Феромоны Монферрана - Дарья Симонова

— Ты Планиду знаешь? Препод с кафедры психологии. Классный мужик. Нам он еще ничего не читал, но старшекурсники его хвалят. Пока он не слинял никуда из нашего болота, мы должны взять его в оборот. Он любит всякие инициативы. Неважно какие, — лишь бы кто-нибудь поднимал волну. Он тоскует от здешней рутины. Мы к нему подкатим, и не исключено, что наша лаборатория пристроится, как говорится, сзади… к его кафедре. Тем более, что та загнивает. А что ей еще делать — ведь психологии как науки не существует!

— Планида — это прозвище? — пробурчал Каспар, еще не остывший от спора.

— Нет, это фамилия. Но нам без разницы. Мы предложим сразу план первого заседания. Обсудим твою концепцию. Но для этого ты должен все изложить четко. Но только так, чтобы не слишком отдавало перепевкой корифеев. Словом обойдись без дяди Зямы из Вены. Лучше опираться на менее известные имена. Тебе, конечно, не хватает академического багажа… но это дело наживное, — снисходительно подбадривал Коля.

— Я опираюсь только на жизненный материал. Живую ткань опыта! — Каспар в пылу полемики неожиданно ощутил себя доктором Ярошевским (удачливым!) в аудитории уютного европейского университета. — Посмотрите вокруг. Как мало людей согретых… Семья давно стала не отдушиной, а бременем. ХХ век камня на камне не оставил от «ячейки». И, согласно принципу «тут убыло, а где-то прибыло», мир разразился войнами. У человека только два способа разрядки — любовь и драка. Есть, конечно, третий — молитва, но, увы, им владеют единицы. Потому есть острейшая необходимость…

— Слушай-ка, а пожрать хорошо — разве не разрядка? А некоторые качаются, на тачках гоняют… или графоманят вот, как ты, — шутка! — осклабился Коля. — Только не ершись! Я ведь и сам такой…

— В сущности, все имеет отношение либо к созиданию, либо к разрушению. Т. е. к любви или к смерти, — невозмутимо продолжил Каспар. — Тут уж от классиков я не отрекусь. Кризис одной… планиды, пардон за каламбур, порождает усиление влияния другой…

— Давай ближе к теме. Что ты предлагаешь? Свободную любовь и без тебя уже провозгласили, — ворчал фокусник.

— Предлагаю изменить подход к институту брака. Во-первых, очистить мозги от иллюзий, — Каспар стушевался, взглянув на смурного фокусника и продолжил уже бодрее, не по-университетски. — Вот девки с молоком матери впитывают: если они замуж не выйдут, так вся жизнь коту под хвост. А надо им внушать, что семья — это тяжкий долг перед человечеством. Как армия для мужиков, понял?! Что будут они лямку тянуть, а муж будет на диване лежать…и временами по морде бить, — словом, нарисовать самые худшие картины. И вообще от брака отговаривать… Проверять всячески тех, кто все-таки решился гайки набросить, — по типу, как приемных родителей перед усыновлением ребенка из детдома. Это ж практически то же самое — и для женщин, и для нас. Совместная жизнь — всегда насилие. Если повезет, то терпимый компромисс, а чаще-то не везет. А все почему? Потому что настроены все на лафу! И обряды эти свадебные — сплошная неуместная помпа. Ты вот, смотри, как раньше было: невеста ритуально рыдала перед венчанием. И в этом был свой резон. Православная традиция в этом смысле куда здоровее: люди, венчаясь, никакого неба в алмазах не ждали. Женились, потому что мальков вместе растить легче.

— Ты чего-то слишком в религию уклоняешься, — забеспокоился фокусник. — А я вот у тебя тут вычитал более интересный для аудитории момент.

Каспар почуял недоброе. И не ошибся: Коля обратил внимание на потаенное. Книга состояла не только из теоретической части. Каспар приводил и примеры. Собственно «живой опыт», которым была разбавлена теория. Одна из подобных глав касалась девушки, о которой было больно упоминать всуе. Каспар неудачно влюбился. Он приучил себя вспоминать о ней только как об интересном опыте: самостоятельная, практичная, цельная, земная… очень правильная, сочувствующая. И в то же время не дура. Доктор Ярошевский был ослеплен близостью к идеалу, но из этого ничего не вышло. Хотя он был готов уже бросить свое неопределенное призвание и обратиться к более доходным формам существования. Но его чаяния были мягко, не без понимания отвергнуты.

