Марш Мендельсона на бис - Мария Жукова-Гладкова

Туляк оставил мне свои телефоны и попросил позвонить, если что-то вспомню или вообще какая-то интересная мысль придет в голову. Я обещала тут же с ним связаться.

В спальню заглянул какой-то мужчина и заявил, что они закончили. Капитан сказал, что мы тоже, и поднялся, потом повернулся ко мне и спросил, думаю ли я сегодня здесь остаться или забрать свекра к себе.

– Как он сам захочет. Да и где мне тут ночевать? – удивленно посмотрела я на капитана, а он задал последний вопрос, который, наверное, мучил его во время всего разговора. Мне стало смешно.

– Нет, мы никогда не состояли с Артемом Александровичем ни в каких интимных отношениях, – ответила я сквозь смех. Ну кому только могла прийти в голову такая мысль? Хотя ведь капитан видел и его, и меня впервые, а узнав про молодую сожительницу и нашу большую дружбу с бывшим свекром, пришел к соответствующим выводам… Не исключаю, что на слово он мне не поверит. Будет проверять. Представляю, какой дикий хохот вызовут его вопросы у моих знакомых. Вот только кому и какие он будет задавать?

Напоследок нам со свекром прокатали «пальчики». Откровенно говоря, проходить подобную процедуру пришлось впервые. Не знаю, во всех ли странах используется краска такого отвратительного качества. Слава богу, в квартире у свекра имеется масса всяких растворов, так что мы справились довольно быстро, а вот если бы дело происходило у меня дома…

– Это еще что! – утешил меня милиционер, проводящий дактилоскопию. – У нас были перебои с типографской краской, так катали на той, что факсы заправляют. И еще есть способы. Иностранцы вообще отпали бы, если бы узнали.

Но свои тайны он раскрывать не стал. Да и мне, откровенно говоря, до этих деталей не было дела.

Когда следственная бригада наконец отбыла, я вздохнула с большим облегчением, а у свекра проснулась неуемная энергия. Я вообще-то думала, что он будет пребывать в унынии и отчаянии: все-таки убили женщину, с которой он какое-то время жил, но, кажется, на это он никак не среагировал. Или он в состоянии шока?

Свекор стал бегать по квартире, сотрясая кулаками и вопя, как эти сволочи посмели тут что-то передвинуть, переставить, вообще осматривать и оглядывать?! Он что, преступник, чтобы копались в его вещах? Он – честный гражданин, а тут любопытные менты в его квартире невесть что устроили!

– Я буду жаловаться! – вопил Артем Александрович. – Я напишу…

Затем следовал длинный список адресатов, которых свекор собирался информировать о безобразной, с его точки зрения, работе правоохранительных органов. И ведь эти органы теперь не оставят его в покое! Жить спокойно не дадут!

Мне надоело слушать эти вопли, а главное, охватывало возмущение: девчонку убили у него в квартире, он жил вместе с ней, а теперь даже для приличия не пустит слезу! Неужели такой бесчувственный?! Я фактически не знала эту Марину, но мне было ее жаль чисто по-человечески. А этот старый хрыч? Или вся его любовь к женскому полу – наносное? Ему надо только потискать, трахнуть и забыть? Мы для него – лишь объекты его гримерных экспериментов? А на женскую душу ему наплевать? Наверное, свекровь правильно обвиняла его в полной бесчувственности? А я не верила, думала, что в ней говорит обида, потому что Артем Александрович заменил ее на молодую пассию. А сколько он поменял девчонок! И как он вел себя с ними. Обхаживал, пока не трахнет, а потом вытирал о них ноги! Ведь ту же Марину всегда отправлял вон из квартиры, когда, например, приходила я или кто-то еще, с кем он не хотел разговаривать в ее присутствии.

Его отношение ко мне вполне может оказаться исключением из правил. Я все-таки жена единственного сына, хоть и бывшая. И я ни разу не дала ему, безапелляционно заявляя, что в самом деле не хочу. И не собираюсь, о чем Артем Александрович точно знает. Не исключено, что в свое время Тимофей показал отцу большой кулак – папочку-то своего он хорошо изучил. Да и свекор понимает, что у него, по большому счету, никого нет. Друзей нет. Только сын и я, бывшая невестка. К кому еще он может обратиться в трудную минуту? Кому он звонил сегодня? Мне. Поэтому и относится по-другому.

Я внимательно посмотрела на Артема Александровича. Он наводил в квартире порядок – вернее, то, что он сам понимал под этим словом. Его собственный, особенный порядок. И ругал ментов. Снова и снова.

Вскоре мне надоело смотреть на этот концерт в комнате для приема клиентов, да и меня, откровенно говоря, больше интересовала кладовка. Почему сам Артем Александрович про нее пока не вспомнил?

– Хватит! – резким тоном рявкнула я на него.

Он заткнулся на полуслове.

– Я не знаю, почему в вас не видно ни жалости, ни сочувствия к убитой девчонке, – заявила я, – но это ваше личное дело.

