Герой пера - Эльза Вернер

– Мисс Форест, простите меня за то, что, проезжая мимо, я позволил себе вас навестить. Мистер Аткинс заверил меня, что я встречу благосклонный прием.

Джен, протянув ему руку, ответила:

– Я всегда рада соотечественнику.

Их глаза встретились, и они обменялись взглядом заговорщиков. Только по этому взгляду и можно было догадаться, что молодые люди – жених и невеста, встретившиеся после долгой разлуки. Оба умели прекрасно владеть собой, и им нетрудно было скрыть от посторонних свои истинные чувства.

Джен представила Алисона своей тетке, назвав его другом дома. Госпожа Стефан не понимала, как может восемнадцатилетняя девушка так уверенно вести себя с мужчинами и подолгу с ними беседовать. По мнению тетки, Джен полагалось бы находиться под постоянным покровительством пожилой дамы и лишь изредка скромно вставлять какое-нибудь замечание, предоставив главную роль в беседе ей, хозяйке дома. На деле получалось все наоборот: докторше приходилось почти все время слушать свою племянницу и чувствовать, что сама она в гостиной – лишний человек.

Алисон сидел напротив дам и рассказывал о своем путешествии по Англии, Франции и Рейнской области. Молодой человек был не в ударе – с минуты на минуту он ждал, что Аткинс придумает какой-нибудь предлог, чтобы оставить его наедине с невестой, но опекун Джен находил злобное удовольствие в том, что Алисон еле сдерживает свой гнев, и завел какой-то бесконечный разговор. Однако молодой американец был не из числа тех, кто может долго мириться со своим беспомощным положением. Увидев, что Аткинс не собирается ему помочь, он обратился прямо к Джен с просьбой позволить ему передать ей письма и известия с родины, предназначенные только для нее.

Извинившись перед теткой, Джен тут же поднялась с места и повела Алисона в соседнюю комнату, к величайшему ужасу госпожи Стефан, не привыкшей к американской вольности в обращении.

Как только дверь за ними закрылась, Алисон подошел к Джен и взволнованно протянул ей обе руки.

– Простите, Джен, – я выдумал этот предлог, чтобы остаться с вами вдвоем. У меня не было больше сил выносить общество посторонних, – сказал жених мисс Форест и взял красивые, холеные руки молодой девушки. Она не сопротивлялась, но не ответила на его пожатие и спокойно возразила:

– Вам не нужно было прибегать к такому средству, Генри: рано или поздно Аткинс придумал бы способ оставить нас наедине. А теперь моя тетя может обо всем догадаться.

Холодный ответ невесты умерил страстный пыл молодого американца.

– А вы, кажется, очень боитесь, как бы миссис Стефан не узнала о наших отношениях? – с упреком сказал он.

– Не боюсь, но и не желаю этого.

– Однако нам будет трудно скрывать истинное положение вещей.

– Нисколько, тем более, что вы ведь пробудете здесь всего несколько дней?

– Да, мне кажется, что у меня не будет оснований долго задерживаться в Б.

Джен поспешила перевести разговор на другую тему.

– Вы едете отсюда в Париж? – спросила она. – А ведь говорят, что возможна война с Францией.

– Я об этом не думал, – ответил Алисон, пожав плечами, – но если такое случится, то я, конечно, вернусь, чтобы быть с вами и отвезти вас домой, когда французские войска займут Рейнскую область и всю Германию.

– Вы уверены, что результат войны будет именно таким?

– Да, а вы думаете иначе?

Джен гордо вскинула голову и убежденно ответила:

– Мы защитим свой Рейн!

– «Мы», «свой Рейн»! – повторил Алисон. – Я думал, что мисс Форест считает себя дочерью той страны, где жила и воспитывалась всю жизнь, не считая нескольких первых месяцев после рождения!

Джен так сильно закусила губы, что на них выступила капелька крови. Она была зла на себя, что не сумела сдержаться: ей не хотелось, чтобы Алисон знал, что Рейн перестал быть для нее чужим. Невольно молодой девушке вспомнился тот, кто с гордостью и любовью произносил: «Наш Рейн», и яркий румянец залил ее лицо. Пытаясь скрыть смущение, она быстро обернулась к окну и принялась рассматривать стоявшие на подоконнике цветы.

Алисон молча следил за ней взглядом.

– Кажется, вы уже приобрели здесь пронемецкие симпатии! – иронически заметил он наконец.

Джен повернулась к нему с некоторым раздражением.

– Вы ошибаетесь, Генри, – возразила она, – я чувствую себя тут тяжело и стесненно. Ежедневно и ежечасно я приношу жертву, находясь в Б. Я с трудом выдерживаю такую жизнь!

Несмотря на обычную сдержанность Джен, в ее голосе слышалась странная горячность. Алисон истолковал ее в свою пользу. Его глаза засияли торжеством, он близко подошел к молодой девушке и снова взял ее руки в свои.

– Теперь только вы сами, Джен, можете сократить срок своего пребывания здесь. Дайте мне право немедленно, а не через год назвать вас своей женой, и тогда все изменится. За одну-две недели будут закончены все формальности, и мы вместе предпримем путешествие по Европе, а если захотите, сразу же вернемся в Америку.

– Нет, нет, Генри, это невозможно! – быстро возразила молодая девушка.

Алисон выпустил ее руки, отступил на несколько шагов и мрачно повторил:

– Невозможно? Интересно знать, почему?

Джен почувствовала, что должна как-то объяснить свои слова.

– Во-первых, я еще ношу траур по отцу, а во-вторых, я обязана выполнить его желание.

– Это было ваше желание, Джен, а не мистера Фореста, – напомнил Алисон. – Я понимаю, что вы избегали официальной помолвки в то время, когда ваш отец находился при смерти, а затем наша свадьба была отложена из-за моего предполагаемого путешествия. Теперь этих препятствий больше не существует. Прошло несколько месяцев после смерти вашего отца; я случайно встретился с вами раньше назначенного срока. Для чего же нам еще ждать? Впрочем, я допускаю, что вам неприятны свадебные торжества в год вашего траура. Пусть будет так, я не стану вас принуждать, но прошу, даже требую, чтобы наши отношения не скрывались больше так тщательно, чтобы я мог открыто назвать вас своей невестой и в качестве жениха свободно посещать в доме ваших родственников.

Решительный тон Алисона, казалось бы, не допускал возражений. Любая девушка на месте Джен вряд ли сочла бы возможным не подчиниться воле жениха, но Генри забыл, что имеет дело с мисс Форест, на которую такой повелительный тон не произвел никакого впечатления. Слова «я требую» вызвали только негодование своенравной Джен.

– Вы забываете, мистер Алисон, что еще не имеете права чего-нибудь от меня требовать, – с ледяной холодностью возразила она. – Я поставила вам известное условие, вы обещали его исполнить; изменить что-либо могу только я сама, а я этого не хочу.