Семейство Доддов за границей - Чарльз Ливер

Увлекаясь этими разсужденіями, Томъ, я, кажется, дѣлаю то же самое, что и всѣ: каждый, по мѣрѣ того, какъ собственныя его дѣла становятся запутаннѣе, принимаетъ живѣйшее участіе въ дѣлахъ своихъ сосѣдовъ. Половина ревности толковать о политикѣ производится конкурсными судами и аукціонами.

А вотъ и mr Gabriel Dulong пришелъ «за инструкціями по дѣлу Шерри», будто нарочно, чтобъ отвлечь меня отъ иностранныхъ дѣлъ и возвратить мои блуждающія мысли къ моему департаменту внутреннихъ дѣлъ. Пишите мнѣ Томъ и присылайте мнѣ денегъ: вы не имѣете понятія о томъ, какъ они здѣсь идутъ изъ рукъ.

Чѣмъ больше узнаю заграничную жизнь, тѣмъ менѣе нахожу въ ней хорошаго. Знаю, что намъ не посчастливилось; знаю, что опрометчиво съ моей стороны говорить, еще такъ мало познакомясь съ чужими краями; но ужь боюсь ближайшаго знакомства съ ними. Мистриссъ Доддъ стала не та женщина, какою вы знали ее: нѣтъ и помину о бережливости, объ экономіи; нѣтъ и помину о мелочной разсчетливости, надъ которой мы, пожалуй, подсмѣиваемся въ нашихъ женахъ, но плоды которой такъ пріятны для насъ. Она совершенно перемѣнилась и воображаетъ (вѣдь нужно же сойдти съ ума), будто бы у насъ доходное помѣстье, хорошіе, зажиточные, исправные фермеры. Откуда взялось такое самообольщеніе — не могу постичь; но увѣренъ, что полоска морской воды между Дувромъ и Кале сильнѣе дѣйствуетъ на фантазію, чѣмъ широкій Атлантическій Океанъ.

Нѣсколько дней назадъ, я вздумалъ, чтобъ вы написали мнѣ сильное письмо — вы понимаете, что я хочу сказать, Томъ — сильное письмо относительно домашнихъ дѣлъ. Когда помѣстье въ Ирландіи, то, слава Богу, нетрудно набрать длинный списокъ непріятностей. Пришлите же намъ такой списочекъ, чтобъ у насъ въ головѣ кругомъ пошло; напишите, что картофель сгнила, пшеница пропала на корню, фермеры убѣжали, и пр. и пр., лишь бы только было сильнѣе; скажите, что, судя по дешевизнѣ всего въ чужихъ краяхъ, вы дивитесь, куда мы тратимъ столько денегъ, и что вы не знаете, на что намъ присылать ихъ. Надпишите на конвертѣ «секретное, въ собственныя руки», и ужь я постараюсь куда-нибудь запрятаться изъ дому, когда его принесутъ. Вы понимаете, что мистриссъ Д. распечатаетъ и, можетъ-быть, получитъ благодѣтельный ударъ. Легко ли мнѣ прибѣгать къ такимъ уловкамъ? Но что жь дѣлать! Если я только заикнусь объ издержкахъ — на меня смотрятъ, какъ на Шейлока, и думаю, готовы позволить мнѣ Богъ-знаетъ что, только бы не говорилъ я объ экономіи. Джемсъ, сколько замѣчаю, тоже горюетъ объ этомъ. Говорить, онъ этого не говорилъ, но однажды вставилъ замѣчаніе, изъ котораго я увидѣлъ, что онъ огорчается вкусомъ къ платьямъ и щегольству, на которомъ помѣшались мистриссъ Д. и Мери Анна. Одна изъ сидѣлокъ, которыя смотрѣли за нимъ во время болѣзни, тоже сказывала мнѣ, что онъ все вздыхаетъ и бормочетъ какія то безсвязныя слова о деньгахъ.

Сказать вамъ по правдѣ, Томъ, я готовъ бы воротиться хоть завтра же, если бъ можно. «А почему жь нельзя?», знаю, вы скажете — «что жь мѣшаетъ вамъ, Кенни?» Мѣшаетъ то, что нѣтъ во мнѣ духу! Не выдержалъ бы нападеній отъ мистриссъ Д. и ея дочки. Не устою противъ нихъ. Моя комплекція не та, что прежде; боюсь подагры. Говорятъ, въ мои лѣта она бросается на сердце или на голову, быть-можетъ потому, что въ этихъ частяхъ становится пусто, когда проживешь пятьдесять шесть или семь лѣтъ! Вижу, по взглядамъ, которые подмѣчаю иногда у мистриссъ Д. и Мери Анны, что и онѣ знаютъ это; она часто даетъ мнѣ понять, что не споритъ со много по особеннымъ причинамъ. Это хорошо и сострадательно съ ея стороны, Томъ, но повергаетъ меня въ страшное уныніе — совершенно падаю духомъ.

