Форпост. Найди и убей - Андрей Валерьев

Иван лежал под солнышком и искоса наблюдал за тем, как рыбачит его приятель. Девушку, находившуюся в воде с другой стороны камней, он не видел. Мысли путались, и ничего стоящего в голову не приходило. Одно Маляренко понял четко — Николай с ним не пойдет. Подругу вот себе завел. Ваня завистливо вздохнул — самую красивую девчонку заарканил. Впрочем, еще непонятно, кто кого.

Еще неделю назад, когда до самых тупых дошло, что они тут, как минимум, надолго, среди баб началась жесточайшая конкуренция за обладание лучшими самцами. С одной стороны, было забавно наблюдать, как, вернувшись вечером в лагерь после тяжелой работы, женщины приводили себя в порядок и к столу выходили приодетыми и даже слегка подкрашенными. А с другой — горькое это было зрелище, ничего, кроме сочувствия к этим несчастным, не вызывающее. Иван вспомнил Ксюшу, бывшую соседку по самолету. Тридцатилетняя разведенка, отплакавшись по оставленному у мамы сынишке и закатив пару истерик, успокоилась и, наметив своей целью Ивана, поперла танком. В смысле — грудью. А грудь, надо признать, была хороша! Да и вообще женщина она была очень симпатичная, смущало Ивана только одно — она была и внешне, и, самое главное, внутренне чертовски похожа на его бывшую жену. В принципе, можно было бы на это и наплевать — жениться на ней Маляренко не планировал — и закрутить интрижку, тем более что Ксения от намеков перешла к прямым и недвусмысленным предложениям, но в последние дни Ивана ставили на самые тяжелые работы, и в лагерь он возвращался с одной мыслью — пожрать да поспать.

Хотя Маляренко не мог не признать, что толк от пролитого пота был. Во вторую ночь его пребывания в лагере сквозь хлипкий плетень продрались два койота (на собрании кто-то предложил называть их именно так, хотя, что это были за животные, точно никто не знал) и сильно покусали ночного дежурного — того самого хлипкого и щуплого мужичка, который ставил навес над родником. Его вопли разбудили всех, даже спящего мертвецким сном Ваню. Койотов быстро нашли и забили камнями и палками, а на утреннем совещании Ермаков дал команду бросить все дела и срочно укрепить забор. Лишь тогда Маляренко понял, каким образом поселенцы успели поставить этот плетень всего за двое суток. Колья были вбиты основательно, но довольно редко — примерно через шаг. В прутьях и ветках оплетки зияли нехилые прорехи, так что не было ничего удивительного в том, что хищники смогли пробраться внутрь. Тогда-то Иван и проявил инициативу, предложив не переделывать весь забор, а построить внутри, впритык, еще одну изгородь. Общественность в лице дяди Паши согласилась, и работа закипела. За четыре дня десять человек протянули еще один, правда, невысокий, не более метра, плетень. Зато плотный и прочный. Маляренко из любопытства промерил общую длину петляющего между деревьями забора — получилось семьсот два шага.

Если бы кто-нибудь Ивану сказал, что четыре мужчины и шесть женщин, имея всего один топорик, одну складную ножовку и пару ножей, смогут за четыре дня такое сделать, — он бы не поверил. А тут — вот, пожалуйста. Великая Ермаковская стена.

Потом Серый сдуру ляпнул, что неплохо было бы засыпать землей десятисантиметровый промежуток между плетнями, за что немедленно был наказан малой саперной лопаткой и отправлен на земляные работы. Покумекав еще немного, дядя Паша отрядил бригаду Ромы-аэропорта копать глину и обмазывать ею иссохшийся на жаре плетень. На предмет, так сказать, самовозгорания. Сам же Ермаков, взяв в подручные Ивана, принялся таскать из промоины на самодельных носилках камни. Работа была адова, но Маляренко терпел и не жаловался, поражаясь выносливости и силе напарника.

Вообще, Маляренко здорово пересмотрел своё отношение к «первому взгляду». Он понял, что здорово ошибся в отношении вожака. А узнав от Серого о трех иностранных языках и кандидатской по экономике, Иван шефа резко зауважал и признал, что крутые меры по наведению элементарной дисциплины были необходимы. Как оказалось, Ермаков пускал кулаки в ход крайне редко — основным средством мотивации стала одежда. Раздобыв в «Газели» ворох какого-то жуткого тряпья, он кулаками заставил всех сдать свою одежду «на склад» Светлане и выдал каждому из работников по рваной тряпке. Построив народ, дядя Паша объявил, что ВСЕ вещи будут возвращены, как только работники трудом и дисциплиной докажут свою полезность. Ходить голым не хотелось никому. Ни мужчинам, ни, тем более, женщинам. И за то время, что Иван работал в поселке, назад свою одежду получили все. Быть отстающим и в одиночку сверкать ягодицами никому не улыбалось, так что труд перевоспитуемых был воистину ударным. Кроме капитальной стены, в дальнем углу из всё той же плетенки построили почти настоящие «удобства», а в центре поляны, рядом с родником, начали возводить большой дом. Уже не забивая колья, а вкапывая в землю слегка обтесанные и кривоватые стволы деревьев. Кипучая энергия строителя Ермакова била через край.

