Искусство думать. Латеральное мышление как способ решения сложных задач - Эдвард де Боно

Может показаться, что не будет особого вреда, если результат, к которому могло бы привести латеральное мышление, будет получен при помощи вертикального мышления. К несчастью, использование вертикального мышления для таких целей имеет зримые недостатки, а экономия усилий иллюзорна, ибо строгое вертикальное размышление требует отбрасывания альтернатив на каждом шаге, тогда как латеральное мышление не принуждает к этому. Первый недостаток применения вертикального мышления состоит в том, что успех на пути к результату искушает отказаться от поисков другого, более прямого и удобного маршрута. В то же время при латеральном мышлении поиски удобного маршрута должны проводиться уже после достижения конечной цели, а поскольку в построение маршрута не было вложено много усилий, привязанность к пройденной, мало-мальски подходящей дороге отсутствует – и это дает возможность отыскать лучший путь.

Второй недостаток связан с направлением, которое выбирается для того, чтобы следовать путем логики. Мы применяем логику при поиске новых идей только потому, что это единственный известный нам способ. Логика требует задать направление движения – то направление, в котором мы будем прикладывать усилия. В такой ситуации мы склонны отправиться туда, куда из нашей отправной точки указывает больше всего знаков. Это и есть столбовая дорога вертикального мышления – и по ней мы можем идти решительно и уверенно. Но, возможно, лучше остаться на месте, чем решительно двигаться не в ту сторону. Это не довод в пользу бездействия, а лишь указание на то, что энергию, возможно, лучше потратить не на решительный марш в наиболее очевидном направлении, а на кружение в окрестностях задачи.

Столбовая дорога вертикального мышления ведет прямо к тому, что представляется решением задачи, однако наиболее эффективное решение может лежать в прямо противоположном направлении. Вот простой опыт: положите перед каким-нибудь животным пищу, предварительно отделив ее проволочной сеткой так, чтобы животное могло ее видеть. Некоторые виды животных (например, домашняя курица) будут пытаться достать пищу прямо через сетку. Более высокоорганизованные животные (например, собака) уже понимают: для того чтобы достать еду, сначала надо отойти от нее дальше и обогнуть сетку. Этот шаг дается довольно легко, когда очевидный путь к решению перекрыт препятствием, но если явных помех нет, то решиться пойти в противоположном направлении гораздо сложнее.

Однажды к царю Соломону пришли две женщины. Они принесли младенца, и каждая утверждала, что именно она его мать. Царь Соломон, желая восстановить справедливость, отдал приказ рассечь ребенка пополам и дать каждой женщине по половинке. Казалось бы, такое решение противоречило его намерению. Однако именно оно позволило определить, кто же настоящая мать: ею оказалась женщина, которая стала умолять царя не убивать дитя, а отдать его другой.

Поскольку латеральное мышление не диктует никакого жестко заданного направления, то не составляет большого труда отойти в сторону от задачи, чтобы решить ее. Если ваш автомобиль остановился на подъеме, а автомобиль, стоящий перед вами, неожиданно начинает соскальзывать назад, прямо на вас, у вас возникнет естественное стремление дать задний ход (при условии, что в соседней полосе движение плотное, так что в сторону отъехать нельзя). Но может оказаться разумнее поступить прямо противоположным образом, а именно – подъехать вплотную к соскальзывающему назад автомобилю, прежде чем он наберет скорость. Это ослабит удар при столкновении, а дополнительное тормозное усилие вашего автомобиля может оказаться достаточным, чтобы предотвратить дальнейшее соскальзывание.

Если первый недостаток вертикального мышления – необходимость быть правым на каждой стадии решения задачи, то второй – необходимость жестко определить все, чем вы оперируете. Разуму, который строго придерживается логики, нужно, чтобы все было подготовлено и разложено по полочкам. Ему с трудом даются изменения и отклонения, потому что каждое слово должно сохранять свое четко очерченное значение и не может временно изменить его, чтобы подстроиться к потоку идей. Человек, владеющий латеральным мышлением, может опереться на слово лишь слегка и на мгновение, просто чтобы продвинуться дальше; но человек, мыслящий вертикально, должен смириться с абсолютной жесткостью слов, чтобы добиться устойчивого равновесия.

