Стрелец - Виктория Токарева

– Сколько ты должна заплатить?

– Какая разница…

– Ну все-таки…

– Шестьдесят тысяч. Ты так спрашиваешь, как будто можешь положить деньги на стол. Ты можешь только спрашивать.

По телевизору шла криминальная хроника. Показали молодого мужчину, лежащего вниз лицом. Диктор сказал, что убитый – житель Азербайджана и его смерть – следствие передела московских рынков.

– Очень хорошо, – отозвалась Катя. – Пусть сами себя перестреляют. Перегрызут друг друга, как крысы.

– У него тоже мама есть, – сказал Костя.

– Ты странный, – отозвалась Катя. – Защищаешь налоговую полицию, сочувствуешь мамочке бандита. А почему бы тебе не посочувствовать мне? Заплатить налоги, например… Отвезти меня на горнолыжный курорт?

Катя помолчала, потом сказала:

– Мне хорошо с тобой в постели. Но жизнь – это не только постель, Костя. Мы бы могли вместе тащить воз этой жизни. Но я тащу, а ты вальсируешь рядом, делаешь па. Я не могу тебя уважать. А любовь без уважения – это просто секс. В таком случае лучше уважение без любви.

– А Александра ты уважаешь?

– Его все уважают.

– Все ясно, – сказал Костя и поставил чашку на подоконник.

– Отнеси на кухню, – велела Катя. – Ухаживай за собой сам.

Костя отнес чашку на кухню. Вытащил из сумки десять пачек и вернулся в комнату. Аккуратно выложил на журнальный столик.

– Что это? – растерялась Катя.

– Здесь налоги, машина и Монтрё.

– Откуда у тебя деньги? – торопливо спросила Катя и сняла ноги со столика.

– Я ограбил банк.

– Ты не можешь ограбить банк. Для этого ты трусливый и неповоротливый.

– Выиграл в карты.

– Ты не можешь выиграть в карты. Для этого нужны особые способности.

– Они у меня были давно, – нашелся Костя.

– Ты их прятал?

– Да. Я хитрый и жадный.

– Это нормально. Я тоже жадная, знаешь почему?

– Знаю, – сказал Костя.

– Ну почему?

– Просто жадная, и все. Тебе всего мало.

– Потому что я трудно зарабатываю. Поэтому.

Костя вышел в прихожую, стал одеваться. Катя вышла следом. Наблюдала молча.

– Ты куда? – спросила она. – К жене?

– Нам надо расстаться на какое-то время. А там решим…

– Странно, – задумчиво проговорила Катя. – Зачем же ты отдал мне деньги, если не собираешься со мной жить…

– Это ты не собираешься со мной жить, – уточнил Костя.

– Тем более, зачем вкладывать деньги в прогоревшее мероприятие?

– Странно, правда? – отозвался Костя. Он был спокоен. Он оказался равным зверем в схватке.

Костя забросил сумку за плечо. Она сильно полегчала, практически ничего не весила.

– Костя! – окликнула Катя.

Он обернулся в дверях.

– Я заплачу старухе за дачу. Ты не против?

– Против.

– Почему?

– Я уже все заплатил.

Катя смотрела на Костю.

Он вышел. Хлопнула дверь. И какое-то время Катя смотрела в закрытую дверь.

Во дворе Костя встретил Надю с овчаркой. Собака смотрела ему вслед, повернув голову, как бы спрашивая: уходишь?

Костя долго шел пешком, потом спустился в метро. Ему хотелось быть на людях.

Вокруг него клубились и застывали на эскалаторах потоки людей, и никому не было до Кости никакого дела. И это очень хорошо. Он – безликая часть целого. Атом.

Катя права. Есть много правд: правда любовной вспышки, когда человек слепнет, и правда прозревшего. Катя прозрела. Значит, не любит больше. Придется жить без Кати. Он, конечно, не кинется под поезд, как Анна Каренина. Он будет жить, хотя что это за жизнь без любви? Тусклая череда дней. Работать без вдохновения, любить скучных женщин… Работать Костя не особенно любил. Он любил вальсировать, но сейчас у него подломан позвоночник. А какие танцы без позвоночника…

Костя вошел в вагон. Люди смотрели перед собой с обреченными лицами. Когда человек заключен в капсулу вагона или самолета, от него ничего не зависит. Он только ждет, отсюда такое остановившееся выражение…

Напротив сидела девушка. В ней было все, кроме основного. Нулевая энергетика. Катя сделала его дальтоником. Теперь он перестанет разбирать цвета. Все будет одинаково серым, бесцветным.