За эти две недели, помимо шикарного бронзового загара, Ваня приобрел каменные мозоли на огрубевших ладонях и чувство хронической усталости. К плюсам можно было отнести пришедшие в тонус мышцы и согнанный с пивного брюшка жирок. А еще Иван стал учиться плавать, благо соленая вода этот процесс здорово облегчала. Решив, что хватит ему без дела валяться на пляже, Маляренко скинул одежду и полез воду. Учиться.

Талассотерапия помогла — невеселые мысли рассеялись и, вдоволь поплюхавшись на мелководье, довольный Иван выбрался на берег. Следом за ним, таща две полные корзинки, из воды выбрался и Николай со своей подругой. Рыбалка удалась.

ГЛАВА 15,

в которой Иван решил искать «выход»,

и что из этого вышло

Храбрость — это вынужденное и многократное

преодоление трусости.

Рома-аэропорт был взбешен. Этот гребаный Ваня свалил, как только бригада вышла из поселка. И лучший топор унес! И теперь вся его невеликая и слабосильная команда с огромным трудом валила тоненькие и относительно прямые деревца на дальней опушке рощицы. Все три женщины уже выбились из сил, и толку от них было немного. А единственный среди подчиненных Ромы мужчина, Алексей, и так был «сильно не могучим», а после того, как его искусали койоты, — и вовсе слег. Лишь благодаря заботам подруги, провалявшись пластом больше недели, он смог подняться на ноги. Бригадир с яростью посмотрел на шатающегося под тяжестью тоненькой жерди помощника. Все, млять, приходится делать самому. Спина и руки бывшего дежурного электрика аэропорта налились свинцом, пот заливал глаза, но, злой на всех и вся, мужчина упорно продолжал махать тяжеленной, слегка заточенной железкой от «Газели», которая заменяла ему топор.

Минул полдень, жара усилилась настолько, что даже густая тень не спасала. Прорычав команду на перекур, Рома-аэропорт бросил инструмент на землю и, яростно, в полный голос, матерясь, повалился в траву. Исколотые ступни пульсировали болью. Капец шхерам! Рома застонал. Мля, ну почему он не переобулся, когда, отпросившись у начальника смены, выскочил из здания и сел в маршрутку? Зачем он, млять-млять-млять, вообще отпрашивался? Злоба кипела и клокотала в груди. Больше всего сейчас бригадиру хотелось кого-нибудь убить.

Вконец изорванные туфли смотрелись жалко. Когда-то, еще в том, прежнем мире, лакированные модельные туфли из тончайшей кожи были верхом мечтаний небогатого электрика, эдаким символом городской жизни. Переехав из пригородного села в город, устроившись на хорошую работу в аэропорт и скинув до смерти надоевшие кирзачи, Роман наконец-то смог себе позволить такую покупку и, вызывая дружный хохот всей дежурной смены, стал гордо рассекать по зданию в спецовке и изящной легкой обуви.

Бригадир посмотрел на своих бойцов — все четверо лежали, не шевелясь, под соседним деревом. Рома присмотрелся и еще раз выматерился — у всех четверых была вполне добротная, крепкая обувь. И ведь не отнимешь — размерчик не тот. Будучи по натуре человеком незлобивым и законопослушным, еще недавно Рома даже и представить бы себе не смог, что можно у кого-нибудь что-нибудь отнять, но две недели тяжкого труда, нашептывания Серого, боль в распухших ногах и отчаяние от того, что будет только хуже, сильно изменили бывшего электрика. Даже ходящий в лучших приятелях Серый в последние дни стал сторониться коллеги-бригадира, напоследок поинтересовавшись, мол, не тяпнул ли ты, брат, озверинчику?

Единственным, из-за нужного размера, кандидатом на обувное раскулачивание у Романа был Маляренко. Его совершенно роскошным по местным меркам ботинкам завидовал весь поселок. И эта сука, Ксения, еще на него вешается, упорно не замечая ухаживаний самого Романа. Бригадир заскрипел зубами. Решено: сегодня вечером и ботинки, и баба будут его, и пусть кто-нибудь хоть что-то вякнет!