Два секрета для бывшего (СИ) - Павлова Дина

Я киваю и отхожу в сторону, и тяжелая железная дверь закрывается. Аркадий Павлович стоит неподалеку.

— Я домой, а вы держите руку на пульсе. В шесть вас сменит Артемьев.

Артемьев — мой второй помощник. Он конечно не так хорош как Аркадий Павлович… Но пока так. Я возвращаюсь к автомобилю, и тут понимаю, что спать хочу просто смертельно. Завтра поговорю с Катей. И выясню что они там с матерью не поделили. Надеюсь что они друг друга не убьют за ближайшие часов восемь.

Глава 18. Катя

Глава 18. Катя

С трудом выпроваживаю Елизавету Сергеевну. От ее приторных, сладких как мед, слов, меня уже тошнит. Я не верю этой женщине ни капли! Лицемерка, которая переигрывает! И сто процентов опасная. Для меня, для Коти. Но конечно же я не демонстрирую свое истинное отношение, пусть думает что я идиотка. Однако и к ребенку ее не подпускаю.

Когда наконец удается с ней вежливо попрощаться, я буквально без сил падаю на кровать, чувствуя себя заболевшей. Это все нервы. Голова раскалывается.

Котя хнычет, тоже устал от плотного общения с прибабахнутой бабушкой. И хотя я так и не позволила ей к нему приблизиться, он недоволен. Плачет, капризничает… Я меняю ему подгузник, затем беру на руки и долго укачиваю…

Не успеваю отдохнуть от Елизаветы Сергеевны, как снова стучат. И это не обед, рано еще. Аркадий Павлович. Но его я видеть в целом рада, он меня не пугает…

— Здравствуйте, Екатерина, как ваши дела? — заглядывает в комнату, доброжелательно улыбаясь. В руке какая-то сумка. А вот вид — уставший.

— Здравствуйте, заходите, — я держу на руках Котю. Он продолжает капризничать и елозит, выгибаясь, однако вошедший помощник Германа заставляет его отвлечься. — вроде все нормально. Если не считать пары нюансов…

— Вам всего хватает? — его взгляд падает на стоящие возле стены пакеты — это подарки Елизаветы Сергеевны. Я их переставила подальше, даже не заглядывала внутрь. А то что она вытащила, все эти комбинезоны, запихала обратно.

— Нормально все вроде, — я раздумываю, стоит ли рассказывать Аркадию Павловичу про вчерашний конфликт… Лучше конечно сразу позвать Германа. Вот только поверит ли он? Да и Елизавета Сергеевна вела себя сегодня доброжелательно…

— А Герману Александровичу передали что у вас проблемы с телефоном… — он вытаскивает из чемодана запакованную в пленку коробку с изображением откушенного яблока. У меня падает челюсть…

— Это айфон?

— Да, совсем новый… — улыбается.

— Мне не надо. Вы эти деньги, пожалуйста, потратьте на Мишу. Мне не нужны такие подарки… — я перекладываю Котю в кроватку и возвращаюсь на свое место. Аркадий Павлович слегка теряется, но тут раздается голос Германа. Он заходит в комнату следом и, усмехаясь, произносит:

— Дают — бери, бьют — беги. Слышала такую поговорку, Катя? Новая симкарта прилагается.

Меня охватывает смущение, а Аркадий Павлович аккуратно кладет коробку с айфоном рядом со мной на кровать и выходит. Мы остаемся с Германом наедине в комнате. Я чувствую как у меня пылают щеки. И почему я так на него реагирую? Ну не могу же я до сих пор быть в него влюбленной как дурочка?

— Извините, — мычу про себя. Я смотрю на коробку с телефоном, обтянутую пленкой, и слезы почему-то начинают литься у меня из глаз. Я не понимаю, что со мной… Хотя — понимаю, — Мне не нужны дорогие подарки. Что с Мишей? Вы обещали ему выделить борт… А в итоге я тут сижу и ничего не знаю.

— Катя, тише! Он в Москве, его готовят к операции, — он смотрит на меня несколько секунд, затем садится рядом и вдруг меня обнимает! Он прижимает меня к себе и начинает как-то по-отечески гладить плечо, спину, проводит горячей ладонью по волосам. И я вдруг понимаю, что ему меня жалко! И от этого мне почему-то становится совсем плохо. Теперь еще больше больше жалко себя. Как же мне не хватало этого простого человеческого объятья! Почему же Герман со мной так поступил тогда? И почему сейчас так себя ведет? Я плачу… Вздрагиваю, уткнувшись лицом ему в плечо…

Но постепенно мне удается успокоиться. Мне становится легче. Я поднимаю на него заплаканные, красные глаза. Я знаю как я выгляжу после слез — ужасно! И ловлю взгляд Германа. Он смотрит на меня заинтересованно и грустно.

— Мишей занимаются лучшие врачи. Он выздоровеет, я тебе обещаю.

Герман говорит это так проникновенно и просто, что я успокаиваюсь. Значит, все не так плохо.

— Когда операция?

— Назначили на завтрашнее утро. Сейчас его готовят. Только тебе надо будет съездить, подписать разрешение. Я не могу это сделать.

Я жду когда он добавит, «я ведь не отец»… Но нет… Он откашливается, и в этот момент в комнату стучат. Аля принесла обед. Пока она возится с тарелками, Герман молча за этим наблюдает, и, когда девушка уходит, аккуратно интересуется:

— Почему ты не ешь в столовой? Мне сказали что ты не выходишь из комнаты. А в доме много чего интересного.

Я молчу несколько секунд и… Нахожу в себе силы сказать как есть:

— Я боюсь. Елизавета Сергеевна мне угрожала вчера. И разбила телефон.

— Она в сердцах, — резко обрывает меня Герман, — Не бери в голову… А телефон я тебе купил новый, взамен старого. И не выдумывай. Думаю этот телефон компенсирует неприятные впечатления от скандала.

Герман говорит это резко и отрешенно… Атмосфера теплоты рушится.

— Будь готова после обеда поехать подписать необходимые документы для операции.

— Я поеду с Котей, — быстро отвечаю. Герман усмехается, но не возражает, а я вытаскиваю сына из кроватки, сажаю на колени и начинаю его кормить. Однако еще недавно любимое пюре он ест без удовольствия. Морщится, капризничает, выгибается. Недовольно глянув на меня и ребенка, Герман выходит из комнаты.

Котя вдруг затихает и кладет голову мне на грудь. Горячий! О Господи!

— Котя! — я пробую пюре, и тут понимаю, что с ним что-то не так! Вскакиваю, кладу ребенка в кроватку и бегу в коридор. Мне надо к охране! Точно! Пусть звонят в скорую, да куда угодно! Мое сердце бьется как сумасшедшее! Я бегу на первый этаж, и вижу…

Герман, Елизавета Сергеевна и пара охранников разговаривают с двумя полицейскими. Я бегу к ним, чтобы попросить Германа вызвать скорую, и тут эта жуткая тетка произносит:

— А вот и Екатерина! Сама мне призналась сегодня что то на ребенка подушку положит, то отравить собирается. А я переживаю за ребенка. Это не игрушки!

— Так вот что! — и тут я понимаю весь ужас ситуации. Она… Она его отравила? Пюре? Оно не испорчено! В него что-то добавили! Господи! — Котя! Ему срочно, срочно надо скорую!

Я ору наверно на весь дом. Герман тут же вытаскивает телефон, а один из полицейских произносит: