Химеры далекой Юкки - Юрий Тупицын

- Кто тебя научил моему языку?

В ответ лукаво засмеялись. "Экая легкомысленная особа!" - подосадовал Лобов и грустно улыбнулся.

- Ты забыла? - спросил он вслух.

- Нет! - горячо возразили ему. - Такое нельзя забывать! Плохо забывать! Она ушла домой. Вверх. Она скоро придет и будет учить дальше. А пока учит он.

Лобов видел, как потихоньку редеет розовое молоко тумана. Теперь он торопился и шел к главному напрямик, без дипломатических петель.

- Кто он?

- Он. Кто все знает.

"Пусть так".

- Где он?

Редеющий туман молчал. Лобов осторожно шагнул вперед.

- Где он? И где ты? Почему ты молчишь?

В ответ засмеялись уже откуда-то сзади. Лобов круто повернулся. В это время туман сгустился в последний раз и разом оборвался. Иван увидел Дину Зейт, с улыбкой смотрящую на него из-за унихода.

- Дина! - изумился и обрадовался Иван.

Улыбка стала довольной и лукавой. Радость медленно улетучивалась, уступая место беспокойству.

- Дина, - уже неуверенно проговорил Лобов, делая шаг вперед.

- Не подходите, я плохо одета, - строго предупредила она.

Лобов огляделся вокруг в поисках той, с которой он только что разговаривал, и увидел, как от озера по направлению к униходу торопливо и неуклюже шагает человек, припадая на одну ногу и опираясь на палку. Человек остановился, вытер с лица пот и вдруг, воздев свободную руку вверх, закричал:

- Иван!

В этом коротком возгласе смешались и радость, и боль, и тоска ожидания. Лобов узнал голос и, позабыв обо всем остальном, бросился к Вано Балавадзе. Палка выпала из рук командира "Метеора", он покачнулся и упал бы на траву, если бы Лобов не поддержал его за руки.

- Ничего, сейчас я, сейчас, - бормотал Балавадзе, приткнувшись к плечу Лобова, - разучился ходить, понимаешь. И дышать больно, да я привык. Нашел? Я так и думал - или ты, или Антикайнен. Много ли осталось старых командиров? Вот и Вано теперь нет, кончился.

- Мы еще полетаем, - тихонько сказал Лобов на ухо товарищу то, что обычно говорят в таких случаях.

- Полетаю за пассажира. Потерял корабль, растерял экипаж. Говорил ты мне - не верил. Думал, это другие, у меня не так. Твои-то хоть все целы?

- Все.

- Вот это хорошо. Да и попроще тебе было на Юкке, чем нам, - с горечью добавил Балавадзе и поднял голову, - правда, тезка?

Он заметил, как изменился в лице Лобов, и попытался улыбнуться.

- Что, красив?

Лобов проглотил слюну. Лицо Балавадзе было покрыто рубцами и шрамами.

- Ничего, - с трудом сказал он наконец, - ничего, Вано. Не в этом счастье.

- Наверное, не в этом, - рассеянно согласился Балавадзе и провел рукой по своему телу, - знаешь, я ведь весь такой красивый.

Лобов побледнел, догадка оглушила его.

- Так они - и тебя тоже?

- И меня, - грустно согласился Балавадзе.

- Как же, - горло Ивана перехватил спазм, - как же ты вынес все это?

Балавадзе провел по лицу вздрагивающей ладонью.

- Пришлось потерпеть, - глухо проговорил он, - нелегко было. Скажу честно, если бы не Дина - не выдержал. Правду говорят, стойкий народ женщины.

Лобов невольно покосился в сторону унихода, недоуменно хмуря брови, но спросить ни о чем не успел.

- Ты туда не смотри, - угрюмо сказал Балавадзе, - это не Дина, ее ученица.

- А Дина?

Темные, близко посаженные глаза Балавадзе, лишь они и остались на лице неизменными, сощурились:

- И ты не догадался? Рядом с ней лежали.

- И что же? - уже догадываясь о случившемся, невольно спросил Лобов.

Балавадзе отвел взгляд.

- Зачем спрашиваешь, Иван? Она была красивой. Ведь это хорошо быть красивой. Хорошо не только для себя, для других. Она гордилась этим.