Вижу по газетамъ, что у васъ въ-ходу всякіе «вопросы о народномъ здоровьѣ». Что касается до здоровья въ городахъ, то главнѣйшая вещь, по-моему, Томъ, не допускать, чтобъ они слишкомъ разростались. Вы вѣчно кричите, если увидите, что десятокъ людей спитъ въ одной комнатѣ, объявляете въ Times лѣта и полъ каждаго, становитесь и нравственны и скромны (откуда только въ васъ это берется!) и все тому подобное, начинаете толковать о приличіи, безпомощности и такъ-далѣе. Но, что такое самый Лондонъ, если не общая спальная комната въ большомъ размѣрѣ? Нелѣпо толковать о бородавкѣ, когда подлѣ нея сидитъ большая шишка!

Я обдумывалъ, что вы пишете о Додсборо; и хотя не совсѣмъ желаю отдавать Додсборо въ арендное содержаніе, но, кажется, большой опасности въ этомъ нѣтъ. «Онъ англичанинъ (пишете вы) и никогда не жилъ въ Ирландіи». Эти англичане народъ своенравный, упрямый, несговорчивый; нигдѣ не хотятъ они примѣняться къ туземнымъ обычаямъ. Иной, тридцать лѣтъ проживъ въ Ирландіи, все говоритъ, что не можетъ «привыкнуть къ климату». Какъ скажетъ разъ, такъ и пошелъ говорить вѣкъ. А что такое въ сущности эти слова? — признаніе, что не хотятъ быть довольны свѣтомъ, какъ онъ есть, хотѣли бы все передѣлать по-своему. Ирландія дождлива — что и говорить; Педди [21] любитъ распространяться въ разсказахъ, которые считаетъ занимательными для васъ — родъ національной вѣжливости, все-равно, какъ подчуетъ васъ своимъ картофелемъ — по-моему, съ этими недостатками можно свыкнуться.

Мнѣ кажется, что можно отдать Додсборо этому англичанину, даже рискуя, какъ вы говорите, что онъ не проживетъ тамъ полугода; быть-можетъ въ это время удастся намъ найдти на его мѣсто какого-нибудь манчестерскаго фабриканта. Помню, какъ старикъ Дансеръ отдавалъ въ наймы свою каштановую лошадёнку каждую субботу; никто не хотѣлъ держать ее долѣе одной недѣли [22]; а когда она утопилась вмѣстѣ съ своимъ сѣдокомъ, кинувшись въ рѣку съ Блюдскаго Моста, Дайсеръ сказалъ: «вотъ у меня и пропали двадцать четыре фунта ежегоднаго дохода!» И правда: лошадёнка никому не годилась, а поплачиваться за нея приходилось больше, нежели за хорошую. Подумайте-ко объ этомъ, и напишите, какое будетъ ваше мнѣніе.

Желлико сейчасъ прислалъ своего писца сказать мнѣ, что я объявленъ «ослушникомъ» за то, что не явился въ какое-то судебное мѣсто, о которомъ и не слыхивалъ! [23]. Мнѣ, какъ теперь оказывается, прислали повѣстку явиться въ судъ, я ничего не могъ въ ней понять и бросилъ ее. Пишите мнѣ, Томъ, и, главное, не забывайте о присылкѣ денегъ.

Вашъ неизмѣнный другъ

К. Дж. Доддъ.

Что это мистриссъ Галларъ надоѣдаетъ мнѣ съ милымъ своимъ сыночкомъ? Куда мнѣ его дѣвать? Она пишетъ, чтобъ я похлопоталъ о его опредѣленіи «при Большомъ Каналѣ»; желалъ бы отъ души, чтобъ они оба въ немъ очутились.

Распечатываю письмо, чтобъ прибавить, что сейчасъ получилъ отъ Викерса экземпляръ его адреса «Къ благонамѣреннымъ и неподкупнымъ броффскимъ избирателямъ». Желалъ бы посмотрѣть хоть на одного изъ такихъ, для рѣдкости. Викерсъ проситъ меня сообщить ему мнѣніе объ этомъ документѣ и «почтить его моими совѣтами и замѣчаніями», какъ-будто бы совершенно-подобныя произведенія не читаю я съ самаго дѣтства: фразеологія осталась неизмѣнною. Что бъ имъ придумать хоть одно слово новенькое! Онъ «надѣется, что возвращаетъ своимъ избирателямъ незамаранною ту высокую довѣренность, которою они его почтили». Если такъ, онъ долженъ взять привилегію на свой способъ выводить пятна, потому-что едва-ли можно найдти рубище, загрязненное болѣе мантіи парламентскихъ представителей. Я возвратилъ ему адресъ съ единственнымъ замѣчаніемъ, что для меня прискорбно не находить въ немъ его мнѣній относительно Департамента Торговли.

