Мама для двойняшек босса - Николь Келлер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очень. Случилось то, что перевернет мою жизнь с ног на голову, превратив ее в ад. И самое страшное, что мне не на кого положиться, ведь Платон, тот с кем мы обещали друг другу «и в горе, и в радости», решил, что сейчас, когда я изо всех сил старалась подарить нам ребенка, самое время завести его на стороне.
Плевать на Платона. Как говорится, барабан на шею, попутного ветра и поезд навстречу. Пусть будут счастливы с Ритой. Мне правда плевать. Сейчас главное – вырвать мою Кнопку из лап смертельной болезни. Во что бы то ни стало.
Вспоминаю Олюшку, и на глаза наворачиваются слезы, а в голове снова бьют набатом вопросы: почему именно она?! Почему моя девочка?! Чем я так прогневила небеса?! И перед глазами все, что ей предстоит пройти. Ее слезы, боль, ее просьбы, обращенные ко мне, чтобы я помогла и облегчила ее страдания…КАК?! Как я все это перенесу?!..
Меня тошнит. Накрывает резко, как волной цунами. Срываюсь с места под недоуменный взгляд Лены и несусь в дамскую комнату. Меня долго полощет. Встаю с колен, руки трясутся, перед глазами все плывет, в голове последние слова доктора.
«Родить еще одного ребенка для спасения дочери».
На прощание доктор предупредила меня, что ребенок должен быть единоутробным, иначе смысла в донорском материале не будет, с вероятностью в восемьдесят процентов, он не подойдет.
Лука – отец Кнопки. Родной отец. Вот только он о ней даже не догадывается…
Я готова прямо сейчас вломиться к нему в кабинет и попросить сделать мне ребенка. Или сдать биоматериал для ЭКО, у меня же есть замороженные яйцеклетки, мы с Платоном готовились провести эту процедуру. Ведь это совсем не страшно.
Страшнее упустить время и потерять Олюшку.
Решительно умыв лицо холодной водой, выхожу из туалета и буквально врезаюсь в босса.
– Какого…?! – орет он на весь коридор, ловя меня за талию. – А, это вы, Львова. Явились, значит…
– Да, вы просили зайти. И у меня к вам разговор. Серьезный.
Лука окидывает меня придирчивым взглядом с ног до головы, задерживаясь на губах. Его глаза цвета штормового неба, а, значит, он действительно зол. Так разозлил мой самовольный уход?..Черт, я, кажется, поторопилась с разговором. Непонятно, как он отреагирует на новость о дочери в таком настроении, а уж на просьбу о ребенке…
– Что-то вы бледная. Действительно нехорошо? Были у врача?
Только киваю, на большее меня не хватает.
– Ладно. Напишите объяснительную, куда и по какой причине вы отлучались, оставьте Людмиле, – Лука смотрит на часы и делает шаг в сторону лифтов.
– Лука Георгиевич, разговор…Это очень и очень важно.
– Потом, Орлова, сейчас у меня есть дела поважнее, – отмахивается от меня на ходу. Но все же оборачивается и, окинув меня хмурым взглядом выдает: – А вы идите домой, отлежитесь. Выглядите и правда паршиво. Завтра поговорим. И да, Рада Алексеевна, я лишь хотел вам сказать, что перевел Маргариту в другой отдел. Ее место вакантно, подберите сами сотрудника, с кем вам будет комфортно работать. Уволить совсем я ее не могу – сами понимаете, закон не позволяет.
– Спасибо…– растерянно шепчу вслед удаляющемуся боссу.
Глава 14
Рада
Завтра…Мы поговорим с Лукой завтра…А что, если Кнопке не хватит именно этого дня? Что, если промедление на один день…
Даже думать об этом не могу! Тошнота снова подкатывает, и я дышу. Глубокий вдох-медленный выдох.
Я справлюсь. Сама или с помощью Луки. Но даже старуха с косой не заберет у меня моего ребенка!
Воспользовавшись позволением босса, решаю пойти домой, забрать Кнопку пораньше из садика и провести с ней весь свободный вечер. Тем более, мне надо как-то ее подготовить и объяснить, что теперь придется много ходить в больницу, возможно даже полежать там некоторое время.
– Рада, у тебя точно все в порядке? Что от тебя хотел босс? Если нужна какая помощь…
– Все нормально, Лен. Ты делай задания, которые я тебе дала, по плану, а я домой поеду. Мне действительно что-то нехорошо. Босс в курсе. Он, кстати, куда-то укатил. Так что можешь работать спокойно.
– Опять наверно к жене, – Лена закатывает глаза, стараясь скрыть свою саркастическую улыбку. – Я уже не раз слышала, как она ему звонит и выносит мозг.
Черт. Черт!
Жена. Кольцо на пальце Луки. Я совершенно про нее забыла…И как же мне теперь попросить у него ребенка для спасения нашей дочери?! Сомневаюсь, что супруга босса одобрит мою затею. Даже во имя жизни маленькой девочки.
Я сникаю еще больше. Моя надежда найти спасительный выход тает буквально ежеминутно…
В садике на детской площадке нашей группы я замечаю мою Кнопочку сразу же. Мне кажется, она выделяется среди всех детишек, потому что такая нежная и самая красивая девочка. На глаза наворачиваются слезы, и боль из сердца рвется наружу, ее так много, что невозможно вместить. С силой закусываю нижнюю губу, до металлического привкуса во рту, чтобы не завыть от безысходности.
– Мамочка! Моя мамочка пришла! – раскинув ручки, Олюшка бежит ко мне. Сажусь на корточки и принимаю ее в свои объятия, сразу обняв ее целиком.
– Мама, ты что, плачешь? У тебя что-то болит?
И смотрит так внимательно. Обеспокоенно. Моя заботливая малышка. Ведь она такая одна на целом свете…Все понимает. И мне будет очень сложно объяснить ей, что она болеет, и нам теперь надо бороться за ее жизнь. Будет сложно, потому что она будет задавать вопросы не по годам, ставя меня в тупик. Разрывая мою душу на ошметки. Но еще сложнее: ей, как и любому ребенку, будет страшно. Очень страшно. А мне надо будет подобрать такие слова, чтобы она верила, что мы справимся. Но прежде мне надо поверить в это самой.
– Нет, котеночек, у меня ничего не болит. А у тебя?
– Нет, только вот на ручке новые синячки появились, – Кнопка задирает рукав кофты, демонстрируя два огромных и фиолетовых синяка. Смотрю, и как ножом по сердцу. Целую их, окропляя своими слезами, и про себя повторяю: «Мы справимся. Справимся. Я тебя никому не отдам. Отвоюю. Выторгую».
– Я тебя люблю, мамочка, – Олюшка обнимает меня за шею, крепко прижимаясь.
Ничего не отвечаю, лишь сильнее стискиваю свои объятия.
Перед глазами встают кадры из нашей с ней жизни: как она первый раз осознанно на меня посмотрела и украла мое сердце, как улыбнулась, а я плакала от умиления, когда
