Под наживкой скрывается крючок - Ирина Дегтярева

— Что вы делаете? — Она попыталась собрать вещи, но парни ее оттолкнули и как коршуны накинулись на мешок с мусором. Довольно быстро они нашли дискету.

— Это отсюда? — стараясь произносить слова четко, спросил тот, который опрокинул тележку, указывая на бывший номер Ермилова.

Она снова покивала, радуясь, что они, наконец, отвязались и уходят, унося… Пустую дискету.

— Давай, докладывай, как съездил? Загорелый, как черт, — вместо приветствия сказал Виталий Романович, когда Ермилов на следующий день по приезде пришел на службу.

— Сегодня-завтра, надеюсь, нам придут диппочтой документы из компьютера Дедова. Но, судя по тому, что сообщил офицер безопасности посольства, а он видел документы лично, это копии свидетельств на собственность на три дома на Кипре — все на имя Дедова. — Олег рассказал и о расшифрованном списке с фамилиями высокопоставленных чиновников.

Ермилов выглядел озабоченным. Что-то его беспокоило. Он достал из кармана мобильный телефон и крутил его в руках, то и дело поглядывая на дисплей.

— Документы добыты, конечно, незаконным путем… — констатировал шеф.

— Думаю, не будет проблемой получить их законно, и подлинники заодно, когда Дедов будет сидеть у нас в камере. А он, кстати, скоро возвращается в Россию, в отпуск. А вот реальной проблемой было то, что кто-то слил информацию о моем «хождении за три моря». Меня пасли там от аэропорта и до отлета. На таможне трясли, устроили дотошный личный досмотр. Но самое загадочное в этом всем — мной интересовались не кто-нибудь, а английские спецслужбы, действовавшие, вероятно, в тандеме с местными. Всячески пытались пойти на сближение. Меня эсвээрщик просветил. А теперь, в довершение ко всему, за мной, похоже, следят и здесь.

— В чем это проявляется?

— Телефон вдруг начал характерно пощелкивать, когда разговариваю, причем не только сотовый, но и домашний, городской. А то дозвониться мне не могут. Ну, сами понимаете…

— Надо в ФСБ сообщить об этом, — решил Карпенко. — Пусть они голову ломают. У тебя вроде там знакомый следак?

— Есть такой, — неохотно признался Ермилов, подивившись, как быстро слухи распространяются. — А что по Дедову?

— Вопрос решенный. Приедет — возьмем. Но раз где-то у нас «течет», — Карпенко постучал по столу, — возбудимся, когда он сядет в самолет. Попросим Руденко отзвониться, когда Дедов таможню пройдет. Из самолета не выпрыгнет, а здесь встретим.

— А Воробьева брать будем?

— Зам министра? — Карпенко сразу стал отрешенным и строгим. — Основания? На него ничего нет. Возьмем Дедова, сможешь раскрутить Воробьева и всех, кто в том списочке. Тебе и карты в руки. Но, думаю, Юрий Леонидович о них будет молчать в трубочку. Пока суд да дело, разузнай осторожно про те фирмы. Хоть они и развалились, ведь есть по ним документация в Регистрационной палате, в налоговой. И так далее.

— Вспугнем, Виталий Романович, — возразил Ермилов. — Не исключено, что кто-то из этих контор связан с ними. Ведь не одну фирму создавали, могли и законтачить. А где ваша Светочка?

Вместо симпатичной секретарши в приемной сидел молодой парень в очках.

— В отпуске. А что?

Олег покачал головой.

— Займись текущими делами. Там Зайцев зашивается. Подключись пока. Да, и разберись с этим, — Карпенко кивнул на телефон в руках Ермилова. — Если что, может позвонить кому надо?

Ермилов удивленно вскинул глаза на шефа. Не замечал за ним такой заботы.

— Думаю, справлюсь. А что там с Гусинским? Снова будем арестовывать? Зря отпустили, зря.

— Что ты хочешь, инерция еще действует. По рукам-ногам вяжут. Лужков заявил, что гарантирует, что Гусинский не даст деру. Сказал, что сам сядет, если он все же сбежит, — с издевкой в голосе, граничащей с отчаянием, сказал Карпенко.

— Да Гусинского только за то посадить надо, что в первую чеченскую его НТВ так войну освещало. Грязью поливали солдат и офицеров, в спину словами своими стреляли… — Ермилов вздохнул, понимая, что это разговор в пользу бедных. — Я тогда отъеду ненадолго по этим делам, — он оттенил слово «этим».

— Добро!

Олег облокотился о перила и смотрел вниз на торговый зал «Детского мира». Вращалась карусель, между стеллажей с мягкими игрушками сновали родители с отпрысками. Суета была на руку его встрече, которую он здесь назначил. Да и Чигракову идти недалеко, улицу перейти. Вообще, он работал в Лефортово, но и на Лубянку приезжал часто по делам службы…

— Здорово! — подошел со спины Чиграков и хлопнул Олега по спине. Тот обернулся.

