Тигр, олень, женьшень - Валерий Янковский

…Поздней звездной ночью мы с братом подкатили к гаражу. Разместив на ночлег членов экспедиции, которую сопровождали, мы, утомленные, жаждали отдыха и сна. Закончена трехнедельная экспедиция. Позади много высоких, крутых перевалов, сотни километров нелегкого пути.

Захватив рюкзак и винтовку, я зашагал к дому. Арсений задержался около машины. Опасаясь заморозка, он решил на всякий случай спустить воду из радиатора.

Уже войдя в комнату и скинув рюкзак, я услышал около гаража выстрел! Выскочил во двор и сразу же заметил свет керосинового фонаря «летучая мышь» в загородке курятника, напротив гаража. Подбежал. При свете фонаря Арсений рассматривал что-то на земляном полу огороженного сеткой дворика.

Я подошел к нему.

— Барс?

Брат осветил распростертую на земле пушистую тушу хищника.

— Нет, рысь. Но какая здоровая… Постой! — он нагнулся и раскрыл мертвую пасть. Луч фонаря осветил кривой верхний клык: мертвая голова улыбалась…

— Кыс!

Да, то был он. Очень возмужавший, пушистый, лоснящийся.

Голод? Или извечный хищнический инстинкт? Что привело его к этому роковому концу?

Брат стрелял, ориентируясь на светящиеся в темноте глаза, но угадал прямо в сердце.

Иван Кузьмич

Нарочный доставил письмо. Замусоленный длинный узкий конверт надписан убористым продолговатым почерком. Адресовано братьям Янковским. Отправитель — «И. Реснянский, Нонсадон».

«…Вторую неделю гоняю тигра. Ведет себя странно: кружит все время по одной горе в нескольких километрах от деревни. Целый день идет, ночью ложится. Утром поднимаю его с лежки и преследую дотемна. Догнать не могу, видел всего раз в сумерках. Одному не справиться, но дело верное, так как он ничего не ест и скоро обессилеет. Приезжайте кто-нибудь на помощь».

Сообщение заинтриговало, и не помочь другу-охотнику нельзя. Однако ехать обоим было невозможно. Бросили жребий: выпало брату.

Иван Кузьмич Реснянский — незаурядная личность. Окончив всего два класса церковноприходской школы, он хорошо писал четким, разборчивым почерком, много читал, всегда был в курсе мировых политических событий. В прошлом — золотоискатель, старатель на Зее, потом на Колыме. Высокий, худой и жилистый, с покатыми плечами и несоразмерно росту короткими ногами, он был неутомимый ходок и страстный поклонник тайги. Однако промысловой охотой занялся лишь на склоне лет, следопыт и стрелок был неважный.

Летом он возился с пчелами, осенью готовил из дикого винограда замечательное вино, которым любил широко угощать всех знакомых, а зиму проводил безвылазно в тайге, часто совсем один — в палатке или зимовье. Только в окружении своих собак, зверей и леса…

Его часто спрашивали: «Иван Кузьмич, как вы один проводите всю зиму в лесу? Разве не страшно, не скучно? А баня?» Бывший приискатель широко улыбался, показывая из-под усов два ряда сплошь золотых зубов:

— Хы-ы… баня летом! А зимой как засвинцуешься, так и холод не берет… Страшно? Разве хунхузы, да в мои дебри они не заглядывают — делать зимой там нечего… Скучно? Так я же читаю… Нет. Хорошо, тихо… Вода, дрова, бери сколько хочешь, никто ничего не скажет…

Он выписывал несколько газет, которые мы аккуратно отправляли на его «базу» в Нонсадон со всей прочей корреспонденцией. Примерно раз в месяц он выходил из тайги, забирал почту, продукты, а сам отправлял нам свои лаконичные, но основательные дневники, где очень интересно делился впечатлениями об охоте, природе и прочитанном. Начинались они сведениями о погоде, примерно так:

«Барачек, Комуджари (Медвежий лог), 25 ноября… Мороз — 27, ветер северо-западный, сильный. Вчера вернулся из Нонсадона, заготовил дрова. Сегодня отдых — читка газет…»

Или:

«Палатка, 2 декабря, мороз — 24, ветер западный, умеренный. Утром Эс обнаружил в старом тополе медведя. Облаял. Я заглянул в трещину — торчит черная шерсть. Стрелил через дерево, он завозился, закапала кровь. Стрелил еще раз — затих. Тополь спилил. Медведь средний, муравьятник пудов на восемь. Эс наспециализировался на берлогах, сам осматривает все подозрительные тополя…»

Эс — любимый пес Кузьмича. Подобранный случайно в какой-то корейской харчевне, захудалый бездомный щенок стал выдающейся промысловой собакой. С ним, в общем очень посредственный охотник и стрелок, Иван Кузьмич добивался удивительных успехов. Однажды за зиму взял в берлогах семь медведей, и среди них огромного бурого «гризли». Медведь не мог найти подходящую берлогу и зимовал под домоподобным корнем многовекового поваленного бурей кедра. В его пещере обнаружили несколько черепов взрослых кабанов. Кузьмич разрядил в чудовище две обоймы, и только Эс спас его от страшных объятий. Однажды защитил от тигра.

Но неутомимый, талантливый и храбрый Эс трагически погиб от клыков свирепого секача-кабана. Иван Кузьмич осиротел. Первый раз в жизни таежник, как ребенок, плакал около скончавшейся от ран собаки. Ни один пес не сумел заменить ему Эса, и удачи на охоте, естественно, закончились.

И вот, идя очередной раз за почтой и встретив в глубоком снегу невдалеке от поселка след «изголодавшегося тигра», он не пошел назад в тайгу, а остановился в одной из крайних фанз деревушки Нонсадон, в своей «чуинчиби», то есть у постоянного хозяина, на своей «базе».

Ежедневно преследуя зверя, Реснянский не добыл ничего и уже много дней сидел на вегетарианском столе корейского крестьянина: чумизной каше, картошке и салате-кимчи. Большой любитель поесть вволю мяса, он чувствовал себя скверно, но, увы, был из категории тех охотников, которые с потерей своры становятся совсем беспомощными. Порою им бывает трудно добыть мяса даже для еды.

Арсений застал старика измученным и изголодавшимся. Кузьмич очень обрадовался встрече и вечером подробно поведал историю неутомимого, но безрезультатного преследования, жаловался на постный стол. Потом до полуночи с увлечением читал свежие газеты.

На следующее утро они добрались к оставленному Иваном Кузьмичем следу. Брат пошел впереди, старик сзади. Снег лежал по колено, трудно разобраться в деталях, хотя тропа, проложенная хищником, показалась Арсению подозрительной с первого взгляда. Пройдя сотню-другую шагов, он остановился.

— Кузьмич, ты говоришь, его видел?

— Хы-ы, ну, видел, а что?

— Каким он тебе показался? Ты же видел тигров раньше. Какого он цвета?

— Вечером я его нагнал как-то, темно уже. Вроде черный…

Брат вздохнул:

— А неужели за это время он ни разу на мелкий снег не выходил, где можно ясно след разобрать?