Саддам Хусейн - Робин Апдайк

В возрасте 31 года Саддам Хусейн мог бы взирать на свою политическую карьеру с чувством удовлетворения. Менее чем за десять лет высокий, худой, но крепкого сложения молодой человек продвинулся от безвестного члена партии до второго по влиянию лица в Ираке. Пусть он и не играл значительной роли в реальном осуществлении переворота, приведшего Баас к власти в 1968 году, зато основным его делом стала «вторая революция», которая дала партии возможность «править, а не только царствовать». Учитывая его близость с Бакром и его бешеную энергию, Саддам обладал гораздо большей властью, чем «обычный» второй человек в государстве, тем более что его видное положение подкреплялось контролем над партийным аппаратом безопасности, который он сам же и создал.

Несмотря на молодость, Саддам приспособился к своему положению умело и быстро. Он был в достаточной степени реалистом, чтобы понимать, что удержание своей позиции, не говоря уж о продвижении к президентскому дворцу, будет дорогой опасной и извилистой. В то же время он был уверен, что обладает необходимыми качествами для этого рискованного путешествия: величайшей осторожностью, бесконечным терпением, крайней расчетливостью и абсолютной безжалостностью. Яркой иллюстрацией осторожности Саддама можно считать тот как будто бы необъяснимый факт, что о его назначении на пост заместителя председателя СРК было объявлено только в ноябре 1969 года, более чем через год после того, как он на самом деле занял это место. Саддам позже объяснял это решение чисто альтруистическими причинами. По его собственным словам, он с самого начала удивил Бакра, отказавшись от какого-либо поста в исполнительной власти. Так как Саддам считал, что потеря власти Баас в 1963 году стала результатом необузданных личных амбиций, он подумал, что будет лучше, если после «революции 1968 года» он покинет свой высокий пост, чтобы продемонстрировать скромность и партийную дисциплину. Причина, по которой он, в конце концов, согласился выполнить просьбу Бакра и остаться у штурвала, заключалась будто бы в том, что он понял: откажись он от власти — и будущее партии будет в опасности, ведь уже летом 1968 года он раскрыл заговоры против аль-Бакра и понял, что Хардан стремится подорвать положение президента.

Кто не заявит публично, что жертвует личными амбициями ради национальных интересов? Но даже если скромность не является одним из самых очевидных достоинств Саддама, его объяснение ясно отражает его крайнюю осмотрительность, вызванную недоверием к окружающим и постоянным страхом заговоров. Эксперты по иракской политике объясняют очевидную скромность и недальновидность Саддама (оставшись не на публике, он рисковал стать относительно забытым) его опасениями, что успех революции Баас был далеко не бесспорным. Оставаясь за сценой, утверждали они, Саддам, по всей вероятности, надеялся обезопасить себя на случай пагубных последствий, на случай, если бы партия лишилась власти.

Действительно, он боялся, но вовсе не народного восстания. Исторический опыт Ирака показывал, что, учитывая общественную и религиозную раздробленность страны, изменения режима осуществлялись не народными мятежами, но военными переворотами. Впрочем, навряд ли сокрытие от общественности официального статуса Саддама могло гарантировать ему шанс на выживание, так как его действительное положение было полностью известно и в партии, и в армии. Все, кто имел какое-либо влияние, знали, что Бакр и Хусейн — дуэт. Если бы первого смел какой-либо путч, второй сгинул бы вместе с ним.

Следовательно, проявление скромности со стороны Саддама было адресовано политическому и военному руководству партии, а не общественности. Он очень хорошо понимал, что каким бы высоким ни был пост заместителя председателя, он не давал ему возможности противостоять коалиции баасистских офицеров — Хардана, Аммаша, Гайдана и Шихаба. Правда, эту коалицию раздирала зависть и вражда. Впрочем, не все четверо были настроены к Саддаму враждебно. Шихаб, например, очень дружил со своим земляком из Тикрита, и именно Саддам уговорил его (после длинного разговора) присоединиться к заговору в июле 1968 года. Но с учетом положения Хардана и Аммаша Саддам видел в них потенциальных соперников, которых рано или поздно придется ликвидировать. Но поскольку вначале его положение было слабее, чем у них, он избегал прямого противостояния, и, укрывшись за личиной скромности, старательно пестовал их самоуверенность. Смиренный Саддам, лично не претендующий на национальное лидерство, намеревался усыпить бдительность офицеров и заманить их в ловушку. Но прежде чем его положение стало достаточно надежным, чтобы выступить против своих товарищей, Саддам столкнулся с более срочной задачей — укрепить вновь обретенные партией рычаги власти.

Захват власти Баас не был демократической революцией. Партия пришла к власти не по требованию народа. На самом деле, отношение народа к «Июльской революции» колебалось от глубокой тревоги до полного безразличия. Зверские расправы Баас в 1963 году все еще жили в памяти народа и вспоминались с ужасом и молчаливой, глубоко засевшей ненавистью. Июльская революция 1968 года произошла так быстро, что едва ли коснулась повседневной жизни обычных иракцев. За десять лет, предшествовавших «революции», они привыкли к армейским офицерам, сменяющим друг друга в президентском дворце. Не удивительно, что сначала на заговор баасистов смотрели так же, как на бесконечный ряд подобных заговоров. Руководство Баас было в основном незнакомо иракскому народу; тогда как некоторые офицеры обладали лишь региональной известностью, единственным лицом, которое знали все, был Бакр. Из простого люда партию мало кто поддерживал. По оценкам Баас, в 1968 году в партии было приблизительно 5 000 полноправных членов, и даже эта скромная цифра кажется завышенной. Действительная численность Баас в это время, очевидно, составляла не более половины их собственного подсчета. Социальная база партии явно была незначительной. Хотя в Ираке шиитов было приблизительно 60 процентов, а суннитов — 20, к концу 60-х годов Баас фактически стала партией суннитов. Историческое наследие суннитской Оттоманской империи, социальная раздробленность и географические препятствия помешали шиитам объединиться и стать эффективной политической силой. Впрочем, нескольким шиитам удалось добиться высокого положения (например, Саадуну Хаммади, который в 1969 году стал министром нефти и полезных ископаемых). В высшем эшелоне партии шиитов не было, там господствовал так называемый «суннитский треугольник» (основная концентрация суннитов в Ираке), расположенный между Багдадом на юге, Мосулом на севере и Рутбой на востоке, около иорданской и сирийской границы. Основной стержень лидерства был еще уже и, вообще говоря, состоял из армейских офицеров из Тикрита, откуда был родом и Саддам. Возвышение уроженцев Тикрита, сыгравшее решающую роль в личной карьере Саддама, можно объяснить обнищанием города в начале XX в., заставившим многих его обитателей перебраться в Багдад и другие крупные города в поисках пропитания. Многие из уехавших пробились в бесплатную Королевскую военную академию, начав, таким образом, военную карьеру.