Пара лебедей на Рождество (СИ) - Задорожня Виктория

Тяжело вздохнул, стиснул дрожащие пальцы, и поднес кулак к створке, чтобы постучать… Однако, струсил. А вдруг, прогонит? Вдруг я навязываю встречу, которой она не желает? Нет… Раз бегает от меня, пряча взгляд, значит на то есть причины… Присел, прижал напоследок книгу к сердцу, и положил у входа.

— Я люблю тебя… — Проговорил в пол тона, поднялся с корточек и развернулся. Приоткрыл губы… Желая восполнить запас недостающего воздуха, распахнул веки, и часто заморгал. От неловкости не сразу заметил… Насколько ее выражение сейчас подобно моему.

Злата стояла прямо позади. Видимо, подошла, пока я решался оставить сборник. Так тихо… Как тут услышать?! Хочется сквозь землю провалиться… Неловкую паузу молчания прервал ее чуть слышный вопрос

— Что ты сейчас сказал? — Я было попятился назад, скорее рефлекторно, чем осознанно, но, остановился. Совсем не годится оставлять ее сейчас, после услышанного, без объяснений. Подобрал в кулак волю, потупил растерянный взгляд

— Прости меня… Прости… Я все понимаю! Я тебе не ровня и не пара. Но, это правда. Я люблю. Злата… Я люблю тебя.

Неблизкая дорога…

Сказал, и во рту пересохло. Частое, отрывистое дыхание сковало горло удушающим спазмом. Смотрю растерянно, и голова начинает кружиться. Ладони вспотели. Страшно. Интересно, почему я совсем не боюсь попасть на поле боя, но в ожидании ответа златовласки хочется сквозь землю провалиться?! Я ведь знаю… Всё знаю. Ей нельзя было этого слышать! И кто меня за язык дёрнул?! Теперь, имею что имею.

— Дима… — Протянула мягким дрожащим голосом, и я стиснул веки. "Нет… Молчи. Ничего не говори! Не надо…" Мысленно молю, и делаю шаг назад. Но Злата перехватывает мою руку, и мы замираем. Слышу стук собственного сердца. — Не убегай… Ты сказал правду? Ты… Действительно, любишь?

Зачем ей нужно ещё раз слышать? Смеха ради? Глупец безродный… Но, нет. Это не она. Не моя лебёдка. Из жалости? Стоит и думает, что сказать, чтобы я не белел от боли?

— Да. Люблю. — На лбу выступила испарина. Дрожащими пальцами впиваюсь в вязку кофты, и нервно поглядываю на нее. Хочется бежать… Бежать, сломя голову, и отдышаться. Мне скоро ехать. День остался. Как бы Злата не приняла эту новость — какая уж теперь разница? Зачем убиваться? — Я ни в коем случае не буду обременять тебя своими чувствами. Знаешь… Извини… я пойду.

Время всегда относительно. Сравните только, хоть одну минуту; одну минуту… Если ты положишь палец на раскалённую сковороду? Какой будет эта минута? Да каждая секунда вечность продлится! Да ты с ума сойдешь, в ожидании окончания! Да боль исказит все привычное восприятие, и эта самая минута станет адом, длинною в век! И эту же минуту… Вспомни, одну единственную минуту, проведенную с любимым человеком! Она пролетит. Только след за собою оставит. Тебе ее будет так мало, что душу продать захочешь, лишь бы продлить… Лишь бы она стала такой же бесконечно длинной, как пока держал палец на раскаленной сковороде. Вот оно какое… Время…И вот, сейчас, я будто изнутри сгорая, желая провалиться на ровном месте, думал, что этот миг никогда не закончится. Обернулся, и рвануть вперёд хотел, не глядя. Пяты будто огнем стегало. Глаза щиплет.

— Дима… — Чуть слышный голос пробился в сознание. В ушах гудит от ряда собственных мыслей. — Постой. Не уходи. — Теплая ладонь обвила предплечье, и я замер. Пусть говорит. Надо отвечать за свои поступки. Надо объясниться.

Потянула на себя. Обернулся. Мы встретились взглядами, и я забылся… Чёрт побери, я забыл все, что знал, во что верил! Я не заметил, как минута длинною в вечность стала идти неуловимо быстро. Ее небесно-голубые глазища искали в моих подтверждения. Они не отражали жалость, разочарование. Они манили… Я сцепил губы. Сжал веки. Притянул Злату к себе одним рывком, обхватив пальцами тонкую шею, и впился жадным поцелуем… За все года безответной любви. За всю жажду по ней, за всю боль. За несправедливость, возведенную некими устоями общества. За мою, за ее жизнь. За память о первой встрече. За канун рождества, за время, отведенное для чудес. И она ответила… Мы стояли, и я целовал ее мягкие губы. Мы стояли, и сознание запоминало ее вкус и запах… Я обнимал ее, перебирал светлые пряди, и верил… Впервые в жизни, верил в счастливый конец!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я тоже тебя люблю… — Так закончилась самая быстрая минута моей жизни.

