Вечный любовник - Виктория Холт

«Король готов устранить все препятствия для свадьбы, – писал Колиньи, – даже религиозные предубеждения».

Что он этим хочет сказать? Король предлагает обратить Марго в гугенотку, чтобы угодить ее будущему мужу?

Жанне хотелось крикнуть: «Нет! Нет! Я вижу, что за этим стоит. Генрих нужен им в Париже не для свадьбы, а для чего-то другого».

Она собрала своих советников, но они, казалось, тоже были одурманены предложением женить Генриха на сестре короля. Жанне напомнили, что времена мирные, что они должны обращаться с недавними врагами как с друзьями, а Маргарита – блестящая партия для наследника наваррского трона.

Все были против нее. Лишь интуиция не позволяла Жанне отнестись с одобрением к этой свадьбе. И она послушалась ее: Генрих в Париж не поедет, во всяком случае пока. К тому же в это время до Жанны донесся слух, что в Беарне у сына завелась новая любовница и он не рвется ее покинуть. Вот пусть и остается. Она отправится в Париж с дочерью Екатериной, а Генрих должен жить в Беарне, пока окончательно не выяснится, что на самом деле стоит за этой показной дружбой французского двора.

Полная подозрений и мрачных предчувствий, Жанна отправилась в путь.

Глава 3

НЕВЕСТА

Принцесса Маргарита, по прозвищу Марго, которое дал ей брат Карл, любовалась собою, смотрясь в зеркало, когда слуга доложил:

– Ваше высочество, королева-мать желает вас принять в своих апартаментах в четыре часа.

В четыре! А сейчас уже полчетвертого. Марго постаралась подавить легкую тревогу, постоянно возникающую у нее при вызовах матери еще с тех пор, когда она была совсем маленькой девочкой. Маргарита ни в грош не ставила никого при дворе, особенно не считалась со своими братьями, но матери всегда побаивалась. Как и теперь не смогла подавить охватившего ее беспокойства.

В детстве мать не раз ее била. Маргарита прекрасно помнила, как королева внезапно хватала ее за ухо или щипала за щеку, да с такой силой, что у нее выступали слезы. Но ее страшила не боль, не то, что случалось, а то непредсказуемое, что могло произойти. При этом Марго знала, что Екатерина Медичи оказывает такое же воздействие на многих людей и они ее боятся сильнее, чем кого-либо еще во Франции.

Глядя в зеркало, она постаралась придать своему лицу решительное выражение. Отражение посмотрело на нее вызывающе. Затем накрутила на палец локон золотистого парика, покрывавшего ее собственные черные волосы, которые ей нравились гораздо больше, но в моде был золотистый цвет.

Собственная внешность всегда придавала Марго бодрости. Недаром же милашка Брантом с восторгом написал о ней: «Полагаю, что ни одна из когда-либо живших или живущих на земле женщин не может сравниться с нею по красоте. Излучаемый ею огонь так опаляет чужие крылья, что их обладатели не отваживаются приблизиться к ней. Даже богини не бывают столь прекрасными. Чтобы сделать мир достойным ее красоты, высоконравственности и добродетельности, Господу пришлось бы расширить пределы земли, поднять выше небо, пока для полета ее совершенства и славы не будет достаточно простора!»

Истинный поэт! Изумительные строки. Маргарита с удовольствием вознаградила бы их автора известным ей способом, если бы ее сердце, ее душа и ее тело уже не были отданы самому достойному из мужчин двора.

«Брантом мог бы так же хорошо написать и о моем возлюбленном, – сказала она себе. – Пожалуй, такие слова больше подходят ему, чем мне».

Ее глаза вновь остановились на отражении в зеркале. Красива? Да, безусловно. А золото и серебро наряда, блеск украшений это лишь подчеркивают. Но высоконравственность? Добродетельность? С ними дело обстоит совсем по-другому.

Марго показала язык своему отражению, словно бросая ему вызов. «Вряд ли, – старалась она себя успокоить, – я получу нахлобучку. Разве не может она послать за дорогой дочерью лишь для того, чтобы побеседовать с ней по душам?» Ее чувственные губы слегка скривились.

Вообще-то Марго приоделась ради своего любовника; на ее бледных изящных пальцах сверкали драгоценные камни, а мягкий розовый испанский бархат платья был расшит стеклярусом. Конечно, мать может поинтересоваться, с чего это она так вырядилась, – уж не собирается ли заняться важными государственными делами?

«Нет, маман, – прошептала Марго, тут же укорив себя за это, потому что при обращении к Екатерине Медичи никогда не употребляла слово «маман». – Это дело – гораздо более важное. Я готовилась к встрече с мужчиной, которого люблю и буду любить больше всех на земле».

Ее глаза, чаще кажущиеся черными, но порой имевшие темно-синий цвет, сверкнули и радостью, и вызовом. «А что я сделаю, если она попытается нас разлучить? Я умру… умру… умру…»

Марго отличалась повышенной чувственностью. Ее братья подшучивали над ней за это, но она не обижалась. Марго любила Генриха де Гиза со всей пылкостью, на которую только была способна.

Впрочем, чего тут удивительного? Он должен стать королем Франции. И каким замечательным правителем будет! Ведь Гиз так отличается от этого полубезумного Карла! Конечно, Карл ее брат, и она его по-своему любит, но, когда видит в приступе ярости, с пеной у рта, катающимся по полу, ломающим мебель, ей стыдно за него. Брату герцогу Анжуйскому она доверять не может и вообще из всех братьев по-настоящему дружит только с герцогом Алансонским. Но как ничтожны были все принцы Валуа в сравнении с храбрецом Генрихом де Гизом!

Герцог Анжуйский ревниво относится к Гизу за его красоту и мужественность. Когда герцог Анжуйский, или Алансонский, или даже сам король появляются на людях, их встречают вялыми возгласами, а то и вовсе молча. Но когда те же люди видят ее возлюбленного де Гиза, красивейшего мужчину Франции, это вызывает у них восторг, и по городским улицам эхом разносится: «Виват Гизу и Лотарингии!»

О, он достоин того, чтобы стать королем или, по крайней мере, взять в жены принцессу.

«Только так и будет, – сказала себе Марго. – Я настою. Все остальные получат отказ. Мать и братья будут вынуждены с этим смириться».

О Гизах люди говорят: «Вот настоящие принцы, другие выглядят рядом с ними плебеями». И хотя на самом деле это так, лучше бы они помалкивали. Такие разговоры, дошедшие до ушей герцога Анжуйского, вызвали у него дикую ревность: он затаил злобу, а от него можно было ждать чего угодно. И королева-мать после смерти мужа любит его больше всех на свете. Смугловатый, похожий больше на итальянца, нежели на француза, герцог Анжуйский, ненавидя де Гиза, может убедить и мать относиться к нему так же враждебно.

Это и была одна из причин, по которой Марго тревожилась все сильнее всякий раз, когда ее вызывала к себе Екатерина Медичи.