Армагеддон 3. Подземелья Смерти - Юрий Бурносов

Нет, сломать ее невозможно. Бывшую гауптвахту, или что это было за помещение, строили без затей, но прочно. А может, это и не гауптвахта вовсе — есть она вообще в американской армии, то есть была ли?

Внезапно за дверью что-то зашебуршилось. Ростислав повернулся и прижал палец к губам, потом прислушался. Да, определенно кто-то возился с замком, звенел ключами. Перепились они там, что ли? Шибанов прижался ухом к железу двери, пытаясь уловить еще какие-то звуки и понять, сколько человек снаружи. Один? Нет, кажется, двое… Может, рискнуть?!

— Эй! — шепнул он, сунул Скорпиона в чехол и кивнул на дверь, показывая два пальца. Джей сразу же сообразил, на что намекает Ростислав, спрыгнул с койки и поднял одну из консервных банок, оставшихся неоткупоренными. Подбросил в ладони, чтобы легла поудобнее, и встал за дверным косяком.

Громко щелкнул открываемый замок, дверь отворилась, и на пороге появилась фигура в армейском защитном обмундировании. Джей-Ти с размаху врезал по шлему банкой и отскочил в сторону, тряся ушибленной рукой. Ростислав, словно пытаясь пробить защиту команды противника, бросился вперед, выставив здоровое плечо. Удар оказался сильным, но Шибанов удержался, а вот вошедший повалился навзничь обратно в коридор, и только теперь Ростислав увидел, что там стоит еще один человек. С ним он ничего не успел сделать — в воздухе мелькнул приклад и обрушился на затылок хоккеиста. Последнее, что увидел Шибанов, была валявшаяся на бетоне сплющенная банка, из которой вытекал красный, как кровь, соус.

Глава третья

Досадные потери и полезные приобретения

Это не загрязнение наносит вред окружающей среде,

а те примеси, которые находятся в воздухе и воде.

Андрей Гумилев держал пульт осторожно, словно гранату. По сути, это и была граната, и даже гораздо более опасная, чем обычная осколочная. Второй пульт, резервный, он передал Решетникову.

Носители с данными тащил Вессенберг — он, похоже, никому не собирался доверять эту почетную обязанность. Гумилев прекрасно понимал ксенобиолога, но сам почему-то не чувствовал особенной радости. Фальшивый «музей» его удивил значительно больше, а после обмана правда оказалась уже не столь поразительной. Конечно, со всем этим нужно будет разобраться, но для начала-то необходимо выбраться с базы. В противном случае их находка так и останется тайной за семью печатями…

Несколько контейнеров по согласованию с доктором Штреллером они все же подняли на мини-лифте. Гумилев рассудил, что их можно отдать Роулинсону, тем более, по словам все того же доктора, там не было ничего экстраординарного. Самое ценное находилось у Вессенберга.

— Андрей Львович, — окликнул Миллерс, когда они вышли в коридор и направились к лестницам. — Может, давайте, я вперед пойду? Проверю, что происходит… Мало ли что этот тухлый полковник выдумал. Вдруг там засада?

— Да нет, Антон, не будет там засады. При всех своих недостатках полковник на идиота не похож. Мы ему наглядно продемонстрировали, что можем натворить.

— И все-таки не доверяю я ему… — буркнул Миллерс, нервно поглаживая цевье дробовика.

Спокойнее всех чувствовал себя доктор Захария Штреллер. То, с какой легкостью они покинули отсек, где доктор безвылазно сидел пару лет, окончательно убедило Гумилева в том, что бедолага спятил. Сейчас доктор, который остался в своем перепачканном халате, но зато снова напялил каску, шел чуть впереди и еле слышно напевал мелодийку из старой комедии «В джазе только девушки». Маленький Андрей в свое время смотрел усеченную версию в кинотеатре, куда он с друзьями пробирался нелегально, потому что на этот фильм детям до шестнадцати лет вход был запрещен.

Гумилев немного беспокоился, что у профессора может не оказаться иммунитета против вируса и выход наверх для него станет фатальным. С другой стороны, вариантов не было — не оставлять же Штреллера внизу, да он и не согласился бы. Оставалось надеяться, что те, с кем он встретится наверху, иммунны и носителями не являются. Хотя…

— Послушайте, доктор! — обратился к Штреллеру Андрей, притормаживая того за плечо.

— Да? — откликнулся бородач.

— Как я уже говорил, наверху была эпидемия. Вы все это время ни с кем не контактировали, и я не могу быть уверен, что вы иммунны и не заразитесь. Я предлагаю вам надеть мой костюм. Там специальные фильтры, вы будете в безопасности.

Сумасшедший или же нет, но доктор покачал головой.

— А как же вы?

— У меня как раз иммунитет. Мы научились распознавать тех, кто не восприимчив к «Армагеддону».

— Андрей Львович! — возмущенно сказал Миллерс. — Вопервых, костюм защищает не только от вируса, но и от пуль! Вовторых, давайте тогда уж я…

— Что — ты? — перебил безопасника Гумилев. — Ты-то восприимчив! Зачем мне чокнутый охранник, который на меня же и кинется в случае чего? Да и потом, не так уж он от пуль и защищает.

Миллерс потупился, сообразив, что сморозил глупость. Потом вскинулся:

— Нет, но вот же…

— Да, Индро Юльевич тоже иммунный, но у него, к сожалению, другой размер. Мистер Штреллер в его костюм попросту не влезет.

Вессенберг внимательно смотрел на них, кажется, не понимая, о чем идет речь.

— Кому-то нужен мой костюм? — осведомился он.

— Нет-нет. Мы уже все решили, — сказал Гумилев и, не обращая более внимания на сердитое пыхтение Миллерса, быстро разоблачился, оставшись в легком зеленом комбинезоне из прочной ткани. Слава богу, поношенные туфли профессора Андрею подошли, иначе пришлось бы передвигаться босиком. — Отлично, — заметил он и помог доктору справиться с застежками шлема, запихать в который длинную бороду оказалось довольно сложно. Замигавший огонек показал, что фильтр

включился. Штреллер заулыбался и показал большой палец.

— Напрасно вы все же, Андрей Львович, — не удержался от последнего замечания Миллерс и недовольно затопал вслед за доктором.

— Если я правильно понимаю, то доктор — единственный, кто на сегодня больше всех знает о здешних секретах. А значит, он ценнее тебя или меня, Антон, — серьезно сказал Гумилев. Молчание Миллерса явно означало, что безопасник так не считает.

— Ты, в самом деле, поаккуратнее, Андрей Львович, — попросил Решетников. — Костюм в самом деле пулю более-менее держал, а твой полупердончик ничего не сдержит.

— Я на рожон не полезу, Кирилыч, — пообещал Гумилев, одергивая свой зеленый «полупердончик».