел в ту комнату…

Он и Христич сидели вдвоем в кабинете полковника – один напротив другого. Христич выглядел неважно. Своего лица Корнеев не видел, но предполагал, что смотрится не лучше.

– И ты ничего не слышал?

– Там играла музыка, товарищ полковник. А пистолет, наверное, был с глушителем.

– Она кого-то ждала?

– Сейчас я думаю, что да.

– Сейчас? – приподнял бровь полковник.

– Да, ей звонили перед самым убийством. Тогда я на это внимания не обратил, а теперь понимаю – ее предупреждали о том, что придут.

– Вот так прямо и предупреждали? Придем и убьем, да?

– Нет, просто это был кто-то, кого она хорошо знала. Она никому не открывала дверь, если предварительно не звонили по телефону. Вот он и был, этот звонок. Ей как будто предлагали встретиться, она поначалу была против, а потом согласилась. Так я это теперь представляю.

– Сам ты что об этом думаешь?

– Ее запросто мог убить Молотов. Она угрожала ему накануне, я слышал. Говорила, что, когда Базылев окрепнет, она сотрет Молотова в порошок.

– Стерла, – буркнул Христич.

– Да, похоже, перегнула палку.

Христич по-стариковски пожевал губами. Он сильно изменился за последнее время. Постарел. Неприятности никогда не убавляют морщин.

– Звучит вполне правдоподобно, – сказал он после паузы. – Но, черт побери, как же мне все это не нравится.

– Нам просто чуть-чуть не повезло, – постарался смягчить оценку Корнеев.

Он забрал конверт с письмом, которое не успела передать по назначению Вита. Письмо он прочитал. Из-за того, что он читал его уже после гибели женщины, за каждым словом чудился тайный смысл, вроде предчувствия близкой смерти. Хотя какое там предчувствие – если бы оно было, не открыла бы дверь убийце.

– Отправьте людей на похороны, – вспомнил Корнеев. – Пусть потопчутся там, посмотрят.

Христич повернул голову. В его глазах был безмолвный вопрос.

– А я уезжаю, Олег Николаевич, – сказал Корнеев. – В Сызрань, к родителям Базылева. Они последние остались, через кого я могу на него выйти. Они да еще Молотов. – Вопросительно посмотрел на Христича.

Полковник отрицательно мотнул головой. Значит, работа с Молотовым пока ничего не дала.

Глава 19

Рита провожала Корнеева с тревогой, которую даже не пыталась скрыть. Недавняя история с Захаровым и его страшными фотоснимками так ее напугала, что Корнеев чувствовал – тема эта еще не закрыта, его слепленные наспех объяснения ни в чем Риту не убедили.

– Все будет нормально, – пообещал Корнеев. – Я уезжаю на день или два.

Он старался смотреть в глаза жене, но почему-то все время хотелось отвести взгляд. Рита это почувствовала. Между ними росло отчуждение. Совсем как с Христичем. Корнеев выпадал из привычных отношений с людьми. Это его мучило.

– Я хочу, чтобы ты ушел оттуда, – внезапно сказала Рита.

В этой фразе выплеснулся владевший ею страх.

– Ты не должна ни о чем беспокоиться.

– А я не могу! – выкрикнула Рита.

Да, та самая история с фотографиями.

– Я же все тебе объяснил. Какое-то недоразумение, пойми. Паша со своими снимками – просто стечение обстоятельств. Ко мне это не имеет никакого касательства.

По глазам видел, что не верит. Доказывать дальше было бесполезно. Так и уехал – опутанный липкой паутиной подозрений.

В крохотном, на пять улиц, городишке под Сызранью Корнеев без труда отыскал нужный дом. Родители Базылева жили в трехкомнатной квартире – старой и запущенной. Корнеев назвался знакомым их сына – просто так, без конкретики, чтобы при случае иметь поле для маневра. Самих родителей он почти не опасался, больше ожидал неприятностей от брата Базылева, но тот, как выяснилось в первые же минуты, пребывал в отъезде, и у Корнеева отлегло от сердца. Он понял, что справится здесь легче, чем представлялось в пути.

Родители были очень немолоды и плохи здоровьем, это бросалось в глаза. Сидели вдвоем на диване, заметно робея, и разглядывали гостя. На лицах были ожидание и готовность слушать.

– Просил к вам заехать, – сказал Корнеев, имея в виду Базылева, – и денег велел передать.

Выложил на стол пухлую пачку денег. Мать Базылева степенно кивнула и так же степенно спрятала деньги в карман халата.

– Привет вам передает, – сказал Корнеев. – Сам пока не может приехать. Звонил-то давно?

Старики переглянулись.

– Давно, – сказали в один голос. – Уже и не упомним.