Костя думал обо всем понемногу, как Анна Каренина по дороге на станцию «Обираловка». Он недавно перечитал этот роман и понял, что у Анны Карениной была элементарная депрессия. Ей все и всё казалось отвратительным. Сегодня ей выписали бы транквилизатор. Она ходила бы вялая какое-то время. А потом бы прошло. Иммунная система бы справилась. Анна вышла бы замуж за Вронского. Он и не отказывался. Просто Вронский не мог любить страстно каждую минуту и каждую минуту это демонстрировать. Любовь – это фон, на котором протекает жизнь. А Анна хотела, чтобы любовь была всем: и фоном, и содержанием.

И Косте хотелось того же самого. В отношениях с Катей он был Анной, а она – Вронским. Анна ревновала Вронского к княжне Сорокиной. А Костя – к Александру. Значит, в Александре было нечто, что привлекало надолго. Золотые мозги. Это тебе не красный шарфик. И не вальсок в обнимку с гитарой. Песни и пляски нужны в праздники. А золотые мозги – всегда.

Ну что ж… Пусть остается с мужем. А он будет жить на свежем воздухе, на пособие азербайджанского перекупщика.

Костя вышел из метро. Залез в маршрутное такси. Такси было совершенно пустым. За рулем сидел парень, похожий на красивую гориллу. Как актер Шварценеггер, что в переводе означает «черный негр», как будто негр может быть белым.

Шофер слушал по приемнику последние известия. Ждал, когда наберутся пассажиры. Ему было невыгодно ехать пустым.

Костя подумал, что теперь ему придется искать работу. Невозможно ведь нигде не работать и ничего не делать, даже при наличии денег. Что он умеет? Жить и радоваться жизни. Но таких должностей нет, разве только массовик-затейник в санатории. Но радоваться жизни профессионально – это все равно что насильно улыбаться перед фотоаппаратом. Долго застывшая улыбка – это уже оскал.

На руководящие посты Костю не возьмут, да он и не хочет. Он хочет быть свободным и ни от кого не зависеть.

Может быть, есть смысл водить маршрутное такси… Он любил ездить, наматывать дорогу на колеса. За рулем он отдыхает, если, конечно, не по десять часов подряд. Можно купить собственный маленький автобус, взять у государства лицензию – и вперед. Работа непрестижная, но понятие престижа давно изменилось. Престижно быть богатым, как на Западе. А Костя богат, по крайней мере на сегодняшний день. Он может работать когда хочет и сколько хочет.

Костя сел поближе к водителю и спросил:

– Устаешь?

Шофер удивился нетипичности вопроса. Обычно его спрашивали, сколько платить и сколько ехать. Деньги и время.

– Вот я фрукты из Молдавии возил, – отозвался шофер, – по восемнадцать часов за рулем. Я один не ездил. Боялся заснуть. Надо чтобы рядом кто-то сидел и отвлекал. А это что… семечки.

– А если бы у тебя вдруг случайно оказалась куча денег… Что бы ты сделал?

Шофер задумался, но ненадолго.

– Поехал бы путешествовать по всему миру с друзьями… Прогулял бы.

– А если бы остались?

– Поехал бы в Монте-Карло, в казино. Рискнул бы… Потрясающее чувство, когда рулетка крутится, а ты ждешь.

– А ты играл?

– Нет. Но мечтаю.

– А если проиграешь?

– Ничего. Зато будет что вспомнить.

В микроавтобус ввалилась шумная компания молодых людей. Расселись. Все места оказались заняты и даже не хватило. Одна девушка села на колени рослому парню.

«Взяли бы меня с собой, – подумал Костя. – Я бы им попел».

На него никто не обратил внимания.

Машина тронулась. Костя сдвинулся к самому окну, смотрел в стекло и думал, что между находкой денег и потерей Кати есть какая-то связь. Если судьба дает, то она и забирает. Судьба расчетлива. А может, это не расчет, а справедливость. Не должно быть – одним все, другим – ничего.

Костя сошел на своей остановке.

За ним увязалась крупная собака. Ей надоело быть бездомной и бродячей. Собака хотела хозяина. Костя шел безучастный, и было непонятно: согласен он на хозяина или нет.

Прогулял… Проиграл…

Шофер согласен жить одним днем. Предпочитает не заглядывать далеко вперед. Если заглянуть ОЧЕНЬ далеко, то можно увидеть хвост кобылы, везущей за собой чей-то гроб… Где-то Костя это читал.

Теща – наоборот, просчитывает на десять лет вперед. На пятьдесят лет вперед, как будто собирается жить вечно. Как ворона. Но у нее – потомство. В этом дело. Срабатывает закон сохранения потомства.

А Катя – просчитывает все: настоящее и будущее – и позволяет себе зигзаг в сторону. Но ненадолго. В кино это называется «отвлечение от сюжета внутри сюжета». «Меня оправдывают чувства, – вспомнил Костя. – А мозги для чего?»

Собака отстала, как бы махнула рукой. Она была готова к хорошему и плохому в равной степени.