Проклятье Ван Гога - Ариана Селеста

Кейн остановился у большого мольберта спиной ко мне. Каждый раз, когда он в задумчивости проводил рукой по растрепанным темным волосам, под кожей, поцелованной калифорнийским солнцем, двигались мышцы. Пальцы его были в краске. Ещё в тот раз, когда я увидела его работы, я отметила, что он предпочитал наносить краски руками. Мазки имели характерную фактуру. Кожа, масло и грубый лён холста. В этом было столько скрытой сексуальности, что у меня пересохло в горле.

Кейн смотрел на практически белый льняной холст, приютивший лишь несколько смелых мазков. Голубое на белом, словно брызги волн и ветер. Затем он развернулся ко мне. Его босые ноги и тело местами были покрыты краской, и я подумала, что он был самым прекрасным холстом из всех, когда-либо существующих. Моё воображение стало живо рисовать картину того, как я буду мазок за мазком запечатлевать его на своём собственном полотне, оставленном в моей комнате.

— Ты же пришла не просто посмотреть на меня, ведь так? — спросил он, распрямив плечи. Глубина его черных глаз завораживала.

— Так и есть, — прошептала я так, словно слова царапали моё горло.

Кейн мрачно посмотрел на меня, словно я сказала нечто невероятно глупое. Наверное, так оно и было.

Глава 9

Испепеляющее желание

Старясь не выдавать своих эмоций, она пристально смотрела ему в глаза. Его забавляли её попытки скрыть хоть что-то, ведь он читал её как свою настольную книгу, каждая страница которой была ему знакома. Ева. Она творила с ним нечто странное, нечто убийственное. Кейн бросил быстрый взгляд на картину. Именно по этой причине он был в мастерской. Он скучал по ней, долго не мог уснуть и пришел сюда стараясь погрузиться в живопись, чтобы отвлечься.

Она смотрела на него так, словно ждала ответа. Её большие яркие глаза блестели как два драгоценных камня, влекущие его душу. Светлые волосы крупными волнами ложились на плечи. Ева стояла, обхватив себя руками, и Кейну захотелось прикоснуться к ней. Перестав кормить свои внутренние страхи, он сделал несколько шагов ей навстречу и обнял, крепко прижимая её к себе. Ева почувствовала тепло его рук, Кейн что-то сказал, но она могла слышать только лихорадочный стук своего сердца, которое колотилось о грудную клетку так, словно в любое мгновение оно было готово выпрыгнуть ему навстречу.

Медленно и словно удивленно Кейн прикоснулся к лицу Евы. Свет в её глазах танцевал, как танцует огонь в камине, и он почувствовал знакомый всплеск в груди, какое-то забытое и приятное чувство. Она подняла на него глаза. Мягкий свет золотил его губы, высокую линию скул и отбрасывал блики на его длинных ресницах.

Очень осторожно Ева потянулась к нему, исходивший от него жар ощущался так, будто Кейна лихорадило. Его лицо было в считанных сантиметрах от неё, всё ещё настороженное и напряженное, и теперь к запахам красок примешался запах его тела — аромат свежести, бергамота и зеленого чая. Голова девушки пошла кругом.

— Ева, — прошептал Кейн, пронзая её взглядом, значение которого было трудно понять. Тени от ресниц рисовали на его щеках тёмные полосы, словно по ним шел косой ливень. Его голос был тихим предупреждением с нотками грусти, он одновременно выражал отчуждение и желание физической близости.

Она закрыла глаза и, опустив ладони на его грудь, почувствовала, как неистово стучит его сердце, подобное крыльям огромной птицы. Кончики пальцев Евы медленно проследовали от груди по ключицам, и дальше вверх к подбородку, который был рассечен маленькой ямочкой, придающей ему особое очарование.

— Я скучала по тебе, — её мягкие влажные губы осторожно приоткрылись ему навстречу. Он прижал её ещё сильнее, и его губы скользнули прямо к её рту, по дороге к которому щетина Кейна слегка оцарапала нежную кожу ее лица. От удивления Ева выдохнула, резко появившаяся в коленях слабость заставила её обвить его шею руками. Кейн сделал шаг, и ей пришлось попятиться. Они двигались, поглощённые медленным жарким, глубоким поцелуем. Кейн запустил одну руку в её волосы, другая пустилась в свободное плавание по изгибам её спины, она сжимала тонкую футболку, пока кончики его пальцев не коснулись оголённого участка её нежной кожи и не скользнули под ткань, чтобы там, нежно поглаживая грудь, чувствовать её твердеющие соски.

На вкус Ева была как карамель и соль. Кейн потерял контроль, судорожно стянул с неё футболку и запустил руки в её штаны, одновременно покусывая тонкую кожу на её шее. Быстрый и путаный пульс бился под его губами.

Как шумом прибоя Ева наслаждалась его дыханием на своих волосах, прикосновением его тела к её коже. Руки Кейна сжимали её, гладили волосы, плавали едва ощутимыми прикосновениями по её изгибам, утопая в невозможности насытиться этим моментом. Напряжение электрическими зарядами разлеталось по мастерской.

Ещё один шаг, и он прижал Еву к мольберту. Тот пошатнулся, но устоял. Кейн упёрся ладонями по обе стороны от лица Евы, и его губы отдалились от неё на несколько сантиметров, но лишь затем, чтобы мягкий шепот его бархатистого голоса защекотал и её кожу, и её душу.

— Я мечтал об этом, — прозвучало это гораздо невиннее, чем были его мечты на самом деле, где-то на дне его беспроглядных черных глаз мерцали призрачные всполохи — так блестят черные бриллианты под лучами солнца.

Ева ничего не ответила, она могла лишь улыбаться, впиваясь в него взглядом. Кейн с удивлением отметил новые, не замеченные им ранее оттенки: наивность и доброта оказались лишь поверхностным слоем, дымкой, за которой таилось нечто неизведанное. Она не позволила этой мысли развиться. Теперь, когда опьяневшая от счастья Ева чувствовала прикосновение его тела к своему, ею овладело почти осязаемое и всепоглощающее желание. Бедрами она всё плотнее прижималась к его чреслам, ощущая эрекцию сквозь тонкий трикотаж. Кейн прорычал что-то, слова пролетали мимо неё и как пар растворялись в наэлектризованном воздухе. Кровь отлила от головы, сердце выстукивало о ребра гипнотизирующий ритм, глаза Кейна засасывали Еву внутрь его собственной вселенной, неизведанной и опасной.

Он взял её голову двумя руками и практически врезался в неё губами, от чего их зубы столкнулись. Ева пошатнулась, земля ушла из-под ног, задев мольберт, они столкнули его на пол, но, не замечая ничего вокруг, они продолжали целоваться, словно желая проглотить друг друга. Мир растворился в них, а они — в нём. Ева впивалась в него губами, сейчас он принадлежал только ей — его губы, рот, язык. Желание, обжигающее и горячее, собиралось в спазм внизу её живота.