Сын человеческий - Аугусто Бастос

— Она голову из-за него потеряла, — говорила нья Лоле своим постояльцам — пастухам и инспекторам, взимавшим налог с изготовителей алкогольных напитков. Эти люди иногда еще интересовались могильщицей, так как считали ее обладательницей «кладбищенских кувшинов».

— А он что?

— Ничего. Даже не разговаривает с ней. Ему, видно, собака больше по душе. А Мария Регалада мучается…

— Да наверняка они уже столковались между собой.

— Нет. Я бы знала. От меня ничего не утаится.

— Может, они поженятся.

— Доктор женат.

— Э, да разве этих гринго разберешь! Кружить нашим девкам головы — это они умеют.

— Тогда что же о вас говорить, старые мошенники? Бесстыжие рожи, вы всю жизнь обманываете своих жен!

Посетители смеялись. Толстобрюхая хозяйка постоялого двора умела и поддеть и подольститься. Многие ее «цыпочки» были любовницами постояльцев. А одной из них удалось так хорошо пристроиться, что она каждый год слала своей бывшей хозяйке подарки к празднику скорбящей девы, который совпадал с днем рождения нья Лоле.

— Доктор неплохой человек.

В ее низком голосе проскальзывали нотки благодарности: Доктор не только удалил ей жировик, но и вылечил от воспаления легких.

Мария Регалада избавилась от сплетен, а заодно и от ухаживаний проезжих мужчин, которые зарились не столько на ее зеленоватые, как древние монеты, глаза, сколько на древние монеты в кувшинах без ручек, принадлежавших семье Касере.

Мария продолжала заботиться о могилах, обрабатывала огород, убирала двор, варила похлебку для двадцати прокаженных и вместе с ними ждала возвращения Доктора.

Она не осмеливалась войти в его ранчо. Может, чувствовала, что там, в этом покинутом жилище, полном знакомых ей обезглавленных статуй, Доктор был от нее дальше, чем мертвецы на кладбище, чем эти обреченные на гибель больные. С мертвыми, с крестами над их могилами она могла, по крайней мере, поделиться своей болью, поговорить, не стыдясь, о Докторе.

Вагон, в котором жила семья Амойте, продолжал незаметно удаляться. Может быть, прокаженные помогали трем его обитателям катить это странное жилище на колесах.

К тому времени, когда начали расследовать это дело, приобщившийся святых тайн политический начальник уже испустил дух.

Кроме его жены и отца Бенитеса, отслужившего молебен по усопшему, на похоронах были только полицейские. Нещадно палило солнце, и они, петляя между деревьями, по очереди несли черный гроб.

Несмотря на протесты священника и глухие стоны жены, могильщица отвела политическому начальнику самый запущенный участок на кладбище, почти пустырь. Но жена все же была довольна, что ей представилась возможность оплакать любимого супруга.

Это была единственная могила, густо заросшая бурьяном.

Как-то вечером Мария Регалада поливала огород. Она заперла кладбищенскую калитку и, как всегда, крадучись прошла короткой лесной тропинкой к ранчо.

Вдруг она услышала глухой шум, словно наземь что-то рухнуло. От дурного предчувствия сжалось сердце, она выпрямилась и стала вслушиваться в тишину. Затем осторожно начала подкрадываться к ранчо, пока не разглядела сквозь заросли кустарника темную фигуру на полу. Но это был не Доктор.

Прячась за ветки, Мария подошла ближе. То, что она увидела, показалось ей сном.

Доктор стоял на коленях. Из его рук сплошным потоком сыпались серебряные и золотые монеты, блестевшие в лучах заходящего солнца. На полу у его ног росла сверкающая горка. Мария увидела искаженное лицо Доктора. Голубые глаза помутнели и выражали душевное смятение, совсем как в тот момент. когда Доктор не мог победить смерть, не мог спасти ее отца.

Он наклонял голову, и светлые волосы, закрывая ему лицо, почти касались кучи монет. Девушке показалось, что она слышит звук, похожий на стон. Прошло немало времени, прежде чем она увидала, как Доктор поднялся с колен и скрюченными пальцами начал сгребать монеты, с отчаянной торопливостью запихивая их в старое тряпье.

Возле него валялась статуя святого Игнатия.

Никто не узнал об этом, потому что тростниковая дверь с тех пор не открывалась ни для кого, даже для Марии Регалады. Доктор выходил из хижины возбужденный, глаза его светились таким нездоровым блеском, словно ему действительно не хватало воздуха. Он отгородил заднюю часть ранчо и принимал больных только в этом закутке.

