История одной дуэли - Вячеслав Павлович Белоусов

сбегал в приёмную, принёс чашки с кофе, затем тарелку с нарезанным лимоном. – Прокуроры мне представлялись сухарями, казёнными людьми. А Маркел!..

– Казёнными дома бывают.

– Тюрьмы? Ха-ха! – он зло залился смехом. – Вот ваш юмор! Прорезался.

Что-то он быстро пьянел… Мне вспомнился странный запах кофе.

– Неужели Маркел Тарасович сформировал у вас такое представление о прокурорах?

– Бобёр – человек! – он так и произнёс доверительно, разомлевшим басом, капельки пота блеснули на лбу, он небрежно смахнул их. – Особая личность! Это не Каримов. Слушайте, как вы с ним уживались? Вы курите?

– Бывает.

– А я закурю, – он снова полез в сейф, пачка, которую небрежно бросил перед собой на столик, пестрела английскими буквами. – Каримов свинья. Ничтожество! Водил, водил меня за нос. А ведь толком так и ничего… Я ему про отца, а он мне за Борданова – кто да кем?

– Новый секретарь райкома? Я слышал, он директорствовал на каком-то крупном предприятии? Кажется…

– Выскочка! Он мне кислород перекрыл! Вы понимаете, он меня всего лишил! – произнёс внятно, громко, но как о постороннем, не о себе, горько ухмыльнулся сказанному, покачал головой, не веря, поднял бутылку и засмотрелся, любуясь её остатками на свет. Неизвестно о чём он думал, только гримасы, перекатываясь, искажали его лицо, но глаза потухли, он собрался плеснуть мне в фужер, но, удивившись, что тот чуть тронут, наполнил свой демонстративно до краёв и со значением глянул на меня. – Опасаетесь?

– Чего?

– Со мной общаться?

– Это почему же?

– Не юлите. – Он выпил всё в два глотка, но вышло неловко, не как раньше, он поперхнулся, закашлялся до слёз, начал задыхаться, лицо его преобразилось, на нём проступили и испуг, и ужас загнанного зверька. – Кому я такой нужен? Наверх путь закрыт! И отсюда попрут! Здесь не держат сыновей отцов с подмоченной репутацией!

Вот оно что! Я действительно уже начал ругать себя, что легкомысленно отнёсся к предложению о встрече. Надо было выяснить причины, поговорить обстоятельнее с Бобровым, подготовиться, но, что лукавить, я догадывался о возможных вопросах и чувствовал себя готовым на них ответить в рамках дозволенного, да и мне самому нужна была эта встреча: два человека после внезапной смерти Хансултанова так и не явились в прокуратуру тогда по моим повесткам и звонкам: мать Елены, – жена Хана и сын Марат, ссылаясь то на болезнь, то на отлучки.

– Простите, – он тяжело поднялся, отошёл к окну и, вытащив платок, начал приводить себя в порядок. – Нервы… Вчера всю ночь не спал… Засиделся в кабинете. Мать позвонила. Обычно она на квартире меня ловит, но поздно, вот и пустилась в поиски. Боится за меня чего-то… Сама только с кладбища пришла. Там, при отце, и живёт. Не знаю, что с ней делать. А ко мне переезжать отказывается. Ей Серафим обещания на счёт меня давал, себя в грудь бил, изображал… тень величия… Да только на пенсию его спровадили, – глаза его злорадно загорелись. – Обком партии в очередной раз очищается…

– Сын за отца не ответчик.

– Да бросьте вы! – он махнул рукой, досадуя. – Твердите прописные истины! Я в них не нуждаюсь. Рассказывайте студентам на лекциях, вкручивайте дурачкам мозги в единый политдень!.. – Он криво ухмыльнулся. – Скажите, отец действительно совершил преступление?.. Почти пятьдесят лет назад!.. Уничтожая белогвардейские банды?.. Это сейчас находятся уроды, дуремары разные, у самих руки по локоть в крови, а туда же, лезут в заступники! Никита в стороне от Сталина был? Хрущёв списки расстрельные на Украине десятками подписывал, не читая, а теперь в ангелы его записали! А со мной что?.. Затопчете?..

– Вы заблуждаетесь. Гиблое место – это не тот вариант.

– Гиблое место? Нашли, значит, Бабий Яр! Да что вы возомнили? Серафим архивы все перерыл. Не было ничего подобного! А хотя бы и было? Ну, положили там людишек, однако было за что, те пошли против власти! Киров командовал или сейчас не авторитет? Забыли его предупреждения: «Пусть не смущают вас залпы, которые слышите по ночам. Это советская власть расправляется с непокорными. Среди них нет рабочих и крестьян, это буржуи, которым ненавистен народ…»[3] А лозунг на его памятнике у главпочтамта? Тоже забыли?

– Вы опять о другом…

– Так объясните мне, политработнику со стажем!

– Я полагаю, вам нечего опасаться за свою карьеру. Моральные угрызения… и ваша…

– Что? Честь? Всё это пустяки и выдуманная гниль! Мы одни. Можете наконец мне всю правду сказать?

– Вас интересует история с Топорковым? Его убийство?

– К чёрту! Меня интересует мой отец! Его роль в этой истории.

Он потерял контроль. Вспышка яростного гнева завладела им, лицо раскраснелось, глаза горели, он готов был бросаться на стены.

– Успокойтесь…

– Вы же следствием занимаетесь? Или всё секретно?

– Я не имею права рассказывать о деле, которое не получило завершение. Существует тайна следствия, о чём вам известно.

– Отговорки! Одни отговорки! – Он бросился за бутылкой, но та вырвалась из его рук, покрутилась на столике и, юркнув вниз, разбилась вдребезги. Коньяк грязно-кровавым пятном расползался на полу, осколки сверкали острыми иглами, ударил в нос резкий запах.

– Вы не открыли бы мне дверь. – Пошёл я из кабинета.

– Ключ там…

* * *

С наркотиками проблем не оказалось – аналитическую справку я добил вполне безболезненно, а главное, вовремя и понёсся к Колосухину на доклад. От его решения зависело многое, но прежде всего – мой отпуск.

Тот медленно перелистывал страницы, поплёвывая на палец, крякал, вчитываясь въедливо и недоверчиво, крутил шеей по привычке:

– Сколько вышло? – заглядывал в конец.

– Двадцать восемь листиков.

– Многовато.

– С примерами.

– Все районные прокуроры представили свои материалы для обобщения?

– Городские запоздали, но у них асфальт, конопля не растёт. Скупщики и притоны, а с этим не особо.

– Не работают, вот и нет. В притонах убийцы, да разная мразь отлёживается. Кто в должниках?

– Кировский докладную не представил, замша никак не завершит проверку в милиции.

– Не дело. Предупредите о коллегии.

– Телефон оборвал.

– Отметьте в заключении.

Колосухин неисправим. У него поблажек никому, авторитетов не признаёт, поэтому и уважают, а остальные – боятся. Не выполнил задание – на ковёр!

– Ну что же, увесистый фолиант получился, солидный, – шеф взвесил пачку листов обеими руками. – И выводы серьёзные. Я согласен.

Вот он, долгожданный миг! Ликованию моему некуда было выплеснуться.

– Готовьте проект решения для очередной коллегии.

Я так и обмяк.

– А информационным письмом не обойтись? Ведь предполагали вначале? Разошлём прокурорам, отметим положительные и отрицательные моменты, покритикуем где хуже, похвалим за удачные начинания?

– Жалко упускать! Такой труд! И выводы серьёзные. Готовьте на коллегию, надо строго спросить с некоторых.