Высокий однокашник казался усталым, с лицом чуть желтоватым от никотина, с темно-синими, как будто пыльными, глазами. Он выглядел старше и Ермилова, и Логачева, да собственно, и был старше — поступил в институт после срочной службы на границе. Однако его обманчивая внешность скрывала довольно живую и смешливую натуру.

Олег пожал ему руку. И замялся, чувствуя скованность. Время и редкие встречи создавали неловкую дистанцию.

— Константиныч, времени в обрез. Если по поводу перевода, то я пока не в курсе. Надо узнавать. В конце концов, если ты решился, то надо уже просто-напросто подавать документы.

— У меня сейчас дело одно наклевывается, очень перспективное, интересное. Но я не о том… Контролируют меня, Николай, и история, прямо скажем, запутанная.

Ермилов рассказал вкратце о странной слежке на Кипре, о том, что пересекся даже с тамошним резидентом, о тщательном досмотре на таможне…

— А что за дело? Ты ведь не в обычный отпуск туда ездил.

— Не думаю, что это с ним связано. Мы еще по этому фигуранту не возбудились. Коррупционер. Нельзя сказать, что рядовой, но и не Гусинский. Госчиновник, а собственности на него и на его жену записано явно больше, чем позволяет его зарплата. Может, перепутали меня с кем-нибудь?

— Ты понимаешь, — Чиграков облокотился о перила рядом с Олегом, прислонившись плечом к его плечу. Ермилов чувствовал запах одеколона и табака, — тот офицер, с которым ты общался на Кипре, без сомнений, доложил обо всех перипетиях в Центр. Не исключено, что эта информация вызовет определенную заинтересованность у контрразведки. Я тебе прямо об этом говорю, потому как хорошо тебя знаю.

— Погоди, — нервно рассмеялся Ермилов. — Ты хочешь сказать, меня свои же пасут? Вернее, ваши? Глупости! Что же, они будут за мной пожизненно следить? А вдруг я лет через пять только начну шпионскую деятельность, а теперь затаюсь?

— Не в этом дело, — поморщился Николай. — Если те, с Кипра, выбрали тебя объектом вербовки, они и в Москве могут попытаться выйти на контакт.

— Вы же смотрите за их ребятами, работающими здесь в посольстве? Если они пойдут на контакт со мной, и так станет известно. Зачем прослушка?

— Я этого знать не могу. Не исключаю только, что в сложившейся обстановке тебя вызовут для беседы к нам.

— Час от часу не легче. — Ермилов поскреб затылок. — И что говорить?

— Все как есть. Другое меня волнует. Не связана ли слежка с твоими делами? Я попробую что-нибудь узнать. Но у нас не принято делиться информацией, даже если работаем в одном управлении или отделе. Рад тебя видеть, — он пожал руку Олегу. — Привет Люсе.

Последние слова слегка разозлили Ермилова, ведь в институте Чиграков увивался за Людмилой Коротковой. «Люсе он привет передает, — глядя в сутуловатую спину бывшего однокашника, с досадой подумал Олег. — Так, словно виделся с ней недавно. Наверное, думает, что я ее загнал в домохозяйки… Как-то с упреком ведь привет передавал, с намеком. Черт долговязый».

Рабочий день выдался сумбурным, выматывающим бессмысленностью бумажной волокиты. По просьбе Зайцева Олег допросил свидетеля по одному из дел, которое вел коллега.

Дома Ермилов решил собраться с мыслями, позвонил Логачеву и попросил того приехать на ужин. Людмила оживилась, начала хлопотать с готовкой, потом вдруг убежала в парикмахерскую, находящуюся на первом этаже их дома. Посмеиваясь над ее волнением перед встречей с бывшим однокурсником, Ермилов до прихода Игоря решил послушать Высоцкого. Слушал на виниле. В комнате стоял проигрыватель. Олег его тщательно оберегал, так как уже практически невозможно было купить такой аппарат в Москве. Винил отживал свое…

И вдруг обнаружил, что одна из пластинок поцарапана коварной рукой. Он даже догадывался чьей.

— Петр! — позвал он, едва сдерживаясь.

Сын пришел, ступая неохотно, неторопливо, склонив светловолосую лохматую голову и пряча под длинной челкой светло-серые, как у отца, глаза.

— Зачем проигрыватель трогал? Пластинку исцарапал!

— Почему сразу я? Васька это. — Петька отчего-то в последнее время старался говорить басом. Он, наверное, считал, что так кажется старше. У них с Васькой было вечное соперничество из-за возраста.