Никто не мог понять, почему Доктор перестал брать от бедняков приношения или деньги от более зажиточных, почему он, лихорадочно жестикулируя, объяснял, что просит за лечение старые деревянные фигуры, самые древние, какие только его пациенты смогут раздобыть.

Народ в Сапукае решил, что Доктор вдруг стал благочестивым и поверил в загробный мир; и все сразу же нашли, что с длинными космами, палкой и пальмовой корзинкой в руках, в рваных альпаргатах и с собакой он вполне сойдет за святого.

— Он все больше и больше становится похож на святого Роха[26], — шептала нья Лоле при виде Доктора.

Ее тоже захлестнула волна преклонения перед чужестранцем.

Но облик новоявленного святого не вязался с его странным поведением.

Он снова начал ходить в лавку и мертвецки напиваться.

Теперь он принимал только тех, кто притаскивал на плече какую-нибудь старую скульптуру. Он жадно прикидывал ее на вес, взглядом маниака выискивал трещины, затем присоединял к своей коллекции, и на его бледном, осунувшемся лице появлялось разочарование. Потом он смотрел своим пациентам в глаза, но в его взгляде уже не чувствовалось прежней доброй ясности, ее сменило выражение полной отчужденности и апатии.

Так прошло еще несколько месяцев, в течение которых он не переставая пил. Он совсем замкнулся в себе, все время молчал и окончательно стал походить на безумца.

Наконец он исчез.

Мария Регалада первая обнаружила обезглавленные фигурки. Она не осмеливалась притронуться к ним, боясь, что из ран брызнет кровь, которую гнев божий окрасил в черный цвет.

Она и теперь не знает, почему Доктору вздумалось отрубить им головы топором, как не знала этого в канун исчезновения Доктора, когда впервые увидела их обезображенными. Доктор так же загадочно исчез, как и появился. В тот вечер он был в стельку пьян и все время бормотал что-то на своем непонятном языке. Он удержал Марию и, как дикарь, грубо овладел ею среди обезглавленных статуй.

Единственный раз Мария побывала у Доктора в ранчо — и это было в последний вечер его пребывания в деревне.

Она не знает, почему все это случилось. И тогда не знала и, видно, никогда не узнает.

Из всей коллекции Доктора уцелела только фигура святого Игнатия. Когда она упала со скамейки, у нее вылетело дно, в образовавшемся отверстии зияла черная пустота. Судя по весу статуи, Марии Регаладе всегда казалось, что она была вырезана из целого куска дерева. Впрочем, теперь ей это было безразлично. Ее все время мучил один вопрос: почему Доктор пощадил святого Игнатия, порушив остальные скульптуры? Все это было загадкой. Впрочем, она и не хотела ее разгадывать. Она хотела жить в состоянии дурмана, завладевшего ее умом и сердцем, но не притуплявшего надежды на возвращение Доктора.

На следующий день после бегства Доктора Мария Регалада снова пришла в его ранчо и в одной из щелей в полу нашла перепачканную землей золотую монету. Ей показалось, что человек, изображенный в профиль на монете, похож на Доктора, только с бородой. Мария оттирала монету до тех пор, пока та не засверкала на солнце, а потом спрятала ее у себя на груди.

Первыми, кто стал сокрушаться по поводу исчезновения Доктора, были прокаженные.

Вскоре вся деревня перебывала у него в хижине, и все воочию увидели учиненный им разгром.

И вот тогда Доктора объявили еретиком, который поснимал головы святым в припадке гнева или безумия, сродни тому, которое охватило его в поезде, когда он решил выбросить из окна ребенка.

Никто, однако, не смел худо отзываться о Докторе.

— Я говорил, что он не выдержит… — замечал судья, когда собиралась поредевшая к тому времени компания его приятелей.

Во всей этой истории скрывалось нечто непонятное. Народ в Сапукае по-прежнему считал Доктора неплохим человеком. Его облик еще не изгладился из памяти, люди помнили то хорошее, что он им сделал, но и не могли забыть о его безумстве в последние дни. Это безумство, наверное, и переселилось в собаку и в Марию Регаладу, но в девушку — на особый лад. Мария ни с кем не разговаривает, посвящает в свои дела одних мертвецов да собаку, когда в утренней дымке та возвращается от дона Сосы с корзинкой в зубах.

Вокруг покинутой хижины Доктора толпятся прокаженные. Они идут к ручью напиться холодной воды. Кроме них, никто не нарушает безжизненного покоя, застывшего над черной землей Коста-Дульсе.