Лобов молчал.

- Она была красивой женщиной, - повторил Балавадзе глухо, - а женщины они и сильнее и слабее нас. Дина вынесла все, что выпало на ее долю, вытащила из могилы меня. И покончила с собой в тот самый день, когда услышала грохот посадки "Торнадо". Я, Вано Балавадзе, не сужу ее за это.

До унихода оставалось всего несколько шагов, когда Балавадзе со сдержанным стоном схватился за грудь.

- Посидим, - выдавил он, опускаясь на траву под одиноким редким кустом.

- Давай я тебя донесу!

- Не глупи! Только того и не хватало, чтобы Вано Балавадзе, как женщину, носили на руках.

Он дышал глубоко, но осторожно.

- Ты не волнуйся, Иван, - успокоительно проговорил Балавадзе, немного придя в себя, - тут безопасно, я имею в виду озеро и прилегающие окрестности.

Словно в ответ издалека послышался мягкий гортанный крик "а-у!" и игривый громкий смех.

- Стала бояться меня, - в раздумье проговорил Балавадзе, - они ведь чуткие. Как собаки, а может быть, и как дети. Сразу поняла, что не могу теперь ее видеть.

- В нашем деле нельзя без издержек.

- Верно, - согласился Балавадзе, - но как все-таки горько, когда твой экипаж становится издержкой. Слово-то какое, а? Издержка.

Он потянул Лобова за рукав куртки.

- Сядь, Иван. Сядь, прошу тебя, - и когда Лобов опустился рядом с ним на траву, спросил: - Ты послание мое получил?

- Послание? - не понял Лобов.

- Значит, не получил.

- Ты посылал юкантропа? - вдруг догадался Лобов.

- Посылал. Потихоньку, еле уговорил. Накуролесил тут Майкл, вот они и стали бояться. Не дошел, стало быть?

- Не дошел, - тихо подтвердил Лобов, - его свои забросали камнями.

- Это они умеют. - Балавадзе поморщился от боли. - Выдержки мне не хватило, Иван. Элементарной выдержки и хотя бы капельки везения.

Открытия посыпались на нас одно за другим, - вполголоса рассказывал он, - да не какие-нибудь, а самой первой величины, и мы словно ошалели. И я, старый травленый волк, ошалел вместе со всеми. Когда Ватан обнаружил это озеро, а в нем юкантропов, трансформирующихся в людей, мы забрались в глайдер и полетели смотреть это чудо.

Юкантропов, трансформирующихся в людей! Конечно, обо всем этом Лобов догадывался и раньше, и все-таки слова Балавадзе заново осветили трагедию "Метеора". Будто на мгновение разошлись многокилометровые облака и на притихшую степь ринулся первозданный поток ослепительных лучей неистового голубого солнца. В доли секунды Лобову стало ясно, почему Майкл сошел с ума и говорит, что убил своего товарища; почему такой страшной смертью погибли Аллен и Ватан и почему так изуродовано лицо и все тело Вано Балавадзе. Когда встречаются холодный и теплый воздух, образуется атмосферный фронт с ветрами, ливнями и грозами. Когда встречаются братья по разуму, пусть один из них старший, а другой младший, рождается психологический фронт встречи, громы и молнии которого иногда куда более сокрушительны.

- Полетели мы вчетвером, - рассказывал Балавадзе, - одного Майкла оставили на корабле. Шли в тумане на хорошей скорости, а чувствительность локационной аппаратуры была занижена. Мы специально занизили ее прежде, чтобы создать идеальные условия работы биолокатора, ты ведь знаешь, как он боится помех. Туман был плотным, ионизированным, это еще больше снижало дальность локации. Ну, как это всегда бывает, одно к одному. Когда глайдер кинуло в такой разворот, что от перегрузки даже у меня потемнело в глазах, я вдруг вспомнил о проклятом занижении чувствительности и подумал только пронеси! И почти пронесло, ведь ударься мы лоб в лоб, одна пыль от нас бы осталась. А мы только вскользь, бортом зацепили этого трехсотметрового дурака. Оказывается, он погиб еще несколько лет назад. Ну, и рухнул он, а мы вместе с ним.