— Я обещаю вернуться к тебе живым… — Так началась наша новая жизнь.

****************

— Парень, не смей филонить! — Звонко вскрикивает кухарка, расставляя кое-как вымощенные в каждой руке разносы. И как они только умещаются?! Главное, ни одной тарелки не разбила! Что значит, мастерство!

— Да-да — Выпалил на придыхании, резво подскочив, и перехватив хрупкие фарфоровые тарели, шатавшиеся на самом краю. Заулыбался до ушей, глядя, как округлились глаза тётушки, и даже нечаянно хихикнул.

— Ты погляди, какой шустрый! А с тебя действительно может быть толк! — Похвалила, утирая выступившую от страха испарину со лба, Тамила Сергеевна. Я думаю… За этот сервиз ей бы пол жизни пришлось рассчитываться! Ведь имеет привычку, все делать второпях! — А главное, весёлый какой! Что это такого хорошего у тебя произошло?

Перевёл искрящийся взгляд в потолок, и это точно не спасло бы меня от допроса! Если бы дверь в гостиную не скрипнула, и на пороге не появилась белокурая лебедка… Глаза невольно сфокусировались на ней…. Красивая, до беспамятства!

— Добрый вечер… Смущённо опустила голову, и я заметил, как она покраснела.

— Девочка моя! Проходи скорее! — Тетушка, заприметив юную барыню, принялась суетиться с ещё большим старанием, и фактически потеряла к нам интерес на некоторое время. Мы будто остались наедине… Кожа щек порозовела. В душе расплылось приятное тепло. Мы молча смотрели друг на друга, и этого было достаточно…

— Кхм-кхм… — Артистично прокашлявшись, обратил на себя внимание хозяин имения, которого мы даже не заметили по приходу. — Я вижу, здесь тепло, хоть и камин не полыхает…

Встрепенулся, и неестественно выпрямил осанку, пытаясь отвлечься от девушки и принять позицию достойного человека, перед бдительным взглядом отца возлюбленной.

— Извините. Я не видел, как вы вошли… — Единственное, на что хватило фантазии. Но и этого было достаточно… Избалованная его добротой Злата вовсе рассмеялась, и плюхнулась в объятия папеньки, будто зная, что к такому жесту мужчина не останется равнодушным.

— Да все нормально… — Довольно хмыкнул он, поглаживая дочь по голове. — Что ж я, не понимаю? Всего несколько часов осталось… — В воздухе повисла неловкая пауза, ведь все пытались на время забыть о таком скором неизбежном… — Кстати, дочь, ты вещи собрала?

Лебедка молча кивнула головой в подтверждение.

— А ты, парень? Повозка прибудет через час…

— Ещё с утра. — Ответил, почесав затылок. Позади послышался тихий всхлип кухарки, и тут же смолк. Наверняка, утерла нос фартуком. Ну что за неряшливая женщина…

— Давайте тогда садиться… Последнее рождество перед долгой разлукой….

И снова играет виниловый проигрыватель… И запах праздничных яств заполняет пространство. Рождественская ель пестрит перед глазами, навевая присущее зимним торжествам настроение. Печали забываются. Жизнь кажется началом чего-то хорошего… И, на этот раз, пока смотрю на окружающих меня людей, на любимую, чей поцелуй застыл на губах, и врезался в память узором счастья, я почему-то верю в это, как никогда. Верю, что как и пара лебедей на ели, покачивающаяся в такт музыке, мы однажды снова обнимемся… И счастье как никогда близко. И я ни за что его не упущу…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

*****************

— Дима! — Окликнул наставник, как только мы со всеми домочадцами вышли с имения. — Повозка приехала, надо поторопиться!

Лица полюбившихся за эти годы людей побледнели. Все знают, что такое война… Не все с неё возвращаются. Но я вернусь… Я обещал. Смотрю на Злату… Под лунным светом блистают капли слёз на её веках. Она тихонько плачет, не подавая вид. И только моя душа ее слышит. Хочется утешить, успокоить… Но, мне ли не знать, это даром… Мы расстаёмся. Надолго. Но, когда настанет следующая встреча… Все будет иначе. Попрощался со всеми. Надежда Павловна, Тамила Сергеевна, Андрей Николаевич… Он по отцовски пожал мне руку, и опустил глаза, чтобы не показать страх. Страх потери, как за родного сына… Что это я себе думаю? Но… Его выражение так похоже! Женщины нагрузили полные руки всякого. Сумки еды и теплой одежды. Обнял каждую из них… Они — единственная семья, которую я помню. Те, кому по правде не все равно… Подошёл к Злате. Она прячет лицо за шарфом. Потянул к ней ладонь, и почувствовал дрожь в плечах. Стоит ли? Осекся… Так хочу обнять на прощание! Но, вдруг от этого будет хуже? Разочарованно обернулся… И она…. Обхватила ладошками спину и прижалась ко мне. Повернулся