Артем Александрович попытался что-то возразить, но я перебила его:

– Я здесь осталась с единственной целью. Догадываетесь, с какой? Что вы проверяете свои баночки-скляночки? Вам не кажется, что бумаги Тимофея гораздо важнее? Или хотя бы деньги, которые вам оставил сын? Там ведь, как я догадываюсь, сумма немалая.

Свекор хмыкнул.

– Деньги – дело наживное, Катька, – сказал он. – А вот без своих баночек-скляночек, как ты их назвала, я пропаду. А ними, с моими родными, – свекор ласково погладил какой-то пузырек из темного стекла, – я заработаю столько, сколько мне нужно.

– Тогда я пойду посмотрю сама, – объявила я.

– Пошли вместе, – сказал свекор, первым устремляясь к темной комнате.

Он зажег свет, внимательно огляделся, заявил, что тут, по его мнению, менты не копались. Я за время его разглагольствований уже несколько раз чихнула. Ну почему бы не вытереть пыль? Или хотя бы дать такое задание Марине? Почему он сюда никого не пускает?

Свекор тем временем протиснулся к комоду в дальнем углу темной комнаты. Пес последовал за ним, чихая, как и я. Я осталась у входа, не желая пачкаться, а пройти, ничего не задев, было невозможно.

Артем Александрович отодвинул какую-то коробку, чтобы добраться до нужного ящика, потом, кряхтя, его выдвинул и стал рыться внутри. Я изнывала от нетерпения.

– Ну чего там? – спросила я наконец.

Свекор поднял голову.

– Катька, – шепотом сказал он, – тут все только мое. Тимофей не перепутал ящик?

– Смотрите в других, – тут же велела я и сама решила все-таки принять участие в поисках.

В комоде никаких бумаг, смахивающих на банковские документы или письма, не оказалось.

Свекор ринулся к покосившемуся шкафчику, открыл его и практически сразу же извлек внушительную пачку долларов, показал мне и убрал обратно. Потом проделал то же самое с одной из многочисленных коробок. Деньги и там были на месте.

– Будем все разбирать? – спросила я, хотя, откровенно говоря, делать мне это очень не хотелось.

– А смысл? – опустив плечи, спросил Артем Александрович. – Ведь ради чего-то сюда вламывались? Теперь мы знаем, ради чего. Но откуда они узнали, где хранятся Тимкины документы?

Мы встретились взглядами.

– Пойдемте на кухню, – предложила я. – Там и обсудим все возможные варианты.

Глава 7

Санкт-Петербург. 11 апреля, воскресенье

– Катька, – обратился ко мне свекор, разливая крепчайший кофе, – ты не думай, что я такой бесчувственный, а?

Я попыталась что-то возразить, но он поднял руку, жестом прося меня помолчать.

– Видел я, каким взглядом ты за мной следила. Да, Катька, я, конечно, не подарок, и наверняка многие бабы на меня обижаются. Признаю. Но я, Катька… Эх, погоди, выпью рюмку за Маринку.

Артем Александрович встал, извлек из холодильника початую бутылку «Синопской», вопросительно посмотрел на меня, я покачала головой, а свекор налил себе, сказал: «Пусть земля ей будет пухом», выпил до дна, занюхал рукавом и опять посмотрел на меня.

И пустился в объяснения.

На днях Марина почувствовала, что у Артема Александровича появился новый интерес, по-бабски почувствовала, точно так же, как жена всегда чувствует на теле мужа тончайший аромат чужих духов, шампуня, мыла, замечает мельчайший след помады, один волосок. В общем, запах другой женщины… Да и по поведению мужчины можно что-то определить: более тщательно бреется, поливает себя одеколоном как-то не так, внимательно выбирает галстук.

Хотя у Артема Александровича с Анютой еще ничего не было, но они встречались уже трижды, сегодня был четвертый раз. И Маринка закатила истерику. Истерик Артем Александрович не переносил. Бабских истерик. Ему хватило жены, матери Тимофея, на всю оставшуюся жизнь. Ее он какое-то время терпел, да вообще-то долго терпел (а она-то что от него вытерпела! – хотелось крикнуть мне, но я сдержалась: не мне судить об их отношениях), потому что всегда считал, что семья – это святое, но потом и с законной супругой, матерью единственного сына, развелся. Что уж говорить о сожительницах?

– Я бы до сих пор жил со Светкой, – заявил он мне. – Помнишь Светку? Она у меня была сразу же после Елизаветы Сергеевны. И со всеми другими бы не расставался. – Свекор помолчал несколько секунд и добавил с хитринкой в глазах: – Ну, может, иногда на стороне заводил бы небольшую интрижку. И все. Я всю жизнь ведь имел интрижки. Ну ты сама понимаешь, Катька, где я работал. Актрисочки там, то да се. Но всегда возвращался к жене. А Лизавета моя долго делала вид, что ничего не замечает. А потом то ли возраст у нее, период этот ваш бабский такой нехороший, то ли что… В общем, начала мне истерики закатывать. А у меня на них аллергия. Я и свалил.