Ее звали Зоя. Она была чуть старше Каспара — на три курса и на четыре года. В общагу только приходила в гости, жила в собственной квартире. Каспар познакомился с ней на лестнице, в курительном закутке. Потом несколько раз пересекались и болтали. Как всякая барышня, она клевала на поверхностный интеллект. С ней было легко: разговорный жанр легко переходил в куртуазный, флирт в любовь, любовь обратно в пунктирное знакомство. Хорошо, что она редко звала к себе, иначе Каспар совсем обленился бы и потерял бы стимул к напряженному познанию мира. Есть такие люди на Земле, — с ними как будто все есть и все сбылось. Так и с катушек можно съехать: все прекрасно, а финальная щемящая песня никак не зазвучит! Такая нирвана под силу только истинным даосам.

Но Каспара нирваной баловали редко. Зоя была деятельной и не позволяла себе окунуться в праздность. Она уже пережила стадию беспечности и поторопилась перейти в уайльдовскую категорию женщин с прошлым. А женщины с прошлым вечно заняты! Тем не менее, она интересовалась начинаниями своего «юного друга». Конечно, не без иронии. Но…мечтала, чтобы в книге была глава и о ней. В качестве некоей З., чей анамнез мог представлять научно-популярный интерес. Разве мог Каспар устоять…

Хотя история Зои не таила в себе никаких патологий. В 18 лет она познакомилась со своим будущим мужем. Была очарована до обморока: этот субъект воплощал в себе все канонические достоинства и недостатки папика. Понятно, что он был старше и опытнее Зои. Но главное — его мудрость и великодушие. И умопомрачительная забота: варил борщ и стирал зойкино белье. Кстати, борщ Зоя не любила, да и постирочные подвиги ее смущали, но не могли не растрогать. Было еще много нежных подробностей, о которых девушка вспоминала теперь рассудительно и скрупулезно — для будущей книги, разумеется. Но краеугольным камнем оказался массаж предстательной железы, о котором лучший из лучших регулярно просил юную жену. И она научилась его делать виртуозно, не видя в том ничего постыдного, — ведь она чувствовала себя обязанной своему волосатому идеалу. Это опасно — приближаться к идеалам вплотную.

Хотя Зоя не страдала — до поры до времени. Она была не брезглива, и даже полюбила волнующую роль медсестры. Особенности чужой физиологии никогда ее особо не пугали, напротив, в меру интересовали. И что плохого, если простой манипуляцией облегчаешь телесный недуг ближнему! В конце концов, не зря обезьяны так упоенно ковыряются друг в друге, — так она рассуждала… Но обезьяны не дарят за это квартиры, тем и отличаясь от некоторых великодушных представителей адамова племени. Вот этого Зоя никак не ожидала! Хотя прежде того, она не ожидала, что ее так скоропостижно, без внятных объяснений бросит муж. Его прощальным подарком оказалась жилплощадь. Что-то около 30 кв. метров не в центре, но у метро. Рядом парк, химчистка, прачечная, ремонт обуви и даже фирма по продаже оборудования для кладоискателей.

Девушка изумленно не сопротивлялась. Тем более, что мама велела не сопротивляться. Да и кто бы не велел… А барышня тем временем мучительно ломала голову: неужели я так скверно выполняю свои женские обязанности?! Наверное, массаж нехорош? Или надо было вовсе оскорбленно отказаться, потому что интимная просьба была проверкой на целомудрие и чистоту?! Или вместо постыдного ковыряния в анусе надо было немедленно рожать детей, вопреки просьбе супруга переждать с потомством?! Может, она все-таки дура, принимающая слова мужчин за чистую монету… И дура справедливо наказана, потому что мировая справедливость не похожа на справедливость обыденную? Или муж просто чем-то непоправимо болен, и не хочет обременять молодую и цветущую красавицу, которая найдет себе миллион новых мужей…

— И ты до сих пор в себе сомневаешься? — интересовался Каспар.

Она изо всех сил старалась не сомневаться. Солнечная Зоя знала, что легко научится сбрасывать кожу прошлого. Она опиралась на растительный гороскоп друидов:

— Я сосна. Я отбрасываю ненужные ветви и расту, расту вверх… Да ведь столько мужей уходят и без всяких прощальных подарков, тем более таких!

Отговорки, понятное дело. Ничто так не ранит, как эти самые прощальные подарки. Женщину, покинутую без предупреждений и «откатов», коварно и подло, отвлекает от горьких мыслей изумление, извечное «не может быть!» А любой жест, подводящий черту, пусть даже самый щедрый, — беспощадная констатация факта: да, дорогая, я ушел. Не жди меня. Чуда не будет, я не вернусь.

И вот на этом эпизоде Коля-фокусник завис. Он вдруг сменил пренебрежение к мелкотравчатой семейной тематике, равно как и к свободной любви, на обостренный азарт: