Адмирал Ушаков. Письма, записки - Федор Федорович Ушаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бригадир флота и кавалер Федор Ушаков
ДОПОЛНЕНИЕ Ф. Ф. УШАКОВА
К ПРЕДЫДУЩЕМУ РАПОРТУ ЕГО М. И. ВОЙНОВИЧУ, ИЗЛАГАЮЩЕЕ СООБРАЖЕНИЯ О ТАКТИКЕ ТУРОК И СВОИХ ДЕЙСТВИЯХ
5 июля 1788 г.
Примечание в пополнение к поданному по команде моему рапорту.
Сначала боевая линия наша построена была в ветру левым галсом, самый полный бейдевинт или близко перпендикуляра ветра для разных надобностей и указания, каким расположением нерегульный неприятель наш поведет свою атаку.
Ибо неприятельский флот был тогда близок и прямо против нашей линии на ветре; по замечанию моему, капитан-паша, останова весь флот свой, обошел, говорил и делал словесные свои повеления каждому кораблю. Сначала учредил он ариергардию, по-ставя в ней контр-адмирала с пятью кораблями, кардебаталию поручил вице-адмиралу с шестью кораблями, в авангардии пошел сам с шестью же кораблями, при каждой эскадре поставя по одному бомбардирскому; фрегаты и шебеки против линии разделялись и держались несколько выше на ветре. Сначала флот его был стеснен густой колонной ариергарда напереди. Таким положением начал слушаться на нашу ариергардию, и казалось мне, будто намерение их было оную атаковать, посему, дабы не осталась большая часть нашего флота без действия, сделано было так, что передовые наши фрегаты, прибавя парусов, пошли к ветру[9] круче бейдевинт, я и весь флот линиею следовали порядочно один за другим в их кильватере; сие произведено было с тем намерением, чтоб, выиграв ветр, сделать передовым чрез контра-марш поворот и при оном бить неприятеля с ветру. Казалось мне так, что тотчас в неприятельском флоте предвидено было сие намерение и капитан-паша с эскадрой начал держать выше, и весь его флот последовал тому же и пошел порядочно растягивать свою линию против всего нашего флота. Линия наша от придержания передовых к ветру имела регулярную погибь, однако положения и дистанция между нашими судами весьма были добропорядочны. В рассуждении сей погиби я с передовыми фрегатами был против других гораздо выше к ветру и ближе к неприятелю; весь флот неприятельский спустился уже регулярно на всю нашу линию в такую дистанцию, что пушки их могли уже доставать до наших судов, но палить еще никто не начинал. (Я с моей стороны чувствовал великое удовольствие, что оное шло с нашим общим желанием, ибо весьма выгодно практикованным подраться регулярным образом против неискусства.) Но капитан-паша покусился было самим действием и из сего сделал обман: он, поминовав немножко вперед моего корабля, поставил против оного из следуемых за ним один самый большой 80-пушечный и два 60-пушечных корабля, а сам с двумя следующими передовыми кораблями, прибавя все паруса, бросился с чрезвычайной скоростью, как лев, атаковать передовые мои фрегаты. Заметил я оное, к отвращению ту же минуту на корабле поставил все паруса и чрез сигналы привел передовым фрегатом в желаемый мною порядок. Произведение оного делал я с тем намерением, чтоб капитан-пашу не допустить обойтить или абордировать фрегатов и отрезать от него два передовых его корабля. Чрез сию погоню отделился я еще больше от последующих за мною вперед и на ветр ближе к неприятелю [ибо бывший за мною фрегат тяжел в ходу]. Как скоро намерение мое пошло удачно и передовые капитан-паши корабли увидели, что остаются отрезанными, не дожидаясь никакого сигнала, самый передовой с великою торопливостью без бою поворотил оверштаг и ушел на ветр другого, который был перед капитан-пашою. С передовых фрегатов брошено удачно несколько бранскугелей и ядер, таким же образом поворотя, и он[10] ушел на ветр. Капитан-паша палил по них ядрами, но все бесполезно, и остался передовым. Уповаю я, что он с превеликого азарту спустился еще ближе и стал бортом прямо против двух фрегатов, оставя мой корабль ближе еще фрегатов, косвенно за собою, ибо я был выше оных на ветре и к нему сделался очень близок и того только одного желал, чтоб не разбил он без помощи моей фрегатов, ибо имеет отличный и лучший изо всех корабль и большие пушки. Дрался он с чрезвычайным жаром, но Всевышний нам сим положением и победою спомоществовал, и в корабле его, по видимости, должно быть столько пушечных пробоин, что скоро сосчитать нельзя. Прочее все означено в моем рапорте.
Описанные мною здесь движения нашего флота и все объясненное есть не что иное, как только по условию исполнение мое повеления командующего флотом. Ибо, условясь о всех потребностях, его превосходительство словесно повелеть соизволил в потребных случаях командующим судов следовать движению передовой эскадры, которое так и произведено. По замечанию же моему, капитан-паша к бою всегда учреждает флот свой словесными наставлениями. Несколько раз оное было видно. Из сего заключаю, что нужно сначала предузнавать намерение и всевозможно стараться воспрепятствовать оному искусству, а, наруша, ежели возможно, их между собою условие, не смогут они уже соблюсти порядок и будут в расстройке и незнании, что кому делать должно; посему в рассуждении нерегулярного неприятеля нельзя соблюсти всех правил эволюции и иногда нужно делать несходное с оною, не удаляясь, однако, главных правил, если возможно.
Федор Ушаков
ПИСЬМО Ф. Ф. УШАКОВА Г. А. ПОТЕМКИНУ
О НЕДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНОМ ОТНОШЕНИИ К НЕМУ М. И. ВОЙНОВИЧА ПОСЛЕ СРАЖЕНИЯ У ОСТРОВА ФИДОНИСИ С ПРОСЬБОЙ О НАГРАЖДЕНИИ ОТЛИЧИВШИХСЯ В ЭТОМ СРАЖЕНИИ
11 июля 1788 г.
В третий день сего месяца флот наш под предводительством господина контр-адмирала и кавалера графа Марка Ивановича Войновича имел с неприятельским флотом генеральную баталию, при которой вверенный мне второй эскадры корабль «Святой Павел» и два передовых фрегата «Берислав» и «Стрела» по случаю жестокого неприятельского нападения на авангардию оказали отменно храбрые и неустрашимые подвиги. Обстоятельное ж и справедливое действие оных из приложенной при сем с поданного от меня к его превосходительству Марку Ивановичу рапорта точной копии, тож написанного в пополнение ко оной моего примечания, ясно усмотреть соизволите чрез сии верные мои заслуги, равно и всегдашнюю добропорядочную службу надеялся
