Сто осколков одного чувства - Андрей Корф

– И все же, идеальных любовников не бывает...

– Да уж... – она потянулась за сигаретой, сделала хороший глоток вина и, глядя в сторону, проронила:

– Знаю одного, не больше...

Ревность обожгла Ему пах. Его ванька выставил голову из-под простыни, как половой – из-за стойки – при звуках блевотины.

– И кто же это? – спросил он деревянным голосом мужа из анекдотов.

– Схожу, сделаю кофе, – сказала она, потягиваясь. Встала и с улыбкой посмотрела на него.

– И все-таки? – спросил Он у ее рыжего, пушистого паха...

– И все-таки я сделаю кофе. Надоело пить вино... Ты такой смешной сверху, укрылся бы, что ли... – все это было сказано странным, неузнаваемым голосом. Капелька пота, скатившись по ее животу, повисла на волосе елочным украшением.

– Мне – чай, – сказал он и повернулся к стене.

– Все равно ведь не будешь его пить, пока вино не кончилось... Ладно, сделаю... Ты его знаешь. И никогда не стал бы ревновать, честное слово!

– Да уж. Нашла тоже ревнивого... Ладно, не надо чаю... Ложись, рассказывай... – Он изнемогал от ревности. Заболело сердце, Иван Иваныч стоял, как флагшток для белого полотнища капитуляции...

Она послушно легла рядом.

– Я могу его позвать... – буднично сказала Она.

– Что?! – Он заставил себя улыбнуться, и только ладонь со впившимися в нее когтями знала, чего ему это стоило... – Он что же, в шкафу прячется?...

– Нет. В соседней комнате.

– Блядь... – Он задрожал, как от холода. – Ну, зови, что ли...

– Хорошо. Граф!

Из маленькой комнаты раздались кавалерийские звуки, и в комнату с радостным пыхтением ворвался Граф, спугнув из-под ног небольшого удава и заставив крысу пройтись колесом по квадратной клетке.

Граф был красавец. Неизвестно, где его носило в предыдущих воплощениях, но можно уверенно сказать одно – ниже капитанского чина он не опускался и нигде, кроме кавалерии, не служил. Это был громадный тигровый дог, добродушный к людям и беспощадный ко всем остальным тварям.

Он уставился на Графа, и услышал, как в мозгу сухо щелкнул перегоревший предохранитель. Граф, между тем, деловито обнюхал гостя и, подойдя к хозяйке, сложил свою былинную голову ей на бедро.

– А где же идеальный любовник? – спросил Он, пытаясь соединить в мозгу обугленные провода.

– Вот он, – просто сказала Она. – Мой Граф.

– Вот как? – Он хлебнул вина, закурил. – И как же он с тобой справляется?

– По-разному... – Она нервно рассмеялась. – Но обычно хорошо...

– И как это у вас происходит? – спросил он и неожиданно ощутил, что дал течь в самом неожиданном месте. Организм уже не справлялся с накатившим возбуждением.

– Показать?

– Покажи... те... Покажите...

Она затушила свою сигарету и, неотрывно глядя Ему в глаза, позвала:

– Граф! Иди к мамочке!

Пятнистое чудовище покосилось на гостя гусарским взглядом и, решив видимо, что он – не помеха, встало на все четыре ноги. Она раздвинула свои божественные, античные, мраморные – и псина припала к ее вторым устам, лакая из них шумно, как из миски. Его огромная голова занимала почти все свободное пространство между ее коленок, мощный торс поднимался сзади, как горный хребет. Хвост, натурально, вилял из стороны в сторону, и Он нашел в себе силы улыбнуться этому.

Она взяла Его за руку и прошептала, кривя губы:

– До тебя этого никто еще не видел. Ты – первый. Потому что я люблю тебя... Иди ко мне... Поцелуй меня...

Он припал к ее губам, преследуемый этими запредельными чавкающими звуками, и впервые ощутил, как Она умеет отвечать на поцелуй, как все ее тело, казавшееся ему совершенной статуей, вдруг ожило и потянулось к Нему. Граф ревниво заворчал, но не прервал своего занятия.

Она стонала, целуясь. Он, второй раз подряд извергая из себя похоть, чувствовал приближение следующей волны... И Графов хвост, как взбесившийся флюгер, показывал полный беспредел в атмосфере...

Потом, через сто веков, она встала на четвереньки и со стоном впилась в Его бедный инструмент, заставляя его извергаться вновь и вновь... Граф, повинуясь привычному распорядку, взгромоздился на нее сзади, слышно было его тяжелое дыхание и нечеловечески быстрые хлопки плоти о плоть...

Она даже не стонала уже, а рычала, то и дело давая волю зубам и глядя Ему в глаза совершенно безумными своими... Все ее лицо было в...

Ладно. Всему есть предел...

Давайте поговорим о вечном... Эти гравюры из запрещенных книг... У Него в голове все вертелась одна из них – древняя, с благонравной девицей, ласкающей жеребца... О, похоть!.. Ты родилась задолго до гомо сапиенс, но только его воображение придало тебе этот вселенский размах...

«Природа создала человека, чтобы познать самое себя...» Плавали, знаем... Как бы не так...

Природа создала человека, чтобы трахнуть самое себя...

Позже, выводя Графа на прогулку, Он улыбался своей власти над ним и не чувствовал никакой, то есть абсолютно никакой ревности. Как и было обещано.

Она же в своем обморочном сне видела какие-то пятна... Реставратор, обнаружив такие на скале, придал бы им формы быка.

А бык, обнаружив эти пятна, просто прошел бы мимо...

Эротический этюд # 21

5-й километр от Города.

– Милый, давайте откроем все окна? Кажется, уже можно дышать...

– Давайте сначала доедем до седьмого километра.

– А что там, на седьмом километре, старый вы каббалист? Черта магического круга?

– Нет. Просто там начинается лес, и в воздухе меньше пыли.

Он спокойно смотрел вперед, держа руку на рычаге коробки передач, в опасной близости от Ее бедра. Конвейер дороги проносил мимо глаз деревья, голосующие сухими беспалыми ветками. Ему было хорошо. Он ехал домой. От этой мысли не отвлекали ни Ее щебет, ни притаившийся сзади Город... Впереди, совсем недалеко, стоял Дом, с которым Он давно уже не виделся.

Дом, на задворках которого до сих пор скачет курносый мальчишка, распугивая голубей и домовых. Старый Дом, съехавший набок, как фуражка с лихого казацкого чуба.

Когда-то он был молод, слаб, и мальчик любил меряться с ним силами. Забрасывал снежками, расшатывал перила, топал что есть сил по крыше. Дом кряхтел, но терпел. Он уже тогда был добрым, даром, что молодым, домом. И ни разу не навредил мальчишке, который нарывался на это ежедневно, как только мог. Не уронил с крыши, не прокатил по лестнице, не подставил ступеньку у порога... Не порезал разбитым оконным стеклом...

7-й километр.

– Ага, вот и лес... Теперь можно?

– Да, – Он улыбнулся. – Теперь можно.

– Люблю, когда вы улыбаетесь. Становитесь совсем другим человеком...

– Не ищите ручки. Вот тут на панели кнопочки, нажмите их – и все...

– Здорово! – Она взяла на клавиатуре кнопок неслышный аккорд, стекла дружно поползли вниз, и зачем-то включилась аварийная сигнализация.

– Это уже лишнее, – Он выключил аварийку и посмотрел на Нее! – Ну что, так посвежее?

– Еще бы! – Она тут же достала сигарету и закурила. – К такому воздуху сразу не привыкнешь. Нужно постепенно... А то голова закружится с непривычки!

Он тоже закурил, искоса поглядывая на Нее. Она, положив ногу на ногу, откинулась в кресле и смотрела в окно. За окном, не оглядываясь, куда-то бежали деревья.

– У вас нет ничего выпить? – вдруг спросила Она. – А то голова все-таки закружилась, нужно раскрутить ее в обратную сторону...

– В бардачке лежит бутылка вина. Сможете сами открыть? – Ему не хотелось останавливаться.

– Конечно. Чем?

– Там же лежит нож, увидите.

– Да, вы – удивительно галантный кавалер. Бокала я, вероятно, не найду в вашем бардачке.

– Нет. Пейте из горлышка – меньше расплещется...

– Вы жадина и грубиян. Я с вами не дружу...

– Не сердитесь. Космонавты вообще из тюбиков питаются...

– Ладно, ладно... Не выкручивайтесь. Будете глоток-другой?

– Нет, куда мне... Я за рулем. Впрочем, глоток – можно. Давайте.

Первый раз он выпил вина там же, в Доме. Неизвестно, кто из них двоих опьянел больше, но оба пустились в пляс, и черно-белые фотографии красно-белых предков чудом удержались тогда на стенах. Поутру не досчитались одной ступеньки, а уж сколько с крыши слетело черепицы, так никто и не узнал. Они с Домом были заговорщиками и не делились со взрослыми своими маленькими тайнами. Поутру оба болели, и Дом наскоро слепил облако, которое выжал дождем на две похмельных головы.

10-й километр.

– Какой ветер! Вы не простудитесь?

– Нет, ничего, – Он сделал еще один глоток и не добавил: – Он меня вылечит в случае чего.

– Кто «он»? – не спросила Она.

– Мой Дом... – сказал Он вслух.

– Что «ваш дом»? – Она удивилась. Глаза блестят, юбка ползет вверх, медленно, как штора в старом кинозале...

– Ничего. Мой Дом вам понравится. Там уютно...

«Хорошо, что ты меня не слышишь, старина... Сказать про тебя „уютный“... Да... Не волнуйся, я все помню. И как ты умеешь лечить, я помню тоже. Хорошо, что бабка настояла тогда, чтобы меня привезли к тебе из больницы. Ты вытянул меня наверх, как невод со дна, с барахтающимся уловом будущих лет. Я тебе уже говорил „спасибо“? Не помню... Спасибо. Спасибо. Спасибо».