Вертикально мыслящий человек всегда все классифицирует, ибо только так он может справиться с неясностями. Он занят прежде всего поисками оснований для отделения одного от другого, тогда как человек, умеющий мыслить латерально, больше заинтересован в основаниях для объединения.

Некоторые заходят в своем стремлении к жесткой систематизации так далеко, что пытаются ухватить идею, приписав ей некий символ и установив отношения с другими идеями посредством других символов. Такого рода математическая четкость, без сомнения, облегчает жонглирование идеями, однако при этом навязывает им определенность, не свойственную от природы. Сковывающая жесткость символов представляет собой форму привязанности, надежно сдерживающей процесс свободного сужения или расширения идей, который может быть необходимым для их дальнейшего развития. Вода в колодце не ограничена формой тех сосудов, которыми ее можно зачерпнуть. Несомненно, математический подход лег в основу прогресса западного мира и позволил достичь нынешнего уровня эффективности, однако далеко не со всем, что происходит в сознании, можно и нужно обращаться с математической строгостью от начала и до конца. Гораздо плодотворнее чередовать периоды творческой пластичности с периодами эволюционной жесткости.

Сложности, порождаемые классификациями, по большей части связаны с тем, что разум предпочитает статические определения и понятия. Когда мы говорим «серое», то подразумеваем определенный класс, а не динамическую стадию перехода от белого к черному. Различие между статическими и динамическими определениями заключается в том, что последние, по сути, вообще не являются понятиями, а представляют собой лишь возможности. Пластичность неопределенных возможностей, в отличие от жесткости определенных сущностей, не препятствует появлению новых идей.

Некоторое время назад я заинтересовался вопросом о том, может ли человек испытывать зрительные галлюцинации, осознавая при этом их логическую противоречивость. Испытуемому, пребывающему в состоянии гипнотического транса, легко можно внушить, что при определенном сигнале он должен пережить какую-то определенную галлюцинацию. Затем испытуемого пробуждают и спустя некоторое время произносят сигнальное слово. Эффект может быть потрясающим: если испытуемому внушали, что в комнату войдет какой-то человек, испытуемый вставал, пожимал кому-то руку, представлял его окружающим и начинал с гостем разговор. При этом его очень поражало, что никто, кроме него, не замечает вошедшего. Используя тот же самый прием, я попытался внушить испытуемому, что после пробуждения он увидит квадратный круг, который будет нарисован на стене как геометрическая фигура. Когда сигнальное слово было произнесено, действительность превзошла все мои ожидания. Испытуемый упорно твердил, что он видит фигуру, которая одновременно является идеальным квадратом и идеальным кругом. И в то же время он признавал, что логически это невозможно. Его видéние было настолько реалистичным, что он схватил карандаш и попытался зарисовать то, что видит. Но едва он приступал к этому, как тут же все зачеркивал и начинал сначала, пытаясь изобразить неизобразимое до полного изнеможения. Моя цель была не в том, чтобы создать искусственное мистическое переживание, – я лишь пытался выяснить, может ли человеческий разум вообразить и удерживать в мыслях ситуацию, логическую невозможность которой он ясно сознает. На ранних стадиях своего развития мысль может существовать в форме, несовместимой с ее логическим принятием. Однако это не значит, что в дальнейшем она не сможет развиться в новую полезную идею.

Первые намеки на новую идею могут быть настолько неопределенными и туманными, что им просто невозможно придать какую-либо логическую форму. Нам присуще естественное стремление схватить эту идею и вытащить ее в свет софитов сознания, придав ей определенную форму. Мы организуем и оформляем идею прежде, чем у нее появится шанс самостоятельно развиться случайным (и оригинальным) образом. Но форма, которую обретает при этом идея, была навязана ей, а не явилась результатом ее естественного развития. Мы пресекли свободный полет мысли и закрепили ее на одном месте, как коллекционер закрепляет бабочку булавкой. Поймать идею сразу же после ее возникновения – значит убить ее. Преждевременное и слишком рьяное логическое внимание либо замораживает идею, либо втискивает ее в старые лекала. Концентрация внимания на идее изолирует ее от окружения и препятствует развитию. Фокус сознания мешает плодотворному полубессознательному процессу, который должен развивать идею дальше.