Самозванец Стамп (сборник) - Борис Зубков

…Иван Грозный, восседающий на кухонной табуретке, застонал и сжал царственную голову могучими руками, привыкшими к мечу и царской булаве. Он вспоминал до мелочей тот вечер в библиотеке, когда мысли его скакали с безумной поспешностью, а тревожные сомнения отступали перед радостью открытий. Тогда ему казалось, что внешность человека — почти самое главное в нем. Но разве внешность человека — это сам человек? Вот сейчас он — Иван Грозный. Но разве ему хочется карабкаться на трон и казнить кого-нибудь? Нет. И все же… Почему он стал как-то резче, суше? Зачем, например, он вчера в милиции обидел старшину, зло посмеялся над ним? Почему теперь так часто закипает в нем ярость и гнев? Чепуха! Просто он болен. Не болен. Не надо ему лекарств. Ему нужно другое: дружеское участие, внимание…

После безумного вечера в библиотеке Антон жил как во сне.

Чудесный дар перевоплощения требовал практического применения. С работы Антон уволился. Громадным напряжением воли ему удалось на два часа вернуть себе прежний облик старшего сметчика «Стройтопа». Двух часов еле-еле хватило на то, чтобы подать заявление об уходе и подписать обходной листок. Да и то к библиотекарше Лизе он пришел, уже закрывая лицо носовым платком, словно в приступе зубной боли. А все из-за того, что, спускаясь в библиотеку, встретил на лестнице знакомого механика из СУ-16. Добродушное и на редкость румяное лицо механика привычно удивило Антона, и он тут же почувствовал, как его собственное лицо туго наливается жизненными соками и жарко багровеет.

Через неделю деньги кончились, и Антон Никонович ограбил сберкассу.

Лет шесть подряд перед отпуском Антон выписывал в этой сберкассе аккредитив и хорошо запомнил, что заведующий здесь — человек пожилой, привычно задыхающийся от астмы и, следовательно, часто болеющий. Антон выследил, где живет заведующий, и каждое утро дежурил около его дома. На вторую пятницу повезло — заведующий из дома не вышел. Подождав еще час для верности, Антон отправился в сберкассу.

Тяжело, с хрипотцой дыша, дотрагиваясь до стен руками, Антон, приняв облик старика-зава, прошел в его кабинет. Полдня подписывал какие-то бумаги, а когда спрашивали у него советы, болезненно морщился и прижимал руку к груди. Сослуживцы зава смущенно исчезали. Никто не разглядел, что перед ними — самозванец. В обеденный перерыв Антон Никонович набил старенький портфель пачками трехрублевок и ушел.

Дома он взобрался с ногами на диван, открыл портфель с трехрублевками, и волна душного страха охватила его. Ошеломил не страх возможного позора и наказания, а совсем другое — испуг перед наступающим глубоким и страшным одиночеством — одиночеством преступника.

Антон отпихнул от себя портфель, а на следующий день, с трудом приняв почти нормальный, почти прежний свой облик, пошел в сберкассу, сделал вид, что проверяет лотерейный билет по замызганной таблице тиража, и оставил портфель на полу в тени деревянного дивана, вернул уворованное…

К чему применил ты свой чудесный дар? Стыдись! А может быть, дар этот вовсе не нужен людям? Любой человек хорош и удивителен именно тем, что он — это он. Зачем, надевать на себя чужую маску? Разве только ради любопытства?.. А уроды? Подумай о них!

Есть у него подходящее к случаю знакомство в «Строителе» — горбатенький переплетчик.

Своего недостатка переплетчик не стыдился, имел сына, взрослого и ладного парня, а в свободное время солидно подрабатывал — переплетал на стороне бухгалтерские документы. Антона тянуло с делом и без дела заходить в закуток переплетчика в подвальном этаже «Стройтопа». Влекла неосознанная тоска по рукодельному труду, заставляющая в былые времена даже королей становиться к токарному станку. И еще тянула жалость, что переплетчик все же не такой, как асе.

Антон разыскал переплетчика где-то за городом, сбивчиво и смутно объяснил ему, что хочет попробовать заняться врачеванием и вдруг сумеет и его вылечить. Переплетчик ничего не понял, но нашелся, что ответить: среди своих дружков есть у него лекарь без диплома, который от всех болезней лечит сивушным маслом и липовым цветом, живет не плохо, даже магнитофон купил…

Первых пациентов доставил тот же переплетчик.

Пришли дюжий малый с перекошенной от неизвестной причины физиономией, старушка, прочно согнутая в дугу, и дама с горящими глазами. Когда Антон Никонович, как мог, стал толковать им о внушении и самовнушении, осторожно ссылаясь на собственный пример, парень выдавил сквозь зевок, что, мол, сверхурочные «давят», не высыпается он, и скоро ушел. Старушка вовсе забоялась Антона, сникла вся как-то, зато дама горящими глазами искала глаза Антона и тянулась целовать его руки.

Переплетчик оказался человеком хитрым, себе на уме, да еще связанным с какой-то сектой. Его знакомые по секте стали звать Антона «братом», устраивать ночные сборища, началось и вовсе что-то дикое…

Он был лекарем, грабителем, фокусником, клоуном, академиком… и каждый раз просыпался, отрываясь от своих видений. Одно сумел он сделать наяву получить расчет в «Строителе». А дальше Антон, взобравшись с ногами на диван, мечтал. И никак не мог домечтаться, что ж все-таки сотворить ему особенное и выдающееся. Все чаще решал, что ничего путного и значительного сделать в одиночку он не сумеет. На этой простой и важной мысли мечты его обрывались.

От душевной сумятицы все чаще думалось: болен! Но в какой аптеке приготовлена для него микстура? Впрочем, зачем его лечить? Разве его болезнь неприятна или опасна? Ею можно заразить других? Вряд ли. Нет, если он болен, то болезнь его даже приятна. Зачем ему понадобилось напяливать на себя личину Ивана Грозного? Мог бы подобрать себе вполне интересный вид любого киноактера. Сколько их цветных фотографий в газетном киоске! Подходи и выбирай любую…

Мы все пытаемся подражать кумирам. Но что будет, если на экраны выйдут тысячи Жанов Маре, а миллионы женщин станут похожи на Татьяну Самойлову? Действительно, не сотвори кумира себе!

После первого же превращения — в одинокого старика, там, возле чебуречной, — его болезнь или волшебные способности быстро прогрессировали. Все труднее становилось возвращаться к обычному виду. Вдруг однажды совсем не вернешься? Исчезнет тогда Антон Никонович, растворится бесследно. Это пугало, и он старался думать о вещах безразличных, о погоде, о сметах на сантехнические работы, будто бы все еще работает в «Строителе», только бы не обращать внимания на людей, чем-либо выдающихся.

Именно такой порыв тревожного смятения понес его однажды в картинную галерею. Думал: там прохладно и спокойно, можно не обращать внимания на посетителей, а смотреть только на картины. Пейзажи, натюрморты… Хорошо, безопасно. И попался. Погиб самым нелепейшим образом! Остановился перед картиной, где Иван Грозный, стал рассматривать. Кое-как рассматривал, бродил по картине отсутствующим взглядом, потом увлекся и замер. Увидел две морщины-трещины под глазами, впалости щек. Красные в углах, почти вывороченные веки. Впалые виски с черными пятнами. А глаза белесые и лоб с огромной залысиной. Крупные уши, настороженно открытые для всех звуков мира. На руках синие жилы. Толстые грубые запястья… Антон дотронулся до своей руки. Провел ладонью по щекам. Почему у него такие впалые щеки? А морщины-трещины под глазами? Началось! Он превращался в живую копию поразившей его картины.