ПИСЬМО X

Каролина Доддъ къ миссъ Коксъ, классной дамъ въ пансіонъ миссъ Минсингъ.

Я долго колебалась и думала, не лучше ли мнѣ показаться неблагодарною и не писать, нежели наводить на васъ скуку грустнымъ письмомъ. Теперь выбрала изъ двухъ этихъ рѣшеній послѣднее, потому-что мнѣ слишкомъ-тяжело было бы заставить своимъ молчаніемъ дурно думать о моемъ сердцѣ подругу, которой одолжена я такъ много. Если бъ стала я разсказывать вамъ о нашихъ приключеніяхъ и несчастіяхъ за границею, у меня достало бы матеріаловъ на десять писемъ; но я полагаю, что этимъ принесла бы вамъ мало удовольствія. Вы всегда были такъ добры, что не любили смѣяться надъ случаями, въ которыхъ есть хоть одна черта грустная. А я должна сказать, что какъ ни забавны могутъ казаться многіе изъ нашихъ приключеній, но въ нихъ есть, къ-сожалѣнію, слишкомъ-много печальнаго и горькаго. «Грустное начало», скажете вы; да, грустное; а вы помните, какъ прежде была я весела? вы часто даже замѣчали мнѣ это; но теперь у меня осталось очень-мало веселости; я постоянно грущу; не оттого, чтобъ вокругъ меня не было предметовъ, чрезвычайно-интересныхъ: на каждомъ шагу здѣсь я встрѣчаю имена, сцены, мѣста, съ которыми соединены великія воспоминанія. Я не стала безчувственна къ нимъ; но на все я смотрю съ несправедливой точки зрѣнія, все слушаю съ предубѣжденіемъ. Однимъ словомъ, кажется, мы поѣхали за границу не съ тою цѣлью, чтобъ узнать чужія земли, ихъ литературу и искусство, а затѣмъ, чтобъ жалкимъ образомъ доискиваться высокаго положенія въ обществѣ, чтобъ выдавать себя передъ свѣтомъ такими особами, какими не можемъ быть на самомъ-дѣлѣ, и вести недоступный для насъ образъ жизни. Вы помните насъ въ Додсборо: какъ были мы счастливы, какъ были довольны свѣтомъ, то-есть нашимъ свѣтомъ, хотя предѣлы его были тѣсны! Мы не были важными людьми, но пользовались такимъ уваженіемъ, какъ бы самые важные люди, потому-что тамъ не было людей, которые были бы почетнѣе насъ, и немногіе имѣли столько случаевъ заслужить общую признательность, какъ мы. Папа всегда считался добрѣйшимъ и лучшимъ помѣщикомъ всего околотка; у мама не было соперницъ по благотворительности и обходительности; не боюсь сказать, что и мы съ Мери Анною имѣли друзей. Всѣхъ насъ соединяли взаимныя обязанности, заботы, симпатіи, любовь; потому-что, несмотря на все различіе въ лѣтахъ и вкусахъ, кругъ жизни и заботъ былъ у насъ общій, и на все намъ представлявшееся въ немъ смотрѣли мы одинаково. Однимъ словомъ: свѣтскіе люди могли назвать нашъ образъ жизни не фешёнэбльнымъ, но онъ былъ исполненъ пріятнаго, и тысячи маленькихъ заботъ и обязанностей придавали ему много разнообразія и интереса. Я никогда не была отличною ученицею — вамъ это извѣстно лучше всѣхъ; я часто утомляла терпѣніе моей милой миссъ Коксъ, но я любила свои уроки; я любила эти тихіе часы въ павильйонѣ, окруженномъ розовыми кустами, и жужжанье пчелы, вторившее моему не менѣе усыпительному французскому чтенію. Не меньше любила я и маленькую классную комнату, гдѣ учились мы зимою, когда дождь шумно бьетъ въ окна, и тѣмъ громче напоминаетъ о теплотѣ и пріютности нашего уголка. Ахъ, милая миссъ Коксъ, какъ счастливы мы были въ то время! А теперь…