Ходорковский. Не виновен - Наталья Точильникова

И ни слова о том, что за «полученный в распоряжение» пакет акций государству была заплачена кругленькая сумма.

Обвинение в хищении акций ЮКОСа ни Ходорковскому, ни Лебедеву ни предъявлено, то есть рассуждение о «Лагуне» — прикрытии является по сути беллетристикой (ну, или пропагандой).

Почему, интересно, не предъявлено? Не думаю, что причиной является то, что все залоговые аукционы проходили одинаково, и по логике вещей тогда обвинение пришлось бы предъявлять и, например, Потанину.

Логика здесь не работает. Предъявили же обвинения по приватизационным сделкам только МЕНАТЕПовцам. И ничего. И посадили. Хотя приватизация тоже проходила одинаково.

Не думаю, что причина в том, что кончился срок давности. Ну, присовокупили бы отмывание тех же акций. В период составления Обвинительного заключения срок давности по этой статье был 15 лет [43 — Сейчас 10 лет. При Медведеве законы были слегка смягчены.]. Особо тяжкое преступление, вроде убийства.

И, уж конечно, ни при чем тот факт, что Ходорковский невиновен, то есть действовал в рамках законов того времени. Вы о чем? Кого это вообще интересует?

Думаю дело в том, что по предъявленным по второму делу статьям и так можно было посадить на 20 с лишним лет (по медведевским законам — на 15). То есть цель и так достигнута. Ну, пройдет 15 лет — еще что-нибудь придумают.

И еще один миф о залоговых аукционах. Он заключается в том, что собственность будущим олигархам была роздана Ельциным в обмен на поддержу на выборах в июне 1996-го.

Эта версия мне кажется малоубедительной. И до залоговых аукционов эти люди были достаточно богаты для того, чтобы приход к власти коммунистов стал для них катастрофой. Они могли потерять все. В результате национализации, возвращения советских порядков, запрета предпринимательства.

Их кандидатом был Ельцин, и только он.

В апреле 1996-го было опубликовано обращение тринадцати крупнейших предпринимателей под названием «Выйти из тупика!». Основные авторы: Владимир Гусинский и Борис Березовский. Вместе с другими подписал его и Михаил Борисович.

«Общество расколото, — гласит письмо. — Этот раскол катастрофически нарастает с каждым днем. И трещина, разделяющая нас на красных и белых, своих и чужих, проходит через сердце России».

И кто бы ни победил на выборах, он получит «мандат на реализацию правил жизни, категорически отвергаемых огромной частью общества».

А остальные останутся за бортом.

И будет гражданская война.

А потому нужен политический компромисс, поскольку «ни одна из сил не имеет права навязывать насильственно свою правду всему обществу».

Теперь многие либералы воспринимают это письмо как попытку договориться с коммунистами. Но тогда основным упреком авторам было то, что путь выхода из тупика ими так и не показан. Зато в письме звучит страх перед коммунистическим реваншем, апология политики реформ, которые наконец-то начали давать «определенные, хотя и слабо ощутимые результаты» и призыв к коммунистам не настаивать на «отказе общества от мучительных достижений последнего десятилетия».

Неужели они думали, что коммунисты к ним прислушаются?

«По информации, полученной из компетентного источника (пожелавшего остаться инкогнито), причиной обращения стала элементарная боязнь прихода коммунистов к власти, — писал журнал «Деньги». — Из текста обращения ясно, что существует один человек, который сможет выполнить все предлагаемые условия, — Ельцин». [44 — Журнал «Коммерсантъ Деньги», № 16 (76), 15.05.1996: http://www.kommersant.ru/doc/19722]

— Поддержка Ельцину была оказана в форме материальной, — вспоминает Леонид Невзлин. — Никакого совместного решения не было, только собирались подписанты, когда готовили письмо, и потом его подписали и опубликовали.

И было принято решение, что люди могут быть делегированы в соответствующий штаб вместе с Чубайсом, если кто хотел. От нас никто делегирован, например, не был. А дальше штаб делал нарезку. В смысле материальную, кто за что, и в основном это были материальные лимиты, и дальше спускались счета или чеки по договорам. Сбрасывались в рамках лимита, а там дальше уже надо было смотреть, как правильно и законно это провести. Размер лимитов не помню.

— Но это и не столь важно. То есть финансировалась пропагандистская предвыборная кампания Ельцина?

— В основном, да. Можно было участвовать интеллектуально, если бы попросили, или кому-то было, кого послать. Но скорее мы координировались, соотносились, получали информацию и давали информацию, узнавали, где надо помочь. Ведь у каждого из нас было влияние в своих регионах. Я имею в виду регионы бизнеса, зоны, где мы имели определяющие предприятия: ЮКОС, например, нефть.

— То есть позиция была совершенно проельцинская? — Да.

Пройдет время, и в открытом письме из тюрьмы «Кризис либерализма в России» Ходорковский начнет каяться в поддержке «:нечестных» выборов 1996-го: «Мне ли, одному из крупных спонсоров президентской кампании 1996 г., не помнить, какие поистине чудовищные усилия потребовались, чтобы заставить российский народ «выбрать сердцем»?!»..

«Семибанкирщина» процарствует недолго. Осенью 1997-го Ельцин поставит их на место: государственная власть есть государственная власть, а банки есть банки, и смешивать их непродуктивно. И на встречу 15 сентября соберет в приказном тоне, «как в армии». И даст понять, что не позволит «приватизировать государство».

Но банкиры не особенно расстроятся. Ельцин скажет главное: «Правительство будет придерживаться жестких, но понятных для всех правил, связанных с финансовоэкономическими отношениями между государством и субъектами экономики». И заверит, что «нажитое банками не будет подвергаться пересмотру».

«С олигархами было всегда плохо», — сказал мне Леонид Невзлин в одном из интервью. И был прав. В России деньги никогда не были источником власти. Это власть была источником денег. И назвать олигархатом «семибанкирщину» можно только с большой натяжкой.

Ельцин пришел в себя после операции на сердце и вернул себе власть, по сути автократическую, почти царскую. Но это был наш либеральный государь. СМИ были свободны, НТВ продолжало работать, не фабриковались уголовные дела против политических противников, суды были куда более независимы, чем сейчас, и мы еще избирали губернаторов.

Банкротство банка «МЕНАТЕП»

В декабре 2003-го, то есть примерно через полгода после начала массированного «наезда» на ЮКОС в журнале Ошибка! Недопустимый объект гиперссылки. была опубликована маленькая заметка «Менатеп спрятал концы в воду?» [45 — Павел Гудзенко «Менатеп спрятал концы в воду?»: http://kompromat.fb.ru/material.phtml?id=5203]. Речь в ней шла о том, что после отзыва лицензии у банка «Менатеп» 25 мая 1999 года в районе города Дубна в реку упал «КамАЗ», груженный коробками с документами банка.

Водитель остался целым и невредимым, только промок, зато грузовик перевернулся вверх тормашками. На четвертый день его подняли со дна речки Дубна, и оказалось, что кабина полностью разрушена и вскрыта, как консервная банка, так что непонятно, как выжил шофер.

Он пришел на пост ДПС заявить об аварии: «его машина столкнулась с препятствием в виде ограждений моста, успешно преодолела препятствие и рухнула в реку. Причина аварии, по словам водителя Волкова, состояла в том, что он не справился с управлением, в чем вину свою признает» [46 — Там же.]. От прямой дороги отклонился и поехал зачем-то через Дубну, якобы из-за пробок.

Спустя полгода водитель забрал машину со штрафной площадки ГИБДД. То есть сел в полностью искореженную, вскрытую как консервная банка кабину и преспокойно уехал.

В этой статье не только нелады с логикой, но и ряд неточностей.

Но начнем с 17 августа 1998-го — дня дефолта, когда государство прекратило выплаты по ГКО, после чего доллар за три недели взлетел с шести до двадцати с лишним рублей.

Среди вкладчиков началась паника — деньги забирали из банков все, кто мог. Меня дефолт застал в Крыму, слава богу, с долларами. Те, кто приехал с рублями, прерывали отпуска и спешили в Россию. Вернувшись, я пожалела, что не последовала их примеру. Мои вклады в Сбербанке оказались замороженными, я не могла снять деньги в течение нескольких месяцев.

Промышленность оказалась в тяжелом положении, кредиты не возвращали, акции предприятий, которыми владели банки, обесценились, а по валютным вкладам надо было возвращать 20–25 рублей за каждые шесть.

«Насколько тяжело Вы переживали банкротство банка «МЕНАТЕП»? — спрашиваю я Ходорковского. — Принимали ли личное участие в попытках его спасения? Как Вы оцениваете действия правительства в 1998 году? Можно ли было избежать дефолта?»

«Тяжело, — отвечает Михаил Борисович. — Когда нам сообщили о дефолте по ГКО и о резком изменении курса рубля, в результате чего обесценились резервы, созданные банком в ЦБ, против валютных вкладов, я понял: «МЕНАТЕП» не спасти.