Они, похоже, действительно ничего не знали. Мать поднялась и вышла на кухню, загремела посудой.

– А вы, значит, из Москвы, – начал неторопливый разговор старик.

Точно, не знают ничего.

– Из Москвы, – подтвердил Корнеев.

Весь дальнейший разговор он знал наперед. Как Москва? Да, я там бывал. В таком-то вот году. Большой, конечно, город. И очень непривычно. У нас-то лучше будет, пожалуй.

Корнеев вздохнул. Его не столько тяготило знание того, о чем будут говорить, сколько неведение базылевских родителей о покушении на сына. Теперь все будет дольше и сложнее, чем рисовалось прежде.

– Вы вместе работаете? – внезапно спросил старик.

– А? – вскинулся Корнеев, выпутываясь из сплетения мыслей.

– С Толиком вместе работаете?

Про старшего сына спрашивал.

– Да, – поспешно подтвердил Корнеев.

Старик кивнул. Что-то мелькнуло там, в его глазах, но Корнеев поначалу не разобрал.

Появилась мать, расстелила на столе опрятную, но очень старую, в заплатах, скатерть.

– Посидим, – сказала мать. – Чтоб все было по-людски.

Строго посмотрела на мужа и поджала губы. Через минуту она снова на кухне громыхнула посудой. В этих звуках что-то чудилось Корнееву, какая-то нарочитость.

– Молодежь забывает стариков, – внезапно сказал отец Базылева. – У вас-то отец есть?

– Есть.

Старик кивнул. На его лице почему-то обозначилась печаль.

Стол получился очень скромный. Магазинного мало, почти все – из домашних припасов. Не скупость, а бедность, определил для себя Корнеев.

– Чем богаты, – сказала мать и снова поджала губы.

Она как будто с недоверием отнеслась к Корнееву. Или ему это только показалось?

– Да-а, – протянул Корнеев, глядя в окно. – Вот откуда Толик вышел.

– Вышел, да не зашел, – с неожиданной желчью в голосе отозвалась мать.

Значит, не к Корнееву все-таки то относится. Они не в ладах с сыном. Тем временем отец Базылева успел выпить две рюмки водки, не пригласив никого в компанию, и теперь выглядел сумрачным.

– Он обещал приехать, – стал нащупывать верную дорожку Корнеев.

Старики переглянулись, но только и всего. Корнеев терялся. В чужой семье темнее, чем в глухом лесу, и не понять, куда двигаться дальше.

– Вы на него сердитесь, да? – не сдержался Корнеев.

– Нам на него сердиться нечего, – насупилась мать. – Мы его выкормили и вырастили, теперь пусть живет, как может.

Отцы и дети. Конфликт поколений.

– Все у вас наладится, – сказал Корнеев. – Я потому и приехал.

По реакции стариков понял, что попал в точку. Они теперь определились насчет того, зачем пожаловал гость, – готовить почву для замирения, и это позволяло выстраивать линию поведения. Значит, прежде чувствовали себя не очень уверенно. И тут Корнеев был с ними на равных.

– Он приедет, – пообещал Корнеев. – Немного только надо подождать. Пока… – Запнулся. – Пока у него все утрясется.

Старик уже налил себе третью.

– Что ж, – сказал он мрачно. – Мы терпеливые. Подождем.

И посмотрел на жену.

– У него неприятности, – вел разговор в нужном направлении Корнеев.

Сказал – и сделал паузу. Мать заметно напряглась. Старик же, занятый рюмкой, никак не прореагировал. Корнеев дал ему возможность выпить, после чего сказал:

– Толик в больнице.

Со звоном упала вилка. И наступила полная тишина. Никто, казалось, и не дышал.

– Ничего серьезного, – сказал Корнеев. – Но я подумал, что обязан вам об этом сказать.

– Что с ним?

– Он ранен.

– На машине побился?! – Мать.

– Стрельнули в него, да?! – Отец.

Одновременно.

– Ничего серьезного, – повторил Корнеев. – Я видел его буквально вчера… Было бы хорошо, если бы вы к нему поехали. Он ждет вас. Вы ему нужны.

Корнеев с осторожным любопытством всматривался в лица базылевских родителей. Пытался понять, что последует, но пока не видел ничего, кроме растерянности и страха.

– Он в Москве? – спросила мать.

– Да. Я дам телефон человека, который отвезет вас к Толику.

– Я вот чувствовала, – неожиданно сказала мать. – Ведь знала. – Обернулась к мужу: – Еще тебе рассказывала – сон я видела. Помнишь?

И, не дожидаясь ответа, заплакала. Ее лицо вмиг побагровело. Старик часто заморгал.

– Когда поедете? – подталкивал их Корнеев.