О любви - Стендаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Остаток внимания, с таким трудом отрываемый от грез кристаллизации, делает то, что в первые минуты беседы с любимой женщиной с ваших уст срывается множество слов, не имеющих смысла или имеющих смысл, противоположный тому, что вы чувствуете; или же, наконец – что еще мучительнее, – вы преувеличиваете собственные чувства, и они становятся смешными в ее глазах. Вы смутно ощущаете, что уделяете недостаточно внимания своим словам, и машинально лепите свои фразы и впадаете в декламацию. А между тем нельзя перестать говорить, не создав неловкого молчания, во время которого вы имели бы еще меньше возможности думать о ней. Поэтому вы произносите прочувствованным тоном множество слов, которых вы не чувствуете и которые вы очень затруднились бы повторить; вы упорно отказываетесь от ее присутствия, чтобы еще больше принадлежать ей. Когда я впервые изведал любовь, эта странность, которую я в себе ощутил, вначале заставила меня думать, что я не люблю.
Я понимаю малодушие, понимаю, почему новобранцы спасаются от страха, бросаясь очертя голову в самый огонь.
Когда я вспоминаю количество глупостей, сказанных мною за последние два года, чтобы не молчать, я прихожу в отчаяние.
Вот что должно было бы служить для женщины верным признаком, отличающим любовь и страсть от волокитства, нежную душу от души прозаической[44].
В эти решительные минуты вторая настолько же выигрывает, насколько первая проигрывает; прозаическая душа приобретает именно то количество горячности, которого ей обычно не хватает, а нежная душа безумствует от избытка чувств и, что еще хуже, старается скрыть свое безумие. Всецело занятая тем, чтобы сдержать свои порывы, она очень далека от хладнокровия, необходимого, чтобы добиться чего-нибудь, и после встречи, во время которой прозаическая душа сделала бы большие успехи, оказывается подавленной. Человек с душой нежной и гордой, если слишком остро затрагиваются интересы его страсти, не может быть красноречивым с любимой женщиной; неудача причинит ему слишком сильную боль. Наоборот, человек с пошлой душой верно учитывает шансы на успех, не занимается предвосхищением скорби своего поражения и, гордясь тем самым, что составляет его пошлость, насмехается над человеком с нежной душой, у которого, даже при большом уме, никогда нет непринужденности, необходимой для выражения самых простых вещей, способных обеспечить самый верный успех. Не умея ничего взять силой, нежная душа должна смириться, довольствуясь лишь тем, что ей удастся получить из милости от любимого существа. Если женщина, которую вы любите, по-настоящему чувствует, вы непременно раскаетесь в том, что совершили над собой насилие, заговорив с нею о любви. У вас делается пристыженный, замороженный вид; у вас был бы вид лжеца, если бы вашу страсть не выдавали другие, вполне очевидные признаки. Выразить то, что чувствуешь так живо и так разнообразно во все мгновения жизни, непосильная задача, за которую люди берутся потому, что они читали романы, ибо по естественному побуждению никто не взял бы на себя столь трудного дела. Вместо того чтобы стремиться говорить о том, что вы чувствовали четверть часа тому назад, и пытаться изобразить полную и интересную картину, вы бы просто описали со всеми подробностями то, что чувствуете в это мгновение; но нет, вы совершаете величайшее насилие над собой, чтобы обречь себя на неудачу, и, так как в произнесенных вами словах нет соответствия с переживаемыми вами сейчас чувствами и память ваша не свободна, вы придумываете и говорите в это время самые унизительные нелепости.
Когда, проведя час в смятении, вы ценой чрезвычайно болезненного усилия выбираетесь наконец из заколдованных садов воображения и начинаете просто-напросто наслаждаться присутствием любимой женщины, часто оказывается, что уже нужно расстаться с ней.
Все это кажется невероятно странным. Я знаю еще более поразительный случай, происшедший с одним из моих друзей; женщина, обожаемая им до самозабвения, под предлогом какой-то совершенной им бестактности, о которой он ни за что не пожелал мне рассказать, вдруг обрекла его на то, чтобы он виделся с ней не чаще двух раз в месяц. Эти столь редкие и столь желанные встречи повергли его в безумие, и нужна была вся сила воли Сальвиати, чтобы оно не проявлялось.
С первого же мгновения мысль о предстоящем конце свидания слишком жива, чтобы вы могли испытывать удовольствие. Вы много говорите, не слушая самого себя; часто говорите противоположное тому, что думаете. Вы пускаетесь в рассуждения, которые приходится обрывать на полуслове, потому что, очнувшись и начав себя слушать, вы обнаруживаете их нелепость. Усилие, которое вы над собой делаете, так велико, что вы кажетесь холодным. Любовь прячется вследствие своего избытка.
Вдали от нее воображение убаюкивает себя восхитительными диалогами; приходят на ум самые нежные, самые трогательные признания. В течение десяти или двадцати дней вы верите, что у вас хватит смелости поговорить с ней; но за два дня до того мгновения, которое сулило вам счастье, начинается лихорадка, которая усиливается по мере приближения ужасной минуты.
Из страха наделать и наговорить невероятных глупостей вы принуждены, входя в ее гостиную, ухватиться за решение молчать и смотреть на нее, чтобы можно было по крайней мере вспоминать потом ее лицо. Как только вы очутились в ее присутствии, вы становитесь точно пьяным. Вы чувствуете, что вас, как маньяка, так и подмывает на странные поступки; что у вас словно две души: одна, которая действует, и другая, которая осуждает сделанное вами. Вы смутно чувствуете, что насильственное внимание, уделенное какой-нибудь глупости, на миг освежило бы вашу кровь, заставив вас позабыть об окончании встречи и горе разлуки с ней на целых две недели.
Если при этом есть еще докучный посетитель, рассказывающий какую-нибудь глупую историю, бедный влюбленный в своем необъяснимом безумии словно нарочно старается растратить редкие мгновения и весь превращается в слух. Час, рисовавшийся ему таким восхитительным, пролетает обжигающей стрелой, а между тем влюбленный с невыразимой горечью замечает всякие мелочи, которые показывают ему, до какой степени он стал чужд любимому существу. Находясь среди равнодушных людей, пришедших в гости, он видит, что только ему одному неизвестны подробности последних дней. Наконец он уходит и, холодно простившись, испытывает ужасное чувство, что увидится с нею только через две недели; без сомнения, он страдал бы меньше, если бы никогда не видел ее. Это напоминает мне герцога Поликастро, проезжавшего два раза в год сто миль, чтобы увидеться
