Женщины. Разговор не о мужчинах - Ольгерта Харитонова

Для внедрения «красоты как профессиональной характеристики» сформировалась идеология женских журналов, в которых язык упорства и целеустремленности, необходимых в работе, применяется к бесконечной переделке собственного тела — «если будешь больше трудиться, сможешь стать как Виктория Боня или Оксана Федорова». Идеология «профессиональной красоты» использует женские страхи и укоренившееся, навязанное чувство вины для того, чтобы подавить сопротивление «третьей смене». В конце концов, «профессиональная красота» становится обязательной характеристикой женского статуса в рабочей среде.

Я уважаю женщин, и мне нравится когда женщина умна и хорошо работает, но если при этом она сексуально выглядит, носит каблуки, юбки, то мне это приятно. Я считаю, что женщина так и должна выглядеть, оставаться женщиной. А разве не должна?

Но требование красоты, как и любой даблбайнд, загоняет женщину в тупик: если она выглядит недостаточно женственно, красиво, привлекательно, прикладывает недостаточно много усилий для создания «профессионально красивой» внешности — ее увольняют или не повышают; если она выглядит женственно и привлекательно, прикладывает усилия для «наведения марафета», то недооценивается как работник и подвергается сексуальным домогательствам, которые оправдываются тем, что она провоцирует их своей внешностью. Дресс‑код для мужчин‑профессионалов — это униформа, относительно четкая и понятная всем. Дресс‑код для женщин‑профессионалов — это лабиринт, где нужно лавировать между привлекательностью и легкомыслием, женственностью и солидностью. При этом вина за неудачу всегда ложится на женщину, хотя условия для неудачи созданы были не ею.

Еще одна опасность «профессиональной красоты» — то, как тесно она связана с возрастом. Приравнивание «красоты» к молодости лишает зрелых, опытных женщин права на свою зрелость, опыт и индивидуальность — в том числе в рабочей среде. В то же время чем старше становится женщина (и чем больше профессиональных успехов она добивается с возрастом), тем сильнее она отступает от норм «красоты» — и тем больше усилий ей приходится прикладывать, чтобы соответствовать; тем больше ее успешность как профессионала подвергается давлению из‑за ее «неуспешности» как профессиональной красавицы. Мужчина с возрастом только наращивает свой профессиональный статус. Женщина имеет больше профессиональных возможностей в молодости и больше рискует остаться без работы или без возможностей карьерного роста с возрастом.

Не только в профессиональной, но и в общественной сфере, в культуре женщина должна быть красавицей — это единственная роль, в которой она заметна. Культура не оставляет женщинам места героинь в своих сюжетах, по крайней мере, не на тех же правах, что и мужчинам. «Красивая героиня — это оксюморон, потому что героизм — это индивидуальность, интересная и постоянно меняющаяся, а «красота» одинаковая для всех, скучная и неизменная». Герои‑мужчины своим умом и душой, своей дерзостью и смелостью двигают события; они становятся героями, потому что они выделяются среди других мужчин. Женщины существуют в сюжетах благодаря своей красоте; события с ними случаются из‑за их красоты, а их активные действия порицаются и наказываются действующими в сюжете силами.

Лолита:

Когда разговор о правах заводит женщина в юбке — это совсем не то же самое, чем когда разговор о правах ведет женщина в условных брюках. В первом случае женщину облепят ласковыми увещеваниями о необходимости забросить это неблагодарное занятие — защиту женских прав (негоже, когда сама Вечная Женственность становится поборницей эмансипации), но попробуют все‑таки выслушать — в каких бы то ни было целях — красивую женщину. Во втором — припечатают стигмой, величая «уродливой феминисткой». Что очень характерно. Ведь женщине, утратившей капитал красоты, недоступно самостоятельное высказывание — ее попросту не будут слушать. Женщину слушают, если она красива: только красота позволяет женщине говорить. Красивой женщине верят, что она высказывается по какому‑либо вопросу не из‑за охватившего ее отчаяния (по поводу неудач в личной жизни, конечно!), но потому, что амбициозна, например. При этом всегда можно отнять капитал у говорящей, окрестив ее «некрасивой» (каковой можно назвать любую). Тут же запускается механизм — и вот уже нет ее слов, и нет ее речи. Однако что бы женщина ни говорила, собеседник всегда смотрит на ее внешность, оценивает ее внешность и, уже в соответствие с ней, ее высказывания.

Недавно, зайдя в вагон метро на «Кузнецком Мосту» и оказавшись плечом к плечу с бритоголовым мускулистым парнем, я думала, разворачивая «Политическую историю феминизма» Валери Брайсон: ведь он сейчас смотрит с презрением на мои короткие волосы, намокшие под дождем, на синеватые круги под глазами, не замазанные тональным кремом, на мои ногти, которые я грызу, работая, на ужасную осанку под черной футболкой, надетой на голую грудь, на свободные брюки, которые буквально висят на тазовых костях после того, как я резко сбросила вес в депрессии, на массивные неженские ботинки, и на обложку книжки он презрительно смотрит, вчитываясь в название, думая наверняка, что и авторка книги, конечно, такая же непривлекательная особа… И я думала в свою очередь, не умея иначе: как бы хотелось сейчас оказаться в красивом платье, с линзами вместо очков, с яркими губами, свежей и не замученной — и с зонтиком… Тогда все выглядело бы по‑другому и его восприятие меня было бы другим! Красота позволила бы мне СКАЗАТЬ, пусть безмолвно, но высказаться, хотя бы дала мне шанс реабилитироваться — и реабилитировать — быть может(?)… разве что «быть может». «Конечно, раз она женщина, и женщина красивая, женщина во цвете лет, она скоро наскучит этим дурацким писанием и примется думать, положим, о леснике (а когда женщина думает о леснике, никого уже не возмущает думающая женщина). И она напишет записочку (а когда женщина пишет записочку, пишущая женщина никого не возмущает)…» (из «Орландо» Вирджинии Вулф). Ведь красивой женщине, в свою очередь, это не нужно, и «она скоро наскучит этим», преобразует свой капитал в капитал денежный посредством мужчины, «по‑женски» хорошо устроившись в жизни. Красота для женщин заменяет деньги: отсутствие морщин на лице как присутствие монет в кошельке.

Наоми Вульф

(продолжающийся вольный пересказ основных положений ее книги):

Женские журналы вроде бы говорят о женщинах, то есть их героинями становятся разные женщины — красивые и не очень. Однако, работая на рекламодателей, журналы активно создают у женщин ощущение неидеальности, собственной недостаточной компетентности: сначала как домохозяйки, затем как красавицы. Если высшей задачей женщины в середине ХХ века было содержать дом в порядке и в этом ей могли помочь продукты бытовой химии, электроника, посуда, мебель, то в конце ХХ века женщина должны иметь совершенную внешность, и для этого ей следует покупать товары индустрии красоты. Журналы представляют собой посредника между производителями товаров и женщинами, которые их покупают, и финансируются за счет производителей‑рекламодателей. Именно они контролируют содержимое женских журналов, наполняя его статьями, которые нужны по большей части для того, чтобы создать видимость нужности товаров.

Рекламодатели определяют не только то, что должно публиковаться в женских журналах, но и то, чего там не должно быть. Журналы лишались рекламодателей и их финансирования за то, что публиковали недостаточно накрашенных женщин, или хвалили красоту естественных седых волос, или демонстрировали на обложке вместо моделей женщин, отличавшихся достижениями, но не «красотой». Рекламодателям нужно, чтобы читатели считали плохими видимый возраст, или «лишний» вес, или лицо без косметики, потому что на ненависти женщин к своему телу держится многомиллионная индустрия.

Вульф описывает идеальный журнал, который представляет в позитивном свете моделей полных, невысокого роста, пожилых, или вообще обходится без моделей, изображая настоящих, обычных женщин. Он не пишет об экспресс‑диетах, не предлагает мантры ненависти к своему телу. В нем публикуют статьи, которые хвалят достоинства видимого возраста, полные любви фотоэссе о телах женщин всех форм и пропорций, с ласковым интересом изучаются изменения тела после беременности, родов и грудного вскармливания, предлагаются рецепты без приправы наказания и вины и печатаются соблазнительные изображения мужчин. Такой журнал разорится, потому что потеряет рекламодателей — и читателей. Женщины сами настолько погружены в «миф о красоте», что часто интернализируют его, не веря, что женские темы и вопросы могут быть интересны